Не замечая знаков и подсказок, которые делает им судьба, люди часто, преодолевая изо всех сил ее сопротивление, стремятся к тому, что кажется им таким желанным, а на самом-то деле грозит крахом, катастрофой, неудачей или даже смертью.
Чашка с кипятком вырвалась из рук Амира, осколки разлетелись по полу… Официант расстроенно смотрел на рухнувшего к его ногам пьяного. Ну вот теперь придется возиться… Человек хрипел и корчился… Жуть какая-то… чего только в этом кабаке не насмотришься! Мальчик-официант хотел наклониться… Но передумал: повернулся и поскорей отправился на поиски менеджера. Это была его обязанность: как только ситуация выходила за пределы строго регламентированной жизни ресторана и правил, установленных американцем-хозяином, о ней следовало немедленно сообщать менеджеру.
Данная ситуация явно требовала вмешательства менеджера…
Сначала Амиру было так муторно, так худо… потом очень больно… Как будто сам Фредди Крюгер рвал своими длинными ножами-ногтями его кишки… Чашка горячей воды, которую он выпил, подействовала как катализатор - яд стал впитываться быстрее… Амира обступили красные, черные обморочные всполохи… Ужасные лица с кровавыми ртами и пустыми глазницами склонялись и кружились над ним, что-то быстро бормоча. Он не мог разобрать ни одного слова… Потом страшные лица - морды нечисти, выползающей в ночь на Хэллоуин, отступили, и над ним теперь склонялись какие-то милые, приятные, давно забытые люди: какие-то женщины, маленькие дети… мать… отец… кажется, это были люди, которые его очень любили… может быть, раньше, когда-то, в детстве - он не помнил когда… А теперь они отчего-то пришли к нему вновь.
Потом через нестерпимую боль вдруг стала пробиваться невиданная легкость. Как будто он парил нагишом, как всегда мечтал, в легкой, как облака, воде, и ему не надо было делать никаких усилий и движений, чтобы удерживать свое лишившееся веса тело в этой невесомости. На него вдруг перестала действовать сила земного притяжения. Легкость и счастье наконец посетили его. Невероятная легкость и невероятное счастье, сопровождающие освобождение, когда жаждущая свободы душа наконец расстается с клеткой-телом…
"Вот оно!" - задохнувшись от счастья, понял Амир. Это был тот кайф, который он безуспешно искал всю свою жизнь. Оказалось, что испытывают его, лишь когда с жизнью расстаются.
Женщина тщательно стирала серебристую краску с лица… Как все-таки это серебро неузнаваемо изменило ее черты… А еще приклеенные огромные ресницы, увеличенный клоунский рот, парик, измененный голос…
Она не боялась, что Тарханов ее узнает… У него тысячи знакомых женщин, он пьян в стельку… А она для него лишь знакомая знакомых, которую он видел, ну, может быть, раза два, да и то в шумных подвыпивших компаниях, где, конечно, трудно запомнить всех.
- Привет! - Она кивнула своему отражению в зеркале, когда сквозь косметическое молочко, растворявшее грим, который она торопливо убирала с лица ватным тампоном, стали проступать ее собственные, узнаваемые черты лица.
- Вот и снова ты…
Она промокнула лицо салфеткой:
- Если не ты, то кто бы это сделал?
В Шереметьеве Марину Вячеславовну и Аню встречала Рита. На своей синей "семерке".
- Ну как отдохнули?
- Замечательно.
Марина Вячеславовна, загорелая, оживленная, красивая, ничего не помнящая о том, что случилось с ней накануне, смеялась, рассказывала об острове, о смешных попутчиках в самолете…
Аня тоже поддалась этому настроению… В конце-то концов, если без подробностей, они действительно замечательно отдохнули.
Сначала они отвезли Марину в Стародубское. А потом Рита подбросила Анну в Теплый Стан…
- Ну как отдохнули? - повторила она свой вопрос, когда они остались в машине одни. По всей видимости, Маринина версия счастливого отдыха не показалась ей исчерпывающей. По всей видимости, она знала свою закадычную подругу намного лучше, чем Анна.
Некоторое время Аня, задумавшись, молчала.
- Мне надо с вами поговорить, - наконец произнесла она.
От этого разговора у Ани осталось странное чувство… В общем-то, они вначале просто обсуждали Волкову… Аня рассказала о ее обмороке, тяжелом беспамятстве на острове… Хотела посоветоваться: не надо ли показать Марину Вячеславовну врачам…
- Вы ее, Аня, плохо знаете… - оборвала ее Рита, - а я хорошо. Если хотите что-то предпринять, вам надо советоваться со мной.
И Рита стала обижаться, что ее не взяли на остров… "Она и в Голландию меня не брала, и в Швейцарию… Хотя что ей стоит… И вот опять: как отдыхать - так без меня… А я бы уж за ней приглядела…"
По сути, Рита предложила Светловой что-то вроде союза. Или даже сговора…
Вот только Светловой не понравились интонации: сквозь обычную мягкость вдруг проступил жесткий, почти диктаторский тон…
Аня же не любила, когда ей диктовали. И отказалась.
И потом, с чего вдруг она станет докладывать Рите о том, что происходит с Волковой: ее нанимали учить английскому, а не докладывать…
Теперь Аня снова и снова возвращалась в воспоминаниях к финалу этого разговора.
- Ну что ж… До свиданья?
- До свиданья.
- А если… Ты и я? Союз?
Светлова неловко молчала.
- Нет? - Рита смотрела на нее в упор.
Аня собралась с духом, вилять ей не хотелось:
- Нет.
И Рита что-то пробормотала тогда… Что-то про жалость… "Мне жаль"? Нет, что-то другое… "Тебе не жаль?" Нет…
Аня постаралась до малейших деталей восстановить в памяти эту сцену… И главное - тот мгновенный диковатый, неожиданно промелькнувший в ее глазах огонек. И эту интонацию, похожую на ласковую угрозу…
Так что же она тогда на прощанье сказала?
Часом, уж не что-то вроде: "Ты еще пожалеешь, милая…"?
Бр-р… Аня поморщилась. Впрочем, ну ее, эту Риту… Ане хотелось избавиться от неприятного, тревожного осадка… Согласно рекламе "Нескафе", именно в таких случаях следует пить кофе…
И Аня завернула в маленькое кафе под названием "У рыжего"…
Легкий запах чистоты и ванили… Маленькие белоснежные в оборочках занавески на окнах… Экран телевизора мерцает в углу… сияющая хромом стойка бара… фрукты в плетеных корзинах… Безупречно чистая поверхность мраморного круглого столика… Анна, забыв обо всем на свете, блаженствуя, пила маленькими глотками чудесный горячий кофе, который принес официант… Все-таки Москва и вообще жизнь здорово изменились… Раньше такой замечательный кофе можно было сварить только дома…
Это было ее любимое место в городе. Когда ей становилось совсем грустно, она приходила сюда. Сидела в уголке с чашкой кофе и уносилась мыслями в тот день, когда все у нее было хорошо и ее дальнейшая жизнь представлялась ей совсем иначе… Ее мама и папа были живы, она поступила в университет… И еще: на приемных экзаменах заприметила она тогда высокого светловолосого парня, про которого подумала: вот если он подойдет к ней, то… и начнется такая любовь, такая любовь…
А потом произошла эта автокатастрофа… И она осталась на свете совершенно одна… А парень иногда подходил, иногда провожал, иногда встречал, мило болтал, иногда помогал… Но дальше этого дело не шло…
"Кофейное счастье" быстро кончалось - фарфоровая чашка пустела… На донышке осталась только гуща… Эх, погадать бы, узнать, что судьба-судьбинушка ей готовит? А на что погадать-то? Пожалуй, если совсем честно, больше всего ей хотелось бы погадать на суженого…
Ну вот, например, узнать, как все-таки Петр к ней относится… Впрочем, "все врут календари", и гуща, конечно же, тоже все врет…
Аня не спеша достала кошелек, приготовилась к расчету…
- Ничего больше не желаете? Сандвичи, пицца, пирожные?
Анна покачала головой.
Конечно, она желала бы… Но не сандвичи и не пиццу… Она желала бы, чтобы Стариков вдруг сейчас появился неожиданно, чудом, "соткался из тумана" - открыл дверь, подошел к ней решительным шагом и сказал: "Знаешь, это никакая не случайность, что я все время попадаюсь тебе на глаза: то встречаю, то провожаю, мямля при этом: "Нам все равно по пути, и у меня нет других дел…" И никакие у нас не "милые отношения хороших знакомых"… И не потому я к тебе подхожу, что мне интересно с тобой поболтать. Просто я тебя люблю. Но я все тянул с этим признанием, потому что сказать такое вслух - это все-таки слишком серьезно".
Уладив кое-какие необходимые дела, Стариков ехал по городу….
В Москве наступал вечер… Из-за оттепели чем-то похожий на весенний… Зажигались огни витрин, фонари… В сиреневом воздухе ярко освещенные лотки цветочниц выглядели как огромные волшебные бутоньерки… Как хорошо, подумал он, что в Москве появилось много цветов… По тротуарам шли, обнявшись, пары…
И при взгляде на них Старикову стало отчего-то довольно грустно. Он не хотел домой, не хотел в гости к знакомым… Он вдруг понял: в этом городе ему хочется видеть только одного человека. И очень хочется подарить этому человеку цветы… Но именно этого человека увидеть он не мог… "С какой стати?!" - наверняка спросит Анна, если он вдруг сейчас позвонит ей. Она ведь такая независимая, такая ироничная, и вдруг он перед ней - с какими-то цветочками… как дурак… И вообще, когда у мужчины в руках цветы, в нем уже есть что-то от жениха…
Бессмысленно покружив по переулкам, он сам не зная отчего, бессознательно свернул на одну знакомую улицу… Теперь она была переименована, точнее, улице вернули старое название… Он ехал, а глаза отчего-то сами собой искали знакомую вывеску…
Здесь было неплохое кафе… Называлось "У рыжего"… Кафе никуда не делось, оно по-прежнему было открыто… Он остановил машину на противоположной стороне… Выключил двигатель и остался, задумавшись, сидеть в машине.