Голос ее поднялся до такой высокой ноты, что в ушах, где еще слышалось эхо пощечины, зазвенело вдвойне. Хорошо, что хрустальный графин с драгоценным виски перекочевал отсюда в другое место, иначе ему грозило бы разлететься на тысячу осколков.
- Теперь мне ясно, почему ты ничего не сказал о картине! Потому что в твоих глазах я… я… пособница!!!
- Ничего такого я не думал… ну, может, думал поначалу, но недолго. Только до тех пор, пока не узнал тебя лучше.
- То есть пока мы не легли в постель?!
Теперь она стала бледной как полотно, трудно сказать - от шока, обиды, последствий сотрясения или от всего сразу. Он заставил себя вопреки негодованию сохранять ровный тон.
- Ты ко мне несправедлива. Все не так, как ты думаешь.
Теперь, когда главное высказано, можно довершить рассказ. Алекс уже миновала точку белого каления и в своем ослабленном состоянии вряд ли снова ее достигнет. Она могла даже и успокоиться, а успокоившись, помочь ему в поисках.
- Я, в самом деле приехал работать над книгой. Я говорю чистую правду, но не только. Ты уже знаешь, что я еще и разыскиваю похищенные ценности, в основном живопись. У меня свои источники информации. Из одного такого источника мне стало известно, что твой дедушка последним общался с владельцем утраченного пейзажа.
Алекс посмотрела на него взглядом, полным неудовольствия. Брови ее сдвинулись, но она, без сомнения, слушала.
- Его владелец - француз, некий Луи Вендом. Когда-нибудь слышала о нем?
Она отрицательно (и с большим пренебрежением лично к Дункану) покачала головой.
- То есть дедушка ни разу не упоминал его имени?
На сей раз, она не снизошла даже до отрицания, а на него посмотрела опять-таки как на навозного жука - он теперь ощущал себя в навозе с ног до головы.
- Они знали друг друга еще до оккупации Франции фашистами, - продолжал Дункан.
Губы Алекс дрогнули, ноздри затрепетали. Очевидно, ей известно то, о чем он упомянул. Может быть, рассказы о тех временах составляли целую кассету.
- Луи Вендом участвовал в Сопротивлении, был убит, а картина исчезла. Вообще-то во время войны они терялись сотнями - разграблены, сожжены или вывезены в фашистскую Германию, припрятаны владельцами, которым так и не довелось вернуться за своим достоянием. Время от времени их, бывает, обнаруживают на чердаке, в подвале, винном погребе…
- В Санкт-Петербурге…
- Ты раскопала на меня целое досье.
- Ты находился среди тех, кто вел поиски одной частной коллекции, вывезенной в Германию, во время войны "экспроприированной" русскими и снова вывезенной, теперь уже за "железный занавес". Она не увидела света до эпохи перестройки и гласности.
- Чем успешнее поиски, тем больше наследников хочет вернуть то, что им причитается. Иногда это удается, иногда нет - чаще всего нет. Вендомы из числа моих самых недавних клиентов. Я их честно предупредил, что шансы невелики. Лишь несколько месяцев назад удалось выяснить, что Луи имел друга-американца, Фрэнклина Форреста. Они вместе учились в Академии изящных искусств, и, уж конечно, он все знал о картине Ван Гога "Оливы и фермерский домик". Я надеялся, что он поможет мне в поисках.
- "Оливы и фермерский домик"? - Алекс заметно удивилась. - Как на той черно-белой фотографии, которую ты копировал в день, когда… я принесла тебе поесть?
- Ну да. Я приехал поговорить с твоим дедом, расспросить его, может, что прояснится, но большой надежды не питал, и основной причиной приезда все же оставалась работа над книгой… в такой местности, где можно еще и полазать по горам.
- Как здесь?
- Верно.
- Но почти сразу выяснилось, что Фрэнклин Форрест умер, не дождавшись возможности дать тебе интервью. Тогда ты решил уложить в постель его внучку - может, что прояснится?
Алекс сохраняла внешнее спокойствие, но глаза сверкали возмущением.
- Да нет, что ты!
- Нет? - Бровь ее иронически приподнялась. - С первого захода у тебя не вышло, но ты упорно добивался своего и добился.
- Я не утверждаю, что не имел тайного умысла, - заметил Дункан, ослабляя ворот (в комнате становилось чем дальше, тем жарче). - Имел. Больше того, не будь я уверен, что ты - моя последняя надежда разыскать пейзаж, я бы в Свифт-каренте не задержался. Но клянусь Богом, я старался затащить тебя в постель ради тебя самой, не ради картины! Не такая уж я свинья.
На лице ее читалось: в самом деле?
- Послушай, не я один думаю, что ты где-то прячешь Ван Гога или хотя бы знаешь, где он припрятан.
- О! - Сообразив, о чем речь, Алекс прижала ладонь ко рту. - Тот мертвец в библиотеке!
- Джерси Плотник работал на одного торговца антиквариатом из Лос-Анджелеса, из тех, чьи сделки по большей части закулисные.
- Да, но зачем покушаться на мою жизнь?
- Убивают обычно затем, чтобы вывести из игры. Здесь не тот вариант. Думаю, покушение было ненастоящее. Тебя опять пытались припугнуть.
Алекс помолчала. Бледная, но спокойная, она напряженно размышляла.
- Пожалуй, ты прав. Меня хотят запугать настолько, чтобы я сама отдала картину. Увы, ничего не выйдет - у меня ее нет и быть не могло. Дедушка не из тех, кто присваивает чужое имущество!
- Я его не знал, поэтому спорить не буду, но речь, быть может, идет не о воровстве. - Дункан принялся расхаживать по кабинету. - Сама посуди, нацисты начали отбирать у евреев ценности задолго до начала Второй мировой, а уж когда дорвались по-настоящему, стали вывозить их составами. Чуть не подчистую разграбили Польшу, Италию, Голландию, Францию, Бельгию. То, что с точки зрения Третьего рейха не подходило, сжигалось. Модернизм считался одним из самых ненавистных для нацизма течений. Лишь некоторым частным лицам и музеям удалось спасти свои коллекции, переправляя произведения искусства через границу. Возможно, твой дед, таким образом спас один из шедевров Ван Гога, уберег его от уничтожения.
- Но так и не собрался вернуть?
- Кому? Его друг погиб, а насчет других наследников он не имел сведений. Самый факт, что Ван Гог не появлялся на черном рынке, говорит в пользу Фрэнклина Форреста. Он не пытался нажиться на чужом наследстве.
- И все равно мне непонятно, почему он за столько лет ни словом не обмолвился о картине, если, в самом деле привез ее с собой. Ведь тогда… - запнулась и вдруг хлопнула себя ладонью по лбу. - Боже мой, ну конечно! Как я сразу не догадалась! Он упоминал о каком-то особо ценном имуществе, которое хотел оставить нам с Джиллиан в наследство. Собирался все обговорить в письме, а письмо приложить к завещанию. Но когда после его смерти завещание вскрыли, никакого письма там не оказалось.
- Выкрадено.
- Кем? - с опаской спросила Алекс.
- Хороший вопрос. Примерно на десять миллионов.
Глава 23
Позже в тот же день Алекс постучала в дверь коттеджа. Отворив, Дункан заметил, что она плакала.
- Заходи, - пригласил он, тактично делая вид, что не замечает мокрых щек и покрасневших глаз. - Давай помогу снять пальто.
- Не нужно. Я не собираюсь долго здесь оставаться. - Алекс обхватила себя руками, словно боялась, что он насильно сорвет с нее одежду.
- Как дела? - спросил Дункан.
Более глупое начало разговора трудно было придумать. Весь ее вид говорил, что дела - хуже некуда.
- Если интересует, могу ответить. - Алекс прошла в жилую комнату и остановилась так, что неровное зеркало в спальне отразило ее в искаженном виде. - Дела на редкость хороши! Думаешь, приятно в тридцать лет вдруг узнать, что твой дедушка - вор?
Прикинув, Дункан согласился. Тридцать лет - это поздновато для подобных откровений.
- Да уж, неприятно. То есть я думаю, что неприятно. Лично я знал, что мой дед ворует чуть не с пеленок.
- Что?! - Алекс повернулась к нему с откровенным недоверием на лице. - Твой дед ворует?
- Вороват, от рождения и до смерти. - Дункан выудил из холодильника бутылку вина, не спеша откупорил и разлил по стаканам. - У нас отменное генеалогическое древо потомственных воров и разбойников. Прапрадед грабил на большой дороге и дограбился до того, что его вздернули. Часть родни живет в Австралии - потомки каторжан, попавших туда в корабельном трюме в кандалах. - Он подмигнул. - Не пугайся, в конце концов, они остепенились и занялись скотоводством.
- Думаешь, я поверю?
- Остепенились, но не все, - благодушно продолжал он. - К примеру, дядя Саймон так и остался черной овцой, каких у нас в родне целое стадо. Он скупает краденое. А вот я предпочел честно зарабатывать на жизнь и тем нарушил семейную традицию.
- А ваши женщины тоже воруют?
- Конечно, нет. Женщинам не положено.
- Представляю, как ты обогатил семейный бизнес! Они крадут ценности, прячут в условленном месте, и все, что тебе остается, - только их "разыскать". Признайся, так ты и прославился?
- Ничего подобного. У нас договоренность совсем другого рода: я не касаюсь семейного бизнеса и держу насчет него язык за зубами, а они снабжают меня информацией, которая может пригодиться в поисках. - Встретив выразительный взгляд, Дункан пожал плечами. - Мы не самое порочное семейство, бывает и хуже. Гораздо хуже.
Он припомнил, как относятся в семье к его стремлению соблюдать закон и порядок. "Ну, парень, доложу я тебе, скатился ты на самое дно, - не раз говаривал дядя Патрик. - Не думал я, что доживу до такого!"
- Ты рассказываешь, чтобы я не слишком расстраивалась!
- Правильно, но к тому же я говорю правду.
У нее вырвался странный звук, нечто среднее между смешком и всхлипыванием. Ее реакция несколько успокоила Дункана. По-прежнему оставаясь в пальто, она взяла бокал вина.