- Полностью открыться миру и стремиться к единству и целостности с ним, - как-то важно и пафосно ответил ей Валентин. - Не гоняйся за счастьем, оно всегда в тебе. Это, между прочим, еще мудрый Пифагор сказал. Все границы и пределы мы создаем себе сами, потому что просто верим в их существование. И самая распространенная наша иллюзия, от которой страдают почти все, - это уверенность, что, найдя благополучие, мы сумеем избавиться от всех своих страхов и тревог. Но парадокс как раз в том, что все - наоборот. Необходимо сначала избавиться от беспокойства - лишь это поможет обрести удачу. Надо попытаться быть тем, кем ты хочешь, чтобы затем делать то, что ты желаешь, и только тогда ты получишь то, о чем мечтаешь.
Занудно, но правильно. Как часто истина вязнет в словах тех, кто пробует ее определить и высказать…
Бергман всю жизнь пытался выяснить отношения со своими женщинами своими фильмами. Женщин было много. Фильмов тоже. Но выяснил ли?… Отшельник, удалившийся от жизни в самом ее конце… Уйти… скрыться… бежать от жизни… от людей… от этого мира… ради другого мира… который у всех нас впереди…
И жить одной, как в бункере…
Два мира. Вечная проблема… Как их соединить, совместить или как развести в разные стороны?…
Недавно вдруг позвонил Валентин и пригласил его навестить: он дома один и ему скучно.
Ксения помолчала. Подумала. Обыденная дребедень…
- Ты приглашаешь меня в гости? Нет, увы… Наши гости давно закончились. Это без вариантов.
Она кинула на сияющую врачиху злобный взгляд. Вот привязалась! Идиотка…
Когда-то девятнадцатилетняя Ксения, сама такая же полная дебилка, вышла из роддома играть - приехал режиссер, известный Шар, и уговорил. Она не подумала ни о себе, ни о Маруське. Лишь бы играть, играть и играть… Ей, начинающей, еще не окончившей ВЕИК, предложили первую большую роль… И отказаться?! Да ни за что!
Да еще Мосфильм - слово, при котором сначала сжимается, а потом начинает колотиться, как перегревшийся в кастрюле, исходящий паром бульон, сердце любой мало-мальски тщеславной и смазливой девицы…
Мать уговаривала Ксению одуматься - грудной ребенок, родившийся шесть дней назад!
Варвара заявила:
- Не согласишься - дуркой будешь! Всю жизнь себе потом этого не простишь!
Отец хмыкнул:
- Слава требует самоотдачи. Без этого никуда. Ты хочешь прославиться?
Ксения хотела.
- Тогда запомни: что бы ты ни делала, - везде, во всем требуется полная ставка. Цена, которую приходится платить за каждую мысль, за любое творчество, одна и та же: терпение, работа, упорная, страстная, мучительная битва за признание… Но оно, - отец усмехнулся, - оно… когда его, наконец, обретают… приносит чересчур глубокие страдания. А вообще, если хочешь добиться того, чего никогда еще не добивалась, начни делать то, чего никогда не делала.
Ксения промолчала.
Валентин… Он ничего тогда не сказал. Лишь обронил вскользь:
- Звезда моя, самая тяжкая наука на земле - умение падать. С высоты больнее.
Он как-то взялся ради денег выступать на елках в роли Деда Мороза. Репетировал в полном упоении - настоящий актер, он считал, что должен уметь сыграть любую роль. И конечно, взял с собой на представление маленькую Маруську. А та, едва отец вышел на сцену, восторженно завопила на весь зал:
- Это никакой не Дед Мороз, это мой папа!
Получился конфуз. Дети стали удивляться и хихикать. Дома Валентин журил Марусю и просил ее больше так не делать. Она обещала. Но на следующей елке снова громко брякнула, не сдержав гордости:
- Это не Дед Мороз, это мой папка!
С тех пор Марусю старались оставлять дома. Потом она с восторгом рассказывала подружкам:
- Папка играл на Новый год Деда Мороза. Выходит на сцену и говорит: "Ну, ребята, если вы правильно отгадаете вопросы викторины, получите от меня любой приз, какой захотите!" И один парень кричит: "А если я "мерседес" хочу?!" На что папка, то есть Дед Мороз, отвечает: "Ну, мало ли что ты хочешь!"
Ксения услышала эти разговорчики и заметила дочери:
- Это папа маху дал. Нужно было, не стушевавшись, сказать: "Пожалуйста!" - после чего достать из мешка игрушечную машинку и объявить: "Вот тебе и твой "мерседес"!"
- А он и полез в мешок что-то доставать, а что - не говорит. И тут все ребята в зале громко шепчут: "Достает динамит!.." Но он вытащил сразу много шариков. А потом папка, то есть Дед Мороз, объявляет: "Разнося подарки, я ездил по белу свету! Побывал и в жарких странах. Вот оттуда вам сейчас будет большой живой подарок!.." А один малыш спрашивает: "Мама, а как же он не ластаял, когда был в жалких стланах?!"
Как им, молодым, хотелось тогда играть… Играть и прославиться. Более чем понятное желание. Тем более в юные годы, когда так нужна некая внешняя высшая санкция - подтверждение твоего права быть тем, кем быть хочешь. Увидеть себя на экране, в главной роли - это чудо, к которому еще надо привыкнуть. Это теперь, в свои годы и с новой печальной умудренностью, Ксения понимала, что все это на самом деле имеет совершенно иную цену и значение. Но тогда… тогда она думала так, как требовал ее возраст. Диктующий некий стимул существования. Влекущий стимул. А там… кто его знает - как может обернуться судьба, так ведь?…
И Шар тогда рассуждал на съемках: - Правильно сделал Достоевский, изобразив героев не традиционно положительных, а оступившихся, падших, кающихся, раздавленных жизнью, выбирающих и выбирающихся из своего положения. Тем самым он не отвратил людей от пресной добродетели и показал духовную борьбу человека за добро. И точно так же - пусть на другом уровне! - поступил Носов, избрав главным героем Незнайку. Не "от и до" безупречного Знайку, а этакого милого, хорошего, забавного, но постоянно ошибающегося коротышку в большой шляпе. И тоже показал борьбу внутри этой души. Знайка - это тривиально и неинтересно. А так - есть и он, и другие положительные типчики, но в центре - борения человека, пусть коротышки, с самим собой, со своими дурными чертами и проступками. Прямо по Достоевскому, потому и выстрелило!
Ничего себе параллель…
Но тогда молоденькая начинающая Ксения смотрела известному режиссеру в рот, ловила каждое слово, как ласточка хватает на лету насекомых. Потом, позже, они разругались вдрызг. Шар не смог ей простить, что она перестала ему подчиняться. Орал:
- Кино - моя религия! И здесь - лишь мои законы!
А Ксения плохо скрывала, даже не пыталась, что у нее уже давно другой Бог. Однажды Шар обозвал актеров пьяными свиньями… Пили они, конечно, это правда…
Шару нужна была роль, а Ксении - деньги за роль. И слава. И успех. Сняться у Шара в девятнадцать лет - это неслыханно! А роль-то была - тьфу! Какая-то примитивно сляпанная любовная история. Ксения играла фабричную девчонку, устоявшую перед всеми невзгодами-испытаниями. Преодолела судьбу. Судьба… Сегодня тебя пригласит Шар, а завтра он же обсмеет на пробах. Скажет:
- Сыграть хуже, моя золотая, невозможно! Маленькая Маруся, впервые увидев мать на экране и старательно прочитав все титры, спросила:
- А почему там написано про тебя "Ксения Леднева"?
Ксения удивилась:
- Так ведь это мои имя и фамилия!
- Нет, это непонятно, неправильно, - покачала головой дочка.
- А как надо, по-твоему?
И Маруся важно изрекла:
- Надо написать "мама"! Тогда всем будет понятно, что это ты!
Ксения хохотала.
Какой счастливой она была тогда… Потому что была молода.
И жила пока в рамках своего бытия, не выходя за его границы, как все всегда в самом начале. И думала только об этом. И играла лишь это - самое себя и свой мир, правильнее - мирок… Играла себя в этом мире, а не мир в себе. А собственное "я" - хоть и большое, но ограниченное, и оно быстро кончится, когда ты его целиком выразишь и сыграешь до конца. И что ты будешь тогда делать, что изображать?…
В каждую свою роль она входила, как в незнакомую реку. И легкие волны вдруг захлестывали ее, и несли, и тянули… волокли за собой… И порой били в лицо, хлестали по рукам: что ты делаешь? Куда полезла?! Куда тебя понесло, глупую, неразумную?…
Через много лет пришло осознание - все и всякое наше счастье идет от неведения. Это страшно…
И в сущности, тебе не дано ничего знать. Но почему?! И как тогда жить?
Потом, позже, ей все это надоело, она года четыре вообще не играла и прекрасно себя чувствовала. Буквально летала. И сейчас ни за что не взялась бы за старое, если бы не нужда. Ксения снималась и выходила на сцену ровно столько, сколько требовалось для жизни, ничего лишнего. Ездила по городам и весям с антрепризой по рассказам Чехова, иногда соглашалась на съемки, но после них почти всегда жила мучительно - оставался тяжелый осадок бессмысленности.
Да, исключительно ради заработка. Она не любила и не любит кино. Наверное, и оно было послано ей для смирения. Собственные актерские удачи Ксения связывала только с театром. Семнадцать лет прослужила на сцене, работала с великими режиссерами… А сейчас отвергала многие роли, придирчиво смотрела на драматургическую основу.
Кинорежиссеры ее заметили еще в юности, после фильма Шара, и отбоя от предложений сниматься у нее не было. Хотя Ксения никогда не считала себя фанаткой своей профессии - всегда достаточно свободный человек. Могла увлечься, влюбиться, уехать куда-то, начать писать… Ни на чем не зацикливалась.