– Почему?
– Потому что, моя дорогая Лили, за последние десять лет я выкарабкался сам и вывел свою организацию из всего, что является незаконным. Мне нечего бояться.
– А как насчет кровати, заваленной деньгами? – бросаю я вызов.
– Откупные деньги.
Я хмурюсь.
– Ты не должен собирать откупные деньги.
– Это правда, сами деньги мне не нужны. И это один из последних бастионов организации, от которого я хочу отказаться, но это означает, что мне придется отказаться от "Эдема" и клубов Доминика и других гораздо более опасных способов наемного рэкета.
– Понятно, – но на самом деле мне ничего не понятно.
– Я не являюсь наркодилером, Лил.
– А что должно прийти шестнадцатого числа?
Он вздыхает.
– Контрабанда. Она не только поставляется шестнадцатого, а приходит все время. Я не верю, что налог должен составлять восемьдесят два процента от цены. Я ощущаю себя настоящим, современным Робин Гудом, когда продаю пачку сигарет или бутылку виски за настоящую цену.
– Но, когда мы впервые встретились ты сказал мне, что ты гангстер.
Он отрицательно качает головой.
– Это ты хотела верить, что я гангстер. Я просто не стал разуверять тебя.
– Шейн сказал мне, что ты хотел стать ветеринаром.
– Да. Давным-давно, когда мне казалось, что я могу разговаривать с животными, и они отвечали мне.
Я накрываю его руку своей и рассказываю ему историю про ворон, пока я веду свой рассказ, гнев уходит из его взгляда. Его глаза светятся теплом и наполнены какими-то сильными эмоциями.
– Моя бабушка до сих пор хранит все те блестящие предметы в коробке, – в конце говорю я.
Я вижу, как поблескивают слезы у него в глазах.
– Что? – спрашиваю я.
Он качает головой и долгое время просто смотрит на меня с выражением, которого я никогда не видела прежде. Я не рискую определить на что оно похоже. Если это чувство, о котором я думаю, тогда оно проявится со временем. Я не буду даже пытаться отгадать его. Для меня это будет слишком страшно при моем ранимом эмоциональном состояние.
– Иногда я даже не знаю, что мне делать с тобой, Лил. Мне бы хотелось встретиться с твоей бабушкой.
– Именно так она и сказала, – отвечаю я с улыбкой.
Он улыбается в ответ.
– Давай, попробуем отвезти тебя домой.
– Прости, я совсем забыла поинтересоваться. Тебе удалось решить проблему с мамой?
– Неа.
– Правда?
– Спроси меня почему.
Я прикусываю нижнюю губу.
– Почему?
– Потому что во время молитвы у нее было видение. Она увидела меня всего в крови, которая хлестала у меня из груди, а ты стояла рядом со мной. Ты стала причиной моей смерти.
Я в упор смотрю на него пребывая в полном шоке. Сама идея настолько чудовищна, тем, что открывает самые ужасные перспективы. Его слова, словно жуткое цунами накатывают на меня, накрывая целиком. Пена и ложь обрушиваются на меня, из-за возникшей паники внутри себя, я пытаюсь глотнуть глоток воздуха, который с яростью устремляется в легкие, но они скованы льдом, как и мое сердце.
– Я не хочу причинять тебе боль, никогда, – шепчу я.
Его глаза вдруг смягчаются.
– Я знаю, – тихо говорит он.
– Я собираюсь завтра пойти на работу. Мне нужно сообщить им, что меня разоблачили, и мне следует прекратить занимать этим делом. На самом деле, мне перво-наперво стоит сказать им, что нет никакого дела. Джек Иден не является крупным авторитетом среди наркодилеров.
Ах, моя бедная заблудшая овечка. Ты сбилась с пути и забрела в логово волков?
8. Лили
На следующее утро Джейк целует меня нежно в лоб.
– Ты абсолютно уверена, что не хочешь это сделать через адвоката? Мне всего лишь стоит набрать номер, и ты никогда больше не увидишь никого из них.
– Я не боюсь, Джек. Я хочу сама это сделать.
– Ладно, но что бы ни случилось, никогда не забывай, я здесь, чтобы поддержать тебя, – бормочет он. Его глаза смотрят напряженно и в них просто бушует буря.
– Мне кажется, что я вроде бы уже знаю, что произойдет. Они скорее всего наложат на меня самое строгое дисциплинарное взыскание, – тихо говорю я.
– Позвони мне, когда закончится встреча, хорошо?
– Хорошо.
Я тщательно подбираю наряд – длинную черную юбку, рубашку в бело-серую полоску и серый пиджак. Я собираю волосы в строгий короткий хвост и встаю перед зеркалом, которое говорит мне: "Замаскированная шлюха". Я накладываю бледную помаду и направляюсь на встречу с сержантом-детективом Миллсом.
