Кажется, ему не хотелось уходить.
Белла подумала, что ей тоже можно было бы уйти:
– Спасибо. Как хорошо, что ты даешь мне гостинец.
Грейс кивнула и вдруг выпалила:
– Мне няня в Милане говорила, что моя мамочка очень красивая и носит очень красивые платья. Вы тоже красивая и красиво одеты.
– Моя дорогая… Мне жаль. – Белле хотелось обнять девочку с грустными глазами, которой так хочется, чтобы у нее была мама!
Но это дочь Лючино. И она не имеет права привязывать ее к себе.
У Грейс задрожали губы:
– Мамочка оставила меня, когда я была совсем маленькая. Потом я жила с папой, но он тоже уехал. Я осталась с няней, а когда он приезжал в гости, то сразу делался грустным. И ему было плохо со мной. Теперь он не отпускает меня, потому что я убегала. Когда-нибудь он снова уйдет.
Белла похолодела от ужаса:
– Нет-нет… не уйдет, Грейс. Сколько… сколько тебе было, когда ты убегала?
Грейс дернула плечиком:
– Наверное, пять лет, но теперь я уже большая девочка, мне шесть.
Белла невольно улыбнулась, но желание улыбаться быстро прошло. Если Грейс было пять, значит, отец забрал ее совсем недавно. Не этим ли объясняется его неуверенность?
– Не пора ли тебе в постель?
Дрожащей рукой Белла заложила за детское ушко шелковистую прядь. И в тот же миг поняла, что не должна касаться Грейс. Но было уже поздно. Боже милостивый, как больно!
– Вы обе такие серьезные. О чем говорили?
Люк стоял в небрежной позе и, прищурившись, смотрел на них. В руках у него была пластиковая коробка.
Грейс бросила на Беллу умоляющий взгляд, и Белла, испугавшись, что девочка заплачет, заторопилась:
– Мы говорили… о меренгах.
Люк положил руку на плечо дочери:
– Надо сказать, меренги очень вкусные. А теперь беги наверх и прыгай в постель. Я приду через минуту и почитаю тебе сказку.
Грейс пробежала уже пол-лестницы, но вдруг остановилась и указала пальцем на коробку в руке Люка:
– Ты их много туда положил?
Дождавшись, когда отец утвердительно кивнул, она развернулась и убежала.
Белла повернулась к Люку. Несмотря на гнев, она старалась выбирать слова:
– Я этого никак не ждала, Лючино, но твоя дочь кое-что доверила мне, когда ты уходил на кухню.
– И что она сказала? – Он насторожился.
– Грейс сказала, что ты оставил ее с няней. Что она хотела сделать тебя счастливым и пыталась убежать, потому что тебе было неприятно ее видеть.
– О нет…
Он выглядел так, словно его ударили, но Белла не позволила себе остановиться. Лючино причинил дочери не меньшую боль, чем выпала ей и ее сестрам, а Грейс такая маленькая и беззащитная.
– Ты вырвал бедное дитя из рук матери, потом бросил на долгие годы и признал лишь тогда, когда она попыталась убежать. Это ты убедил девочку, что мама ее не захотела?
Лицо Люка потемнело:
– Мать Грейс действительно не хотела ее. Грейс никогда этого не узнала бы, но ей все рассказала итальянская нянька.
– А остальное?
Он прищурился:
– Откуда вдруг в тебе проснулась такая совестливость, Арабелла? В Милане тебя подобные вещи не волновали, когда от меня ты направилась прямиком в постель менеджера, решив, наверное, что для твоей карьеры лучше иметь дело с ним. Бросила меня, дурака, и рванула к нему в объятия.
– О чем ты?
Кровь отхлынула от ее лица. Никто не знал о том ужасном происшествии с администратором показа мод в номере отеля. Но Люк, похоже, не только знал, а и поторопился с выводами.
– Я видел, как ты вечером выходила из его комнаты, растрепанная, с пылающими щеками.
А там произошло сражение за собственную невинность, и Беллу привело в ярость, что Люк поверил в подобную мерзость:
– Что за чушь! Менеджер заманил меня в свой номер якобы на вечеринку. Я не хотела идти, но он сказал, что будут все манекенщицы, вот я и поверила.