- Мария, мы вас ждем на берегу. - Деликатный Берг стоял на огромном камне над бочажком, отвернувшись, чтобы не смущать ее.
"Черт, сколько же он тут стоит, - подумала Маша, - ведь сверху видно все до дна, а я тут разлеглась в чем мама родила. Ну и пусть, - подумалось с неожиданной легкостью, - что он, голых девиц не видал, что ли, он же фотограф".
- Иду-иду, еще пять минут. - Она перевернулась, вспенив теплую воду руками.
Вернулись в лагерь раньше, чем рассчитывали. Маша мечтала только о том, чтобы залезть в спальник, - оказалось, чудесная вода обладает еще и свойствами снотворного. Но четкий Поляков развел костер, приготовил ужин, а после объявил, что ему надо подняться на сопку, проверить очередной прибор. Берг вызвался пойти с ним.
Маша сначала обрадовалась, что можно будет заснуть без зазрения совести. Но когда мужчины ушли, сон почему-то пропал.
Она послонялась вокруг палатки, прибрала посуду, разложенную на просушку. Потом решила пойти пособирать ягоды к чаю. Маша взяла отмытый поляковский котелок и пошла вдоль гати - за полкилометра до лагеря она еще по пути сюда приметила большие заросли малины.
Малины и впрямь было море. Крупные, чуть подвяленные солнцем ягоды были слаще конфет. Маша поела немного, а потом начала собирать в котелок, подвесив его на своей бандане на шею.
Она двигалась по периметру малиновых зарослей, не рискуя влезать в колючую глубину. Но и здесь малины было более чем достаточно, котелок быстро наполнялся.
Вдруг послышался сильный треск, словно в малиновых зарослях упало что-то большое. Маша остановилась. Ей вдруг стало страшно, как бывает только в детстве. Она оглянулась как будто сейчас в темную детскую должна зайти мама и все опять будет замечательно.
Треск повторился. Маша отчего-то на цыпочках пошла в обратную сторону, ближе к тропе. Она убыстряла шаг, но треск вдруг послышался прямо на ее пути. В предвечерних сумерках напротив заходящего солнца Маша увидела здоровенную квадратную фигуру. Ноги отнялись.
Темная фигура вдруг замотала здоровой круглой башкой, рявкнула и резко опала, уменьшившись ровно вдвое. Маша пыталась сделать хоть шаг, но ноги не слушались. "Медведь!" - словно кто-то произнес в голове.
- Мамочки, - прошептала Маша трясущимися губами. Она замерла, не в силах сделать ни одного движения, и крепко зажмурила глаза. Прошло несколько секунд.
Раздался сильный треск и рев. Маша открыла один глаз. Медведь как-то по-собачьи ломанул сквозь заросли прочь от нее, не выбирая дороги. Она быстро встала на четвереньки и тоже поползла к тропе, просыпая малину и не замечая, что давит ее ладонями и коленками.
"Медведь! Это же медведь! - в панике повторяла она про себя. - Малины тебе захотелось, дура набитая! Мамочка, только бы он не вернулся!" Как она добежала до палатки, Маша не помнила. Она очнулась, когда уже сидела внутри, застегнув клапан на все застежки и трясясь мелкой дрожью. Услышав голоса Полякова и Берга, она расплакалась, стараясь не всхлипывать слишком громко, но те все равно услышали. Их озадаченные физиономии всунулись в палатку одновременно.
Маша всхлипывала, растирая грязь и малину по щекам. С трудом они выволокли ее наружу и добились какого-то вразумительного отчета.
- Там… Медведь… Я малины хотела, а он… огромный, как сарай, как сарай, - отчего-то повторяла она, тряся головой и вновь переживая только что пережитый кошмар.
- Ну, осенью он, конечно, сытый, человека не тронет, - рассудительно втолковывал ей Поляков, - но вы уж впредь без нас никуда не ходите, если что, лады?
- Хор-рошо. - Маша судорожно кивала и тряслась, пока Поляков не заставил ее выпить несколько глотков из фляжки с какой-то настойкой.
Берг сочувственно качал головой и даже сморщился, точно как Маша, от выпитого. Настойка была отвратительной на вкус, наверняка на самогоне, но она неожиданно успокоилась и заснула. И спала без сновидений.
Утром Поляков развел костер, молча сварил пшенной каши на сгущенке. Потом велел собирать лагерь.
- Мы дойдем до серных отложений, посмотрите - это верстах в пяти отсюда, там еще теплые источники есть, искупаетесь, а я вас обоих ненадолго там оставлю, сбегаю на точку за перевалом. А потом тронемся в обратный путь, лады? - предложил он, искоса поглядывая на Машу.
- Да-да, конечно, - с готовностью заулыбался Берг.
Маша только кивнула, ей было неловко и за вчерашнюю истерику, и за трусость, которая, как оказалось, была смешной, раз медведи в эту пору не опасны. Ей казалось, что мужчины, особенно Поляков, в душе смеются над ней - навязалась трусиха на их голову, приходится ее опекать да охранять.
Они широкой дугой через распадок и склоны сопок обошли серную речку, над которой все так же стояли клубы горячего пара. Через пару часов вышли к каменистому плато, через которое бежали многочисленные ручьи, резко пахнущие все тем же сероводородом. Под невысокими скалами ярко выделялись лимонно-желтые отложения серы. Берг опять схватился за свои камеры. Поляков, натаскав немного хворосту и выложив часть вещей из рюкзака скрылся в невысоком леске выше по склону сопки, помахав им на прощание рукой.
Солнце припекало совсем по-летнему. Маша посидела на теплых камешках, потом стала складывать костерок - хотелось чаю. Попили чаю с галетами. Потом решили прогуляться немного, разведать окрестности. Маша пошла налегке, взяла только пакет на тот случай, если попадутся ягоды. "Только бы еще раз на медведя не нарваться, я же свихнусь совсем", - со стыдом и страхом думала она.
Сухая тропинка вывела их в прозрачный лесок, потом пошла вниз. Слева высилась симметричная громада вулкана, за вершину которого зацепилось легкое облачко. В траве шуршали и звенели какие-то насекомые, солнце отражалось от капель воды, которая еще не высохла в зеленой глубине.
За поворотом взгляду открылась совсем нормальная - не искривленная, не скорченная - береза. На ней красивыми гирляндами повисла актинидия, усыпанная спелыми янтарными ягодами. Берг тут же скинул рюкзак и ни слова не говоря ринулся к ней - снимать крупный план, на ходу меняя оптику. Маша отошла к кустам дикой смородины напротив - ягоды с нее уже почти совсем осыпались, но несколько темно-красных веточек еще были видны в глубине.
- Менш! - услышала она отчаянный вскрик Берга.
Маша резко обернулась и не сразу поняла, что произошло: Берг прямо на глазах уменьшался в росте, отчаянно размахивая руками. Камеру он отшвырнул от себя, она покатилась по тропе, сверкая линзой.
- Андреас, что? - сипло крикнула она. И уже понимала: Берг куда-то проваливается. Она рванулась подбежать, но он свирепо крикнул что-то по-немецки. Как ни странно, она поняла: нельзя, опасно! И все равно подбежала совсем близко к глинистой ложбинке, такой же, какую они уже видели два дня назад.
Фумарола! - мелькнуло в голове странное слово. По всей видимости, Берг угодил именно в такой грязевой нарыв на склоне вулкана.
Маша заметалась, хватаясь то за ветки кустарника, то за высокую траву - чем удержать, чем помочь? Берг провалился уже почти по пояс, тяжело ворочаясь в грязи и пытаясь дотянуться до твердых "берегов". Но сухая с виду поверхность предательски крошилась, и из-под хрупкой корки выбивался пар и ползла все та же жидкая грязь, засасывая и руки…
Маша наконец сообразила; быстро, не глядя, вытряхнула из Бергова рюкзака все содержимое, затянула упругую тесьму на его широком горле и, подбежав к барахтающемуся в глине Андреасу, бросила рюкзак так, чтобы вытянутая алюминиевая рама обоими концами оказалась на твердой, поросшей жидкой травкой почве.
Берг, рванувшись всем телом, обеими руками вцепился в раму - она чуть прогнулась, но осталась на поверхности.
- Маша, топор! - прохрипел Берг.
Маша, которой казалось, что она все делает страшно медленно, подскочила к разбросанным Берговым вещам - среди них действительно был топорик с затейливым пластиковым чехлом на лезвии. Кое-как содрав чехол, она заметалась в поисках дерева, которое могла бы срубить.
"Кусты не в счет - они не выдержат его веса, - пыталась успокоить себя простой логикой Маша. - Так, вон в десяти метрах кедрач, но мне его не перерубить, не добраться до стволов. Ага, вон рябина, у нее и стволик потолще, и сама она повыше". Поминутно оглядываясь - Берг обессиленно висел на раме рюкзака, опустив голову, заляпанную грязью, - Маша подбежала к рябине и стала суматошно колотить по ней.
Топорик оскальзывался по гладкому коричневому стволу, один раз она чуть не рубанула по собственной ноге. Остановилась, перевела дух, скомандовала себе: "Так, ну-ка, успокойся, не мельтеши!" Прицелившись, сразу глубоко вонзила топор, потом еще и еще раз. Вспомнила, что надо подрубить клин, потом рубить с другой стороны и повыше - видела же профессиональные соревнования лесорубов!
С пятого раза размочаленный клинышек удалось выбить, она зашла с другой стороны и принялась четко, почти не промазывая, рубить отсюда. Пот заливал глаза, волосы прилипли ко лбу, во рту было сухо и горько, но она не позволяла себе передохнуть и даже не смотрела, как там Берг…
Ей показалось, что она рубила ствол толщиной с пластиковую бутылку не меньше часа. Рябина жалобно крякнула и стала валиться. Пока она страшно медленно падала, Маша успела взглянуть на часы - прошло десять минут. Она вцепилась в упавший ствол, дергала и крутила его, пока не вытащила на тропинку, потянула за собой.
У глиняной лужи развернула рябину и постаралась уложить ее параллельно рюкзаку, чтобы под руками у Андреаса оказался именно ствол. Он перехватил его руками, стал вытягивать себя из трясины, но ничего не получалось. Тогда Маша подхватила вершину, развернула ее вдоль тропы и стала тоже тянуть изо всех сил.