Да и соратники по Антанте были бы круглым идиотами, если бы не ассигновали определенную сумму на подкуп российской политической верхушки, и не меньшими идиотами были бы члены Военно-промышленного комитета, если бы не сделали то же самое.
Естественно, ни один из попавших в эмиграцию политических деятелей октября 1917 года о столь низменных мотивах не пишет. И у нас тоже нет оснований подозревать их в такой гадости – ради деловых связей с англичанами и французами, а тем более ради каких-то грязных разноцветных бумажек кидать в мясорубку войны новые сотни тысяч живых людей. Само собой, они – хорошие, и в своем противодействии большевикам действовали исключительно из святой и чистой любви к революции и демократии. И гражданскую войну тоже ради нее развязали...
Глава 11 ПРЕДЧУВСТВИЕ ГРАЖДАНСКОЙ ВОЙНЫ
Никто не имеет права убивать и грабить только для того, чтобы убивать и грабить! Можно только во имя высоких национально-освободительных движений, культурных или эстетических ценностей, продвижения культуры на восток... Потому умоются кровью все, кто усомнится в нашем миролюбии!
Гай Юлий Орловский. Ричард Длинные руки
Принято думать, что белогвардейцы беззаветно сражались против красных за "батюшку-царя" – еще одна стойкая легенда о "России, которую мы потеряли". На самом деле наиболее адекватно политические взгляды белой армии отразил милый детский боевик "Новые приключения неуловимых" – помните, что началось в одесском ресторане, когда один из посетителей заказал "Боже, царя храни"?
Увы, начиная с 1917 года на построссийском пространстве противостояли не монархия и большевики, как сейчас, вслед за советскими, пытаются представить дело некоторые российские историки. Там схлестнулись насмерть Февраль и Октябрь. Силы, противостоящие большевикам – это как раз те самые господа, которые довели страну до ручки.
"Мальчики в розовых штанах" образца 1917 года, сторонники "войны до победного конца" во имя британских интересов, мародеры-фабриканты, выжимавшие, как лимон, государственную казну, развращенная аристократия, диссидентствующее "образованное общество". Мотивы их просты, как три копейки: выполнить "союзнический долг", вернуть свои деньги, имущество, положение в обществе, поставить вылезшего из бараков и подвалов "хама" на место, и чтобы он это место накрепко запомнил. А у интеллигенции еще и неистребимая привычка к диссидентству: какова бы ни была власть, интеллигент всегда вякнет против. Вся эта публика за то, чтобы вернуть Россию, которую они потеряли, была готова брататься хоть с самим чертом и платить любую цену.
Если мы прикинем расклад сил в этой войне, то увидим интереснейшую картину. Большевики опирались лишь на самих себя и на внутренние ресурсы страны – союзников у них не было. Причина проста: ну как могло иметь дело с этой властью общество, где право собственности почиталось священным? В конце концов, стиснув зубы, на союз с Советской Россией пошла униженная и подвергнутая международному остракизму Германия, но и то – стоило подуть теплому ветерку с западной границы, как германские правящие круги тут же стали сворачивать контакты с СССР. Да и возникла эта связь уже после Гражданской войны. До 1920 года большевики сражались в полном одиночестве.
А вот белые легко нашли себе союзников – в первую очередь потому, что готовы были торговать Россией оптом и в розницу. Уже в сентябре семнадцатого они не прочь были в порядке борьбы со смутой сдать Петроград, да и всю страну немцам, при том что одновременно стояли за войну до победного конца. Где же логика? Как говорил один маленький ленинградский мальчик, "логика – на другом корабле".
Союзников тоже не надо долго искать, они остались еще с прежних времен. Все то же "мировое сообщество", жаждущее новых рынков и новых колоний. В популярной частушке времен Гражданской войны пелось: "Мундир английский, погон французский, табак японский, правитель омский". Вот и вторая составляющая ненависти "цивизизованного мира" к большевикам – какую вкусную добычу эти мерзавцы увели прямо из-под носа!
Конечно, если бы западные державы не были связаны войной, большевиков раздавили бы мгновенно – но разделенная на две половины Европа в то время увязла в собственных делах и до лета 1919 года разби-
ралась с ними. А потом время было упущено: большевики успели создать хоть и плохонькую, но армию, народ, в общем-то, был если не за них, то и не за белых, а ввязываться в новую большую войну сразу же после окончания прежней Европа была не готова. Да и стоит ли возиться с тем, чтобы добивать большевиков – сами упадут!
Этот факт настолько очевиден, что с ним не спорят даже диссиденты: большевики не имели международной поддержки ("жидо-масоны" не в счет), а за спинами белых стояла чуть ли не вся цивилизованная Европа. Крики деятелей Февраля о том, что большевики толкают страну к гражданской войне, расшифровывались следующим образом: "Предупреждаем: если большевики возьмут власть, мы развяжем против них гражданскую войну!"
Началась эта война в городе Петрограде 26 октября 1917 года.
Готтентоты
Воротынский
Так, родом он незнатен; мы знатнее.
Шуйский
Да, кажется.
Воротынский
Ведь Шуйский, Воротынский...
Легко сказать, природные князья.
Шуйский
Природные, и Рюриковой крови.
Пушкин. Борис Годунов
Но разве это не было именно тем, чего так жаждали социалисты, о чем они говорили целых семьдесят лет? Но теперь, когда апатичные массы поднялись в грандиозном восстании, эти интеллектуалы были напуганы, в смятении. Именно они, интеллектуалы, были опекунами, хранителями или руководителями революции. Как у масс хватило безрассудной смелости взять все в свои руки?
Альберт Рис Вильяме. Путешествие в революцию
Поддавшись на простую провокацию и торжественно удалившись со съезда, братья-социалисты быстро поняли, какого сваляли дурака – и очень обиделись. Эта комическая фигурка, этот выскочка, над которым полгода смеялся весь политический Петроград, переиграл их – и с какой легкостью! Да, приятно было, будучи в большинстве, объяснять оппонентам, что надо соблюдать дисциплину и выполнять решения этого самого большинства. А вот самим соблюсти основное правило