Мальчик посмотрел на меня и улыбаясь прокричал:
– Я вернусь, я вернусь очень скоро, мамочка, ты только жди меня вместе с папой, хорошо?
И он исчез, скрылся под водой. Я в ужасе заорала, как ненормальная:
– Егорка! Егорушкааааа! Егор!
Кто-то трусил меня, трусил сильно, так что голова разболелась, я приоткрыла глаза, и словно все расплылось, как в тумане. Чья-то рука легла на мой лоб.
– Да она горит вся. Похоже, бредит. Тут температура точно под сорок.
Я узнала голос Светочки, а потом услышала Чернышева, он тоже приложил руку к моему лбу.
– Кипяток. Значит так, ты дуй в аптеку, а я сейчас врача знакомого позову.
– Может скорую?
– Иди-иди за аспирином, и градусник купи.
Мне под голову подсунули подушку и заботливо прикрыли одеялом. Я уже не могла пошевелиться, мне было тепло и хорошо, хоть и зуб на зуб не попадал. Я слышала голос Артура, как он кому-то звонит, называет адрес офиса, но глаза открыть не могла. Потом почувствовала, что он придвинул стул к тахте и сел рядом. Что-то прохладное коснулось моей руки, и я поняла, что это он меня трогает. Отнять сил не было. Артур гладил мою ладонь, нежно прикасаясь шершавыми пальцами.
– Заболела, маленькая, простудилась. Сейчас врач приедет, и Светка лекарства принесет. Все будет хорошо. Ты поспи, а я тут с тобой посижу.
Вроде и его голос и не его. У Артура никогда не было этого странного тона. Что-то новое появилось в интонации, другое. Будто заботится обо мне. Может, я все еще сплю? Его пальцы гладили мои волосы, щеки и я начала снова погружаться в сон. Из приятного забытья меня вырвал чужой голос:
– Так, Инга, просыпайтесь. Открываем глазки и смотрим на меня.
Я с трудом разлепила тяжелые веки и словно в тумане увидела пожилого седого человека, склонившегося ко мне. Он сунул мне в рот градусник, заставил приподнять блузку и принялся прослушивать меня холодным фонендоскопом. Я вся дрожала, меня лихорадило, подбрасывало, кашель появился – сухой, неприятный.
– Курим?
Я кивнула, присмотрелась и увидела Артура, он стоял у окна, отвернулся, пока врач осмотр проводил. Запищал градусник.
– Тридцать девять и восемь. Значит так – у вас бронхит. В самом разгаре. Подхватили видно несколько дней назад, а после того, как вчера промокли, начался кризис. Дыхание мне ваше не нравится. Жесткое дыхание, может перетечь в бронхопневмонию. Поэтому я назначу вам антибиотики, обильное питье, постельный режим. Есть кому за вами ухаживать?
Я отрицательно качнула головой и тут же услышала голос Артура:
– Есть. Вы лекарства выпишите, а ухаживать будем обязательно.
– Тут уколы надо поделать, антибиотик лучше внутривенно вливать. Могу к вам Соню прислать. Адрес скажите – она каждый день ездить будет.
Я снова легла на подушку, у меня не было сил сопротивляться, отвечать им. Пусть только оставят меня в покое.
– Вы мне ее телефон лучше дайте – я сам с ней договорюсь.
Доктор пожелал мне скорейшего выздоровления и ушел.
Проводив его, Артур подошел ко мне и подал руку:
– Поехали.
Я тяжело вздохнула. Как же легко пользоваться ситуацией, когда я так беспомощна.
– Куда?
– Домой отвезу, – сказал он.
– Я сама доберусь.
– На чем? Твою машину вчера забрали в ремонт.
– На такси, – устало ответила я, потянулась за сумочкой и вдруг вспомнила про переговоры.
– Черт, этот Вильямс звонил?
– Звонил. Я сам сделку закрыл на твоих условиях. Поехали. Я не съем тебя. Потом ненавидеть будешь. Выздоровеешь – и ненавидь сколько душе угодно.
Как же он изменился, словно другой человек, и нет сил анализировать, нет сил искать подвох. Я устала, мне плохо и я хочу спать.
В машине я все же заснула, я уже не могла пошевелить ни руками, ни ногами. Меня бросало то в жар, то в холод. Подбрасывало на сидении. По лицу катились ручейки пота. Артур поднял меня на руки и куда-то понес. Наверное, в дом. Машинально я склонила голову ему на грудь и, слушая биение его сердца, снова отрубилась.
Ночью мне было плохо совсем, я металась на постели. Сбрасывая одеяло. Кто-то заботливо укрывал меня снова, клал холодные компрессы мне на лоб, подносил воду к моим пересохшим губам. Все как в тумане, как во сне.
Я проснулась днем. Тело уже не ломило, но чувствовалась слабость. Открыла глаза и вдруг подскочила на постели. Голова предательски закружилась. Я не дома. Постепенно я начала узнавать окружающую обстановку и вдруг все поняла, а когда осознала полностью, вскочила с кровати, завернулась в простыню и пошатываясь пошла на, уже так хорошо знакомую мне, кухню. Там позвякивали чашки, и пищал чайник.
– Ты что творишь, Чернышев? Ты какого черта притащил меня к себе на дачу?
Он обернулся и самодовольно улыбнулся. Нет, он улыбается мать его так? Это издевательство?
– Проснулась. Ты с постели зачем встала?
– Я о чем тебя спросила? Какого черта ты делаешь?
Артур отвернулся к плите, деловито переворачивая яичницу.
– Завтрак делаю.
Я вернулась в спальню, принялась лихорадочно искать свои вещи, но ничего не нашла, даже лифчика.
– Я их спрятал, и ты отсюда не уйдешь, пока температура не спадет. Для всех мы в командировке. Светка молчать будет.
Артур стоял в дверях и по-прежнему улыбался. Может заехать ему по наглой роже? Он что себе позволяет?
Я истерически засмеялась.
– Ты все продумал, да? Все решил? Как всегда? Ты думаешь, все так просто? Ты поухаживаешь за мной, завтраком покормишь, и все уладится?
Улыбка с его лица исчезла. А я снова зашлась в приступе кашля.
– Не кричи. Тебе нельзя.
– Где мои сигареты? – рявкнула я.
– Врач запретил курить, я их выкинул.
– Ты что оборзел совсем?
– Точно. Совсем.
Я завернулась поплотнее в простыню и пошла к двери, Артур резко выставил руку вперед и загородил проход. С того момента, как он узнал, кто я, все изменилось: и его отношение ко мне тоже, только теперь я его не понимала, я очень не любила чего-то не понимать и не предвидеть заранее. Меня это сильно нервировало, и я начинала чувствовать себя беспомощной.
– Куда?
– Такси ловить.
– В таком виде?
– Быстрее поймаю.
Я попыталась пройти, но он не дал.
– Отпусти. По-хорошему прошу, – процедила я сквозь зубы.
Артур усмехнулся, глаза угрожающе блеснули:
– А то что?
– Кричать буду, пусти, я сказала, – я ударила его по руке – все равно что бить по стволу дерева, он не шелохнулся.
– Кричи.
Я набросилась на него с кулаками, стараясь проскользнуть, протиснуться между ним и дверью, но он одной рукой удерживал меня, а другой дверь. Стоял как скала. От чрезмерной физической нагрузки у меня закружилась голова, и я повисла на его руке как тряпка. Артур подхватил меня за талию и понес в спальню.
– Скотина, – прохрипела я.
– Верно, я скотина, а ты сейчас ляжешь в постель. Через полчаса Соня укол приедет делать.
Артур уложил меня на кровать и насильно закутал в одеяло, словно в кокон вместе с простыней.
– Ты можешь кричать, драться, ругаться, но ты отсюда не выйдешь. Поэтому смирись и наслаждайся жизнью, Инга.
– Я не Инга! – Выкрикнула злобно, словно выплюнула.
– Знаю, но ты уже и не Васька. Я еще не решил, как тебя называть.
Он издевается, просто надумал отплатить мне за все, что я сделала. Точно, он будет мне мстить. Здесь я в его власти, нас никто не будет искать и он может делать со мной все что угодно.
– Пока что будешь – маленькая, раз ни Инга, ни Василиса тебя не устраивает.
Мне захотелось запустить в него чем-то тяжелым, но в этот момент он сказал нечто такое, от чего у меня все внутри задрожало.
– Я сделал яичницу, глазунью с колбасой. Как ты любишь и сладкий чай с малиной, три ложки сахара. Всегда удивлялся, как у тебя до сих пор попа не слиплась.
Ушел, а я так и осталась смотреть ему вслед. Это что он только что сказал? Нет, мне не послышалось? Да, я любила яичницу глазунью, я обожала чай с малиной, очень сладкий чай. Но это было в другой жизни, когда я еще не сидела на всяких здоровых диетах и не заботилась о фигуре. Это было восемь лет назад. Когда я жила с ним и по выходным Артур кормил меня завтраком. Не забыл. Не забыл, черт его раздери, а говорил, что не помнил, как я выгляжу. Почему это упоминание вызвало странное чувство ностальгии и тоски. Тоски по нему, по той любви. Я тогда была счастлива. Это были самые лучшие дни в моей жизни. Слезы навернулись мне на глаза.
Артур вернулся с подносом в руках, и я отвернулась к стене, не хотела, чтобы он заметил, как блестят мои глаза.
– Плачешь?
– С чего бы это? – огрызнулась я.
Он поставил поднос на столик.
– Зачем? – спросила я уже спокойней.
– Так, вспомнилось. Старые добрые времена.
Он посмотрел мне в глаза, и я снова отвернулась. Меня не нужно жалеть и вину свою он этим никогда не загладит. Во мне закипала злость, при том стремительно, как цунами.
– Поешь. Если что надо – зови. Я в зале.
Я швырнула поднос ему в след и истерически заорала:
– Зачем тебе это все? Зачем? Хочешь заделаться хорошим? Так со мной не получится! Я насквозь тебя вижу! Хочешь, чтобы акции вернула? В чем подвох, Артур?