– Хорошо. Я лишь хотел убедиться, что с этим все ясно. А теперь, Джулия, что же произошло, когда вы приехали домой? Что произошло между твоими мамой и папой?
– Она начали ругаться.
– Они громко ругались?
– Да. Очень громко.
– Ты помнишь, из-за чего они ругались?
Судебный протоколист, изможденный, болезненного вида человек в лоснящемся коричневатом костюме, смотрел на Джулию, а его пальцы, словно существуя отдельно от тела, продолжали бесшумно порхать над клавиатурой.
– Мама ходила на свидание, и отцу это не понравилось.
– Он сильно рассердился?
– Да.
– Возражаю. Обвинитель задает наводящие вопросы.
– Возражение принято.
Риэрдон начал сначала.
– Ты помнишь, что сказал твой отец, Джулия?
– Он сказал, что никогда не позволит ей уйти. Сказал, что она ошиблась, если решила, что он позволит. Он сказал, что ей придется об этом пожалеть.
– А что сделала твоя мама?
– Она просила его успокоиться, но он не хотел.
Риэрдон остановился перед присяжными, обдумывая сказанное.
– А что произошло потом? – спокойно спросил он.
– Он застрелил ее, – у Джулии защипало в глазах, и она сморгнула подступившие слезы.
– Джулия, ты видела, как твой отец навел ружье на твою маму?
– Да.
– Она лжет! – Низкий голос Теда разорвал тишину, заполнил зал, ошеломил аудиторию. Это были первые слова, что он произнес за все время, и присяжные, как один, обернулись к нему. Только Джулия, единственная из всех, не дрогнула, не взглянула.
Судья Карразерс громко стукнула молотком.
– До вас дойдет очередь, мистер Уоринг. А пока вы будете вести себя тихо. Еще одна подобная выходка, и мне придется удалить вас из зала. – Она задержала на нем взгляд, потом обратилась к Риэрдону: – Продолжайте.
– Извини, что приходится снова возвращаться к этому, Джулия, но я хочу убедиться, что здесь все ясно. Ты видела, что твой отец действительно поднял ружье и прицелился в голову маме?
– Да. – Теперь она теребила юбку, которая потеряла форму и стала влажной.
– Как далеко ты находилась от своего отца, когда он целился в маму? Можешь показать?
Она посмотрела на разделявшее их пространство фута в три длиной.
– Примерно на таком расстоянии, как сейчас вы от меня.
– Джулия, вытяни руку. Вот так. Как можно дальше. Ты не можешь дотянуться до меня, верно? – спросил Риэрдон.
– Не могу. – Она отвела протянутую руку, которую покалывало, словно она затекла.
– И на таком расстоянии ты находилась от своего отца, когда он выстрелил?
– Да.
– Что произошло, когда ты увидела, как он поднимает ружье и прицеливается? Ты что-нибудь сделала?
– Я закричала: "Перестань! Нет!"
– И что он сделал?
– Он все равно выстрелил. Я пыталась схватить ружье, но было слишком поздно. – На последних словах ее губы задергались, так что они произносились медленно.
– Ты достала его уже после того, как он выстрелил?
– Да.
Риэрдон слегка улыбнулся ей.
– У меня больше нет вопросов.
Настала очередь Фиска. У него было мало опыта общения с детьми, и он всегда избегал длительных контактов с ними, особенно на свидетельском месте, где они оказывались непредсказуемыми и неуправляемыми. Тем не менее за последние несколько недель он потратил много времени на телефонные разговоры со своей четырнадцатилетней племянницей, схватывая ритм и интонацию ее речи, и теперь надеялся, что сумеет контролировать Джулию.
Улыбаясь, он медленно приблизился к ней.
– Здравствуй, Джулия.
– Здравствуйте.
– Джулия, ты очень сердилась на отца, когда в прошлом году твои родители разъехались?
Джулия пожала плечами.
– Разве ты не сердилась на отца за то, что он ушел?
– Нет. – Ее голос вдруг зазвучал ожесточенно, вызывающе. – Я была рада, что он ушел.
– Ты не очень-то любишь своего отца, а, Джулия? Мне кажется, ты в самом деле достаточно сердита на него, чтобы попытаться причинить ему вред, верно?
Джулия не ответила.
– Джулия, когда твой отец звонил маме, ты ведь иногда обманывала его, говоря, что ее нет дома, хотя она была?
– Не помню.
– Ты находишься под присягой, Джулия. Ты ведь понимаешь, что это значит?
– Да.
– Так ты иногда лгала?
– Она не хотела его видеть.
– Пожалуйста, отвечай на мой вопрос, Джулия. Ты иногда лгала?
– Возможно, – выпалила она.
– Итак, ты сказала, что в те выходные на горе Флетчера у вас с отцом произошло нечто вроде разговора по душам. И ты только что говорила, что он сказал, что любит твою маму?
– Да.
– А говорил он тебе, что хочет получить еще один шанс?
– Да.
– Скажи мне, Джулия, было что-нибудь необычное в том, что твои родители поругались?
– Нет. Они все время ругались.
– И при всех этих ссорах твой отец когда-нибудь бил маму?
– По-моему, нет.
– Понятно. Джулия, в тот воскресный вечер разве ты не была очень сердита на отца за то, что он орал на маму?
– Я терпеть не могла, когда они орали.
– Но в этом не было ничего необычного, правда?
– Да.
– И это никогда не приводило к насилию в какой бы то ни было форме?
– Нет.
– Никогда?
– Никогда.
– Джулия, почему твой отец принес ружье в дом?
– Он отдавал его мне.
– Это был подарок. Джулия, когда твои родители подняли крик, разве ты не почувствовала, что отец обманул тебя?
– Он обещал, что больше не будет кричать.
– А когда они закричали, тебя это расстроило, верно?
– Не знаю. Вы меня запутываете. – Она широко раскрытыми глазами посмотрела на Риэрдона, тот тихо кивнул.
– Разве на самом деле ты не потому закричала "Перестань! Нет!", что хотела, чтобы они прекратили крик? Это не имело никакого отношения к ружью, правда, Джулия?
Джулия не отвечала. Карразерс склонилась в ее сторону:
– Джулия?
– Он целился в нее из ружья.
Фиск продолжал, словно не слышал ее:
– Разве на самом деле ты не разозлилась на отца настолько, что бросилась на него и попала ему по правой руке, по той самой, в которой он держал ружье?
– Нет, нет. Он застрелил ее. Я бросилась к нему после. – Она подалась вперед, вцепившись в барьер. – После.
– Тебе не хочется признавать тот факт, что это была твоя вина, да, Джулия? Что, если бы ты не набросилась на отца, ошибочно предполагая, что как-то защищаешь маму, она бы и сейчас была жива? Разве не так, Джулия?
– Вы лжете, – произнесла она.
– У меня больше нет вопросов.
Судья Карразерс обратилась к Риэрдону:
– У вас имеются еще свидетели?
– Нет, ваша честь. Обвинение закончило представление доказательств.
Судья Карразерс стукнула молотком.
– Объявляется перерыв до утра понедельника.
Она быстро прошла через боковой выход в свой кабинет и, как только закрылась дверь, закурила "Кэмел".
Тед был не в состоянии пошевелиться; он мог лишь сидеть, тупо и неподвижно, глядя, как Джулия покидает свидетельское место и проходит мимо него, от него.
Наконец он встал и направился прочь из зала, мимо толпы и озабоченных репортеров во главе со все более напористым Питером Горриком, вечно забрасывавших его вопросами, на которые он не собирался отвечать, и по аккуратно расчищенному тротуару, вдоль которого высились кучи затвердевшего снега.
Он размышлял, помнит ли Джулия, как он учил ее делать снежных ангелов – плюхнуться выпрямленной спиной в сугроб, махнуть раскинутыми руками, чтобы обозначить крылья, раздвинуть ноги, чтобы сделать одеяние. Как он поднимал ее прямо и осторожно, чтобы не испортить ее творение, и они стояли вместе, гордо любуясь им. Сколько ей тогда было лет? Три года? Четыре? Конечно, все это потонуло в недолговечных воспоминаниях раннего детства. Как мог он винить ее за это?
Его нагнал Фиск.
– По-моему, кое-какие зацепки мы сделали, – сказал он, – но, если у вас припрятан какой-нибудь сюрприз, самое время его предъявить.
Тед кивнул.
…Девушка танцевала на самодельной сцене, полузакрыв глаза, томно поводя бедрами, поблескивала усеянная золотыми блестками ленточка трусиков-бикини. Ее обнаженные груди были маленькими, но округлыми, крепкими. Казалось, ей все смертельно надоело, или она была пьяна, или и то и другое сразу. Тед отвернулся, склонился над скотчем. Допив, он заказал еще один и встал, роясь в кармане джинсов в поисках двадцатипятицентовой монетки. Он пошел в глубь бара к телефону возле мужского туалета.
– Сэнди? Не вешай трубку.
Она расслышала шум в баре и швырнула трубку.
– Черт. – Он достал еще одну монету, снова набрал номер. – Не вешай трубку. Прежде чем ты доставишь себе это удовольствие, мы с тобой поговорим.
– Мне не о чем разговаривать с тобой. Ни сейчас, ни в будущем.
– Да ну, неужели?
– Что тебе нужно, Тед?
– Встретиться с тобой на Джасперз-филд.
– Спятил. Я не собираюсь встречаться с тобой где бы то ни было.
Он стиснул трубку.
– Если ты не приедешь туда через пятнадцать минут, следующие пятнадцать я потрачу на то, чтобы дозвониться до того паршивого репортеришки, как его там, Горрика. По зрелом размышлении, уложись-ка в десять минут.
На этот раз он бросил трубку первым. Вернулся к стойке, допил свою порцию, дал на чай бармену и вышел.
Сэнди опустила трубку. Она взглянула на Джона, листавшего в гостиной последний номер "Раннерз уорлд".