– А Белла с нами пойдет?
Белла постаралась ответить как можно спокойнее:
– Я уверена, что твой папа не собирался приглашать меня.
Люк помрачнел:
– Ты сегодня много потрудилась для того, чтобы продать не только свою коллекцию, но и мои драгоценности. Мне хотелось бы отблагодарить тебя ужином. А уж если и дочка хочет, чтобы ты была с нами…
Тут в разговор вмешалась и няня Хизер:
– Это хорошая идея, мистер Люк, но не отпустите ли вы меня? Я знаю, выходной у меня завтра, но у меня приболела сестра, и мне хотелось бы ее навестить.
– Конечно, – не колеблясь, согласился Люк.
Назло Белле? Нет, похоже, он согласился бы в любом случае.
– Если Хизер не пойдет, что будет со мной? – забеспокоилась Грейс и взяла отца за руку, словно искала защиту.
– Раз не пойдет Хизер, значит, за тобой присмотрит папа.
Люк послал девчушке воздушный поцелуй. Грейс весело хихикнула. Ей очень хотелось доставить отцу удовольствие.
– Я буду хорошо себя вести, папа.
– Даже если ты будешь вести себя плохо, Грейс, я все равно буду любить тебя и хотеть, чтобы ты всегда была рядом со мной.
Слова Люка потрясли Беллу до глубины души.
Это нечестно. Как можно надолго бросать ребенка, а потом говорить такие вещи? Белла уже открыла рот, чтобы извиниться и уйти, но краем глаза уловила выражение лица Грейс.
И вдруг рассердилась на себя. Выходит, ей не хочется, чтобы ребенок порадовался? Не умрет же она, если съест с ними пиццу!
– Прекрасно. Я уже тысячу лет не ела пиццы, если не считать того, что София пыталась ее приготовить, а получилось нечто среднее между паштетом из рубленой кильки и сосновой шишкой.
Полчаса спустя Люк с дочерью и Белла уже сидели в садике за пиццерией. Со стороны они, наверное, напоминали дружную семью.
Подошедший к их столику метрдотель предложил им печенный с чесноком хлеб, соки, воду и каждому по фирменной пицце.
Люк обратился к дочери, которая большими глазами рассматривала все вокруг:
– Будешь чесночный хлеб и пиццу, Грейс? Если хочешь, можешь заказать что-нибудь еще. Например, лазанью или фетуккини, это хлеб с солью, поджаренный на оливковом масле, или густой овощной суп минестроне…
– Я хочу пиццу.
Люк обнял девочку за плечики:
– Ну, значит, пиццу.
Грейс немного передвинула свой стул поближе к Белле и прижалась к ее боку. Белла погладила девочку по голове.
– У твоей сестры, наверное, уже скоро появится ребеночек? – спросила девочка.
– Ну, еще не очень скоро. Целый месяц. Мы надеемся, что особых трудностей не будет.
Люка удивило ее смущение. Или тревога?
– Ты рада беременности сестры? – Он следил за выражением лица Беллы.
Дернув плечами, она бесстрастно ответила:
– Для Крисси это настоящий праздник. А я несколько месяцев шила пеленки-распашонки.
Ее слова не объясняли той неловкости и неуверенности, которую она, вероятно, хотела скрыть от него.
Но, может быть, она была просто озабочена здоровьем сестры и тем, чтобы все прошло благополучно?
Минут через двадцать-тридцать, когда пиццы были уже съедены, девочка, утомленная долгим днем, заснула, прижавшись к своей соседке.
Белла немного растерянно посмотрела на прикорнувшего к ней ребенка, потом бросила виноватый взгляд на Люка:
– Теперь ее не разбудить.
Люк с улыбкой махнул рукой.
– Пусть спит!
Странно, но ему было приятно видеть, как доверчиво и уютно лежит дочь на коленях у Беллы.
Грейс крепко спала. Как она сейчас похожа на Доминика!..
Люк вспомнил, как волновался перед родами жены, вспомнил радость, трепет и благоговейный страх, которые испытал в тот день. Потом последовало много всевозможных несчастий, но чувство счастья от рождения дочери сохранилось до сих пор и останется при нем навсегда! Жаль, конечно, потерянного времени: ведь вначале он был готов любить свою семью, хотел быть хорошим мужем.