Выступает обвинитель Смилга, член РВС Южного фронта, соратник Троцкого и его последователь:
«Я обвиняю бывшего казачьего полковника МИРОНОВА и всех его соучастников в том, что во время войны Советской власти с Деникиным они, занимая ответственнейшие посты в нашей Красной Армии, подняли вооруженный мятеж против Советской власти. Перед нами громаднейший следственный материал, из которого картина восстания-мятежа вырисовывалась достаточно ясно.
Анализируя весь материал по делу Миронова, я пришел к выводу все же, что перед нами не орел, а всего лишь селезень. Истинные вожди характеризуются правильным пониманием обстановки, задач своего класса и бесстрашным проведением своих планов в жизнь. У Миронова же не было этого понимания.
Я потом остановлюсь на его письме-декларации. Я утверждаю, что никто за время нашей революции не создавал более путаной и туманной идеологии. Невольно напрашивается сравнение Миронова с блаженной памяти Керенским, который, задыхаясь, говорил: «Если вы мне не верите, я застрелюсь». Миронов обращается к своим казакам с такой речью, и наэлектризованная масса, конечно, кричит: «Мы за тобой, мы на все готовы» и т. п. Когда же Миронов увидел, что игра проиграна, он даже был готов покинуть свои части и бежать. Так настоящие вожди не поступают...
Главный соучастник Миронова Булаткин держит себя на суде трусливо, указывает, что он против Миронова и что он пытался даже его убить.
Он будто бы чувствовал себя в положении осла, находящегося между двумя возами сена, не знающего, к которому из них прикоснуться. Булаткин называет себя сочувствующим партии коммунистов. Значит, в совершенном преступлении он повинен вдвойне, как изменник своей партии и Советской власти. Этот человек, игравший двойную роль в выступлении Миронова, конечно, я думаю, никаких симпатий ни своим поведением в походе, ни на суде ни у кого не завоевал. В революционное время отношение к таким жалким слюнтяям, каким является Булаткин, редко когда бывает сочувственным.
Его показания, что он не соглашался с Мироновым, нисколько не уменьшают вины Булаткина. Он должен был побороть свое малодушие и отчетливо сказать войскам: «Миронов изменник, вы должны оставаться в Саранске». Такое заявление, может быть, спасло бы нас от необходимости судить четыреста с лишним человек.
Здесь, в зале суда, не фигурируют остальные участники мятежа. Я подразумеваю солдат комендантской команды, так называемых «янычар» Детского корпуса.
Кроме этих «янычар», обвиняются все красноармейцы, которые пошли с Мироновым. Я вижу, что командный состав Донского корпуса не заботился о красноармейцах. Идя на этот риск, на это опасное дело, они мало заботились о том, что будет с теми, кого они влекут с собой. В результате под судом находятся как те, так и другие, и я вынужден – ибо иначе я не могу – требовать и для них суровой кары.
Солдат Красной Армии не имеет права исполнять приказание своего начальника, если оно изменнически направлено против Советской власти...
Может быть, у кого-нибудь создалось ложное представление, что Миронов действительно боролся с «лжекоммунистами „. После анализа всех его печатных произведений я пришел к выводу, что словечко «лже“ приставлено просто для отвода глаз. Знакомясь со всеми воззваниями и декларациями Миронова, получаешь впечатление, что истинных, честных коммунистов нет.
Товарищи, вы все знаете, что уже почти два года смысл и суть нашей революции заключаются в борьбе крайностей: рабочего класса, партии коммунистов и Советской власти с одной стороны и буржуазной контрреволюции – Деникина, Колчака, Юденича – с другой стороны. Все попытки соглашательских партий, попытки учредиловцев, попытки сторонников всяких «рад» и т. п. найти какую-то среднюю линию до сих пор оказались тщетными. Мы знаем, и всякий это может проверить на тысяче фактов, что всякая борьба, поднятая против Советской власти, железной неумолимой логикой вещей влекла к Деникину и к контрреволюции.