На полу перед ним была лужа, как раз в том месте, где прежде стояла Гас. Гас посмотрела сначала вниз на мокрое пятно, потом вверх на лицо похитителя и поняла, что ей больше незачем проситься в туалет.
Глава 5
Съежившись, Гас сидела в углу на единственной в хижине кровати, ржавом остове с провисшей сеткой, и сосредоточенно сдирала с ногтей на ногах остатки розового лака. Она все еще переживала последствия шока, о чем свидетельствовал ее необъяснимый интерес к следам химического вещества на ногтях. Иногда она переводила взгляд на гнилой пол лачуги. Вне сомнения, ее жизнь была обречена на гибель так же, как и разрушающийся пол. Ей даже чудилось, что гниль пожирает доски прямо на ее глазах.
"Вот так курортное местечко, – подумала она, – хотела бы я знать, что написано о нем в рекламном проспекте".
Гас старалась не смотреть на ящериц, бегавших по стенам и, словно метелкой, подметавших их своими зелеными тонкими хвостами. Мухи влетали через разбитое окно и с громким жужжанием вились над почти высохшей лужей, свидетельством ее позора, и пятном побольше, оставленным мертвой змеей. Похититель вынес ее из дома.
Гас принялась было считать мух, выделывавших сложные фигуры высшего пилотажа и с удивительной точностью совершавших приземление. Счет уже перевалил за сотню, когда Гас, вздрогнув от отвращения, вдруг пришла в себя. Считать мух?
Да она, наверное, теряет разум. Будь на ее месте сейчас их экономка Френсис Брайтли, она давно бы уже с яростью гоняла и давила гадких насекомых. Все члены семьи Феверстоунов панически боялись экономку, вот почему в ранние годы, после смерти матери. Гас именно ее избрала образцом поведения. Даже теперь, когда ушло в прошлое то тяжелое время, она иногда спрашивала себя, как повела бы себя Френсис в той или иной ситуации.
– Френсис на моем месте сейчас бы застрелилась, – пробормотала она, оглядывая свою тюремную камеру.
Что снаружи, что внутри хижина являла собой угнетающее зрелище. В комнате были дровяная печь, обросшая грязью кухонная раковина и непонятно откуда взявшийся круглый столик из ржавого кованого железа. Из тех, что украшают французские бистро.
Рядом валялся на боку стул со сломанной ножкой и стояло древнее кресло-качалка, на котором, видимо, отдыхали первые американские колонисты. Кресло показалось Гас самым чистым предметом мебели, она осторожно смахнула с него пыль и развесила трусики на его спинке, предварительно выполоскав их в желтой воде над раковиной.
На соседней стене без окна задернутое занавеской углубление отдаленно напоминало шкаф. Гас даже страшилась подумать, что скрывается в ржавом железном шкафу у другой стены.
Одна его дверца была зловеще приоткрыта, но никакие силы на свете не заставили бы Гас заглянуть внутрь.
Спрятав лицо в прижатые к груди колени, она издала жалобный стон, идущий из самого сердца. Она была пленницей в этом свинарнике, в этом террариуме, где плодятся ящерицы, во власти человека, который предпочитал рептилий человеческим существам и секс с мертвецами обычной человеческой любви.
Разве кто-нибудь способен ее здесь отыскать?
Протяжный стон донесся до слуха Гас и вывел ее из забытья. За первым стоном последовало еще несколько, низких, надрывных и одинаково страдальческих. Гас осторожно подняла голову и огляделась вокруг. Что бы это значило? Звуки раздавались где-то поблизости, но снаружи. Если кого-то ранили, то только самого похитителя. Здесь не было никого другого, кроме них двоих. Гас представила его себе лежащим на песке без сознании от солнечного удара или умирающим от ядовитого укуса.
Пустыня кишела смертоносными пауками и змеями, которых он так обожал.
Через секунду Гас уже выглядывала наружу через щели забитого досками и выходившего на остатки веранды окна. Но не обнаружила там ничего, кроме моря слепяще-белого песка, испещренного отдельными островками можжевельника и голубовато-серой полыни. Сначала Гас показалось, что перед ней безжизненная пустота, вакуум, но постепенно это впечатление сменилось ощущением бескрайнего простора.
Лачуга находилась в неком молчаливом огромном пространстве, растянувшемся до горизонта, где перспективу замыкали лунный пейзаж из песчаных дюн и фиолетовая горная цепь, вздымавшаяся на фоне ярко-синего неба. И никакой дымки, ни единого облачка, которое бы приглушило ослепительно резкие тона.
Бескрайний пейзаж поражал так же, как и бездонная тишина. Словно перед ней открылась космическая даль, свидетельство беспредельной красоты Вселенной. Будучи манекенщицей, Гас объездила множество стран, но лишь в европейских Альпах она испытала равное изумление перед величием природы. На мгновение она покорилась красоте и вся отдалась созерцанию.
Она никак не ожидала увидеть здесь нечто подобное.
Где-то поблизости раздался треск дерева, будто кто-то отламывал сучок. Новый стон окончательно вернул Гас в мир действительности. Тень легла на песок перед лачугой, странно извиваясь и пугая своей непонятностью. Она походила на тень корчащегося человека.
– Господи, – прошептала Гас, и тут же ей открылась причина странного видения.
Человек в синих джинсах, голый по пояс, висел на руках на балке, торчавшей из-под крыши дома. Со своего места Гас не могла видеть его лица, так как его скрывали руки, но все равно она знала, кто он, потому что он не мог быть никем иным. Это было одно из самых потрясающих зрелищ, которое она когда-нибудь видела. Его торс блестел от пота, и казалось, он пытается подтянуться, чтобы влезть на крышу. Один его вид, без рубашки, в состоянии крайнего напряжения, невольно рождал вопрос, как сумел он развить такие железные мускулы.
Гас никогда прежде не видела столь выразительной мускулатуры, где каждый бицепс, каждая мышца были рельефны и наглядны, как в анатомическом атласе. Похититель был человеком необычайной силы ив то же время лишенным избыточной массы тяжеловеса. Но не одно это привлекло внимание Гас: на его теле она заметила несколько шрамов, видимо, от пулевых ранений.
Она молча наблюдала за ним, невольно восхищаясь красотой его движений. Он подтянулся до балки, потом опустился вниз, и мышцы его живота всосало внутрь, а одна нога дернулась, словно отталкиваясь. Но только когда он отпустил одну руку и остался висеть на другой, Гас поняла, что происходит.
Видимо, он упражнялся здесь уже давно, и трудно было определить, что это такое – гимнастика или самоистязание, но теперь он старался подтянуться на одной руке.
Его шейные мускулы, казалось, готовы были лопнуть, и Гас решила, что вряд ли ему удастся его затея. Она с трудом заставляла себя следить за его мучениями. Пот ручьями стекал по его груди, а вены на руках вздулись от напряжения. Вздулись даже мускулы ног, и все же картина его борьбы зачаровывала, она была прекрасной и страшной одновременно. Солнце позолотило и накалило его тело, окутанное дымкой испарений.
Гас хотела крикнуть, чтобы он остановился, но не решилась.
Это не походило на гимнастику, это было нечто другое, нечто тайное, ритуал, напоминающий обряд очищения или самобичевания. Но если он расплачивался за грехи, то страшно было подумать, какова же их тяжесть. Что мог совершить человек, чтобы подвергать себя такому наказанию?
Через секунду он спрыгнул вниз, приземлившись на колени.
Его сжатые кулаки и зажмуренные глаза свидетельствовали о твердом намерении победить свои чувства, будь то боль или волнение. Выражение муки на его лице чуть не заставило ее отпрянуть от окна.
Когда же он взглянул в ее сторону, Гас пригнулась. Сострадание сжало ей горло. Наверняка он не хочет, чтобы она оказалась свидетельницей его неприкрытой тоски и ранимости, и еще менее Гас хотела его смутить. Она не сомневалась, что он способен выместить на ней свою боль.
Когда он вернулся в лачугу. Гас уже обрела некоторую часть своего легендарного присутствия духа, так же как и почти сухие трусики, но на душе у нее было неспокойно. Будто не замечая ее, он подошел к столу и открыл рюкзак с продуктами, принесенный из машины. Сквозь распоровшийся шов его выгоревших джинсов виднелась часть бедра, а сильная, мускулистая спина блестела от пота.
Гас насчитала пять шрамов. Они были неровные и белесые и походили на пулевые ранения многолетней давности. Первые три шрама располагались на правой стороне тела и шли один за другим от плеча и вниз до бедра; четвертое ранение было сквозным, с входом на спине и выходом сбоку, а пятое, похоже, повредило ему позвоночник. Как он смог выжить после подобного?
Внезапно ей захотелось узнать о нем все. Шрамы поведали ей, что и он тоже уязвим, а его самоистязание, свидетельницей которого она явилась, лишь подтверждало это. Он был человеком и терпел те же страдания и муки, что и остальные его собратья. И все же он был иным, не похожим на других людей.
Интуиция подсказывала Гас, что он отличается от всех ее знакомых, как день отличается от ночи.
Ее мать имела склонность к темным, подозрительным типам в те дни, когда она еще не вышла замуж за Лейка Феверстоуна, и Гас всегда удивлялась, что она находит в них хорошего. Скрытные личности с сомнительной репутацией, неудачники и алкоголики, они ютились в тайных уголках жизни Риты Уолш, и Гас очень рано осознала, что не разделяет симпатий матери. Так оно было, так оно и осталось, ей по-прежнему были чужды подобного рода индивиды.
Этот человек тоже был темной, подозрительной личностью.
К тому же он был еще и смертельно опасен.
Не двигаясь, Гас молча наблюдала, как он роется в рюкзаке, вынимая оттуда одежду и продукты. Смертельно опасен…