Сидя в такси, понимаю, что не испытываю никакой эмоциональной привязанности к своей работе и даже не рассматриваю возможности остаться в полиции. Я совершенно не испытываю страха по поводу дисциплинарного взыскания, наказания или даже увольнения. Я опускаю взгляд на руки, которые лежат расслабленно на сумочке. Я однозначно спокойно захожу в здание, поднимаюсь по лестнице, иду по знакомому коридору, подхожу к двойной двери, и внезапно вспоминаю первый приход сюда. Я так нервничала тогда и очень хотела получить такое задание, словно оно было самой главной вещью в моей жизни. Я улыбаюсь от этих воспоминаний. Да, я изменилась.
Я по-прежнему спокойно открываю двери, как обычно, стайка мачо собралась вокруг стола, радуя друг друга рассказами о своих подвигах, но среди них я не вижу Робина.
– Как дела, Стром? – спрашивает один из них.
– Не плохо, – говорю я, понимая, что менее чем через час все они узнают о моем провале. Но дело в том, что мне плевать. Пусть смеются. Я смотрю на часы, кажется, я пришла вовремя. Я стучу в дверь детектива-сержанта Миллса, он лает в ответ "войдите".
Я закрываю за собой дверь, войдя в его кабинет.
– Присаживайся, – приглашает он.
– Я так понимаю, Робин сказал, что меня разоблачили, – говорю я, садясь напротив него.
– Да, ты понимаешь правильно, – он замолкает, не желая больше ничего говорить, а ждет, когда я сама "расколюсь".
– Я не сообщала ему, что являюсь офицером полиции и работаю под прикрытием. Он догадался…
– Как?
– Он сказал, что я слишком чистая и слишком невинная, чтобы быть беглянкой.
Миллс фыркает.
– Робин, наверное, также сообщил вам, что мы поженились.
Он кивает.
– Он не сказал мне почему.
– Джек сказал, что женился на мне, потому что никто теперь не сможет заставить меня свидетельствовать против него.
– Точно, это имеет определенный смысл. Ты влюбилась в него?
– Да.
– Он тоже влюблен в тебя?
– Я не знаю. Он не говорил мне этого.
– Но он испытывает сильные чувства.
Я прикусываю губу.
– Да. Да, испытывает, но дело в том, сэр, я уверена, что мы пытаемся взять не того парня.
– И с чего же такое заключение? – растягивает он слова.
– Джек Иден не наркодилер. Я ни разу не видела, чтобы кто-нибудь употреблял наркотики в клубе, и не видела никакой похожей сделки, связанной с поставкой наркотиков. Единственное, что ему присуще – это всего лишь безобидная контрабанда.
Брови сержанта-детектива Миллса взлетают вверх, и я тут же осознаю, что мне скорее всего не стоило использовать слово "безобидное", которое отчетливо показывает мою преданность Джеку.
– Контрабанда считается незаконной и может привести к судимости и тюремному заключению тех, кто занимается ею, – говорит он с сарказмом.
– Мне казалось, мы занимаемся большими криминальными авторитетами, – говорю я, надеясь увести его подальше от своей оплошности.
– Джек Иден и является большим авторитетом.
– Он не является им, – страстно протестую я.
В его холодных, амбициозных глазах появляются искры веселья.
– На чем основано твое суждение?
– Он мне так сказал, – Ой, я опять не так выразилась.
– И ты поверила ему? – Он недоверчиво качает головой. – А чего еще ты от него ожидала? Чтобы он сказал тебе правду, зная, что ты полицейский под прикрытием?
Я расстроенно смотрю на него.
– Боюсь, Стром, ты нарушила самое главное правило тайного агента, – его голос на удивление звучит совершенно спокойно. – Ты стала испытывать чувства к своей цели, а как только ты стала испытывать сильные чувства, тобой стало легко манипулировать.
Я молчу, потому что ощущаю, что что-то происходит – он играет со мной. Самое удивительное, что он не злится на то, что я облажалась со своим заданием, переспав с целью. Вдруг у меня ненароком мелькает мысль: "А что, если он сам хотел меня?" Я была выбрана исключительно за свою внешность. Он поставил меня перед Джеком, в качестве приманки, чтобы поймать его на крючок! С удивлением, смешанным с шоком, я наблюдаю, как он откидывается на спинку кресла, и его лицо определенно выражает самодовольство.
– Когда ты говоришь "безобидная контрабанда", ты знаешь, что он ввозит в страну?
– Я предполагаю в основном сигареты и алкоголь, – осторожно отвечаю я.
Он пристально смотрит на меня.
– Уверена, что в контрабанду не входит эвфемизм для кокаина, героина, а также торговля людьми?
Я смотрю на него глазами, наполненными ужасом. Он хочет, чтобы я продолжила работу офицером под прикрытием! Похоже, все будет не так легко, как я думала: "Ты уже не беспристрастна, твое прикрытие раскрыто, и ты впала в романтические отношения, Стром!" Зачем Миллс собирается продолжать операцию, учитывая тот факт, что сам агент оказался настолько хреновым?