Марси неуверенно улыбнулась им всем, потом взяла свое пальто и ключи.
- Раз вы здесь, я могу попрощаться.
- Я провожу тебя до машины.
- Ни к чему, Лаки, - сказала она, поспешно отворачиваясь, чтобы самой открыть дверь. Она не хотела показывать им свои слезы. - Я зайду позже - узнать, как он. До свидания.
То, что было мокрым снегом в ста милях к западу, в восточном Техасе обернулось холодным, мерзким, хлестким от ветра дождем. Марси осторожно вела машину: капли дождя на ветровом стекле и ее собственные слезы делали дорогу почти невидимой.
Когда поздно вечером того же дня кто-то постучал в его дверь, Чейз разразился долгими проклятиями. После того, как его квартиру вытерли, пропылесосили, вымыли, вычистили и обработали дезинфектантом, она наконец стала чистой, пустой и молчаливой. Оказавшись наедине с самим собой и неотступной болью в ребрах, он доедал обед в благословенной тишине.
Он подумал было, что не станет отзываться на стук. Пришедший, кто бы он ни был, может подумать, что Чейз спит, и уйдет. Однако в слабой надежде, что это может оказаться Лаки, тайком притащивший ему что-нибудь покрепче чая или кофе, он поднялся из-за стойки бара и прошлепал босыми ногами к двери.
На пороге стояла Марси с букетом цветов. Насколько он мог вспомнить, он еще никогда не видел ее в джинсах. Ее ноги казались в них длинными и стройными - какие, оказывается, у нее великолепные ляжки.
Под коротким стеганым жакетом из джинсовой ткани была надета футболка, украшенная брызгами металлизированной краски, но все равно это была футболка - нечто весьма далекое от деловых костюмов, в которые она обычно одевалась.
И волосы она тоже распустила. Вместо аккуратно пригнанного пучка, который был у нее утром, по плечам ее рассыпались локоны цвета темного пламени. Они были усеяны каплями дождя, которые переливались, как осколки бриллиантов, в ярком свете фонаря на крыльце. Ему не особенно нравились рыжие волосы, но он заметил, что волосы Марси казались сегодня вечером мягкими и красивыми.
Почти единственной знакомой деталью были очки. Почти все годы в школе Гусенок Джонс носила очки. Теперь ему пришло в голову, что два года назад, когда они снова встретились в его кабинете незадолго до того, как отправились с Таней смотреть злополучный дом, - в день, когда Таня погибла, Марси, по-видимому, была в контактных линзах.
- На улице холодно, - сказала она.
- Ох, извини!
Шаркая, он отодвинулся в сторону, и она проскользнула мимо него в дом.
- Ты один?
- К счастью.
Закрыв дверь, он повернулся к ней. Ее глаза обес-покоенно скользнули по нему, и ему захотелось улыбнуться. Чтобы сделать матери приятное, он принял ванну, побрился и вымыл голову. Но он не стал одеваться и по-прежнему был только в купальном халате.
Старая дева вроде Марси, наверное, не привыкла разговаривать с босыми, голоногими и гологрудыми мужиками, хотя она не потеряла самообладания, когда он в больнице встал с кровати в одной только повязке.
Однако больничная палата - это безопасное, некомпрометирующее окружение, в отличие от принадлежащей мужчине квартиры. Чейз почувствовал ее неловкость и решил, что так ей и надо, раз она вперлась туда, куда ее не звали.
- Это тебе, - и она протянула ему живописный букет.
- Цветы?
- Это что, роняет мужское достоинство? - раздраженно спросила она.
- Дело не в этом. Они напоминают мне о похоронах. - Он положил букет на кофейный столик, который Девон сегодня днем отполировала до зеркального блеска. - Спасибо за то, что ты подумала о цветах, но я предпочел бы бутылку виски. Все равно, какого сорта.
Она покачала головой.
- Пока ты принимаешь болеутоляющее - нет.
- Эти пилюли не снимают боль.
- Если у тебя в груди болит настолько сильно, то, может быть, тебе следует обратиться здесь в "Скорую помощь", чтобы тебя положили в больницу?
- Я не об этой боли говорил, - пробормотал он, отворачиваясь и направляясь к бару, где остался его обед. - Хочешь?
- Чили? - Она с отвращением уставилась в плошку с жирным мясом, тушенным по-техасски, с острым красным перцем. - А что случилось с куриной лапшой, которую приготовила тебе твоя мать?
- Я ел ее на ленч, но второй раз подряд она мне в глотку не полезет.
- Я купила сегодня консервированное чили, считая, что через пару дней это будет удобной едой. Но такая острая пища сейчас, наверное, совсем не то, что тебе нужно.
- Не нуди насчет того, что я ем.
Он опустился на табуретку и отправил в рот еще одну ложку. Подняв голову, он кивнул в сторону другой табуретки, приглашая ее сесть. Она сбросила жакет и села.
Очистив плошку до дна, он оттолкнул ее от себя. Марси встала и отнесла ее в мойку. Там она тщательно ополоснула ее и поставила в посудомоечную машину рядом с кастрюлькой, в которой он грел мясо. Потом вернулась к кофейному столику, взяла цветы и поставила их в высокий стакан, который поместила на стойку бара прямо перед ним.
- Нет смысла обрекать их на преждевременную смерть только из-за того, что ты идиот, - сказала она, снова устраиваясь на табуретке.
Он нахально хмыкнул:
- Пропадаешь зазря, Марси. Из тебя вышла бы чудесная женушка. Ты такая… - Он замолчал и всмотрелся в нее попристальнее. - Что у тебя с глазами?
- Что ты имеешь в виду?
- Они покраснели. Ты плакала?
- Плакала? Конечно, нет. Меня что-то линзы стали беспокоить. Пришлось их вынуть.
- Линзы… Пока я не увидел тебя в очках, я и не подумал, что ты теперь носишь контактные линзы. Твоя внешность очень изменилась по сравнению со школой.
- Несколько двусмысленный комплимент, но все равно - спасибо.
Он перевел взгляд на ее грудь.
- Ты больше не плоскогрудая.
- Все равно ничего примечательного. Не то что у твоей возлюбленной.
Лицо его напряглось.
- Возлюбленной?
- Та, вчерашняя дама…
Он успокоился.
- А… У нее сиськи что надо, гм?
Марси выставила руки перед собой:
- Вот досюда. Ты что, не помнишь?
- Нет. Ни единой черты.
- Ты не помнишь серебряные волосы и пронзительно алые ногти?
- Не-а! - Глядя ей прямо в глаза, он добавил: - Она была просто удобная шлюшка.
Марси хладнокровно сложила перед собой руки на стойке бара. Не отводя взгляда, она наклонилась поближе к нему.
- Послушай, Чейз, давай я избавлю тебя от усилий, которые ты тратишь, чтобы меня оскорбить. Не существует такого оскорбления, которого я не слышала бы, начиная с того, что меня звали Четырехглазой Куриной Ножкой, и Гусенком, и Рыжиком… Так что ты можешь вести себя как подонок, когда я приношу тебе цветы, и это меня не оскорбляет. Что до непристойностей, то я работала вместе с мужиками и рядом с мужиками с тех пор, как окончила колледж. На любую неприличную шутку, которую ты только можешь придумать, я могу ответить еще более неприличной. Я знаю все слова, которые пишут в сортирах. Ты не можешь сказать ничего, что бы меня возмутило или шокировало… Я понимаю, что твоя потенция не умерла вместе с твоей женой, хотя тебе этого, быть может, и хотелось бы. У тебя есть физические потребности, которые ты удовлетворяешь с теми бабами, которые оказываются в данный момент под рукой. Я тебя за это не хвалю и не осуждаю. Сексуальность - это естественное человеческое качество. Каждый из нас распоряжается им по-своему. Нет, меня ставит в тупик не твое поведение, а поведение тех женщин, которые позволяют тебе пользоваться ими. Вокруг тебя люди, которые беспокоятся о тебе, а ты упорно отвергаешь их и злоупотребляешь их озабоченностью. Но я не позволю тебе так поступать по отношению ко мне. У меня есть более подходящие и намного более приятные способы проводить время.
Она встала, потянулась за жакетом и надела его.
- Ты, наверное, слишком туп, чтобы понять, что самое лучшее, что с тобой случилось, - это бык по кличке Эльдорадо. Жалко только, что он не дал тебе хорошего пинка в башку. Может, он вбил бы тебе туда немного здравого смысла.
Она направилась к двери, но не смогла отойти дальше, чем позволила ей длина его руки. Он поймал ее за полу жакета и удержал.
- Извини, пожалуйста, останься ненадолго!
Повернувшись, она бросила на него возмущенный взгляд:
- Чтобы ты смог еще раз проехаться насчет моего незамужнего положения? Чтобы ты мог попытаться шокировать меня вульгарностями?
- Нет. Чтобы я не был таким чертовски одиноким!..
Чейз не знал, почему он с ней так неприкрыто честен. Может быть, потому, что она была так же честна относительно самой себя. В глазах всех остальных людей она была добившейся успеха привлекательной женщиной. Однако, когда она смотрела в зеркало, она видела там высокого худого очкарика с волосами цвета морковки и накладками на зубах.
- Пожалуйста, Марси…
Она для виду поупиралась, когда он потянул ее за руку, но в конце концов смягчилась и снова вернулась на свою табуретку. Марси высоко держала голову, но после того, как их пристальный взгляд в глаза друг другу растянулся на долгие секунды, нижняя губа ее начала подрагивать.
- Ты все-таки винишь меня в смерти Тани, да?
Он поймал обе ее руки и сжал их между своими ладонями.
- Нет, - ответил он со спокойной настойчивостью. - Нет. Я никогда не хотел, чтобы у тебя создалось такое впечатление. Мне жаль, если оно все же появилось.
- Когда ты пришел ко мне в больницу наутро после аварии, я спросила тебя, не винишь ли ты меня. Помнишь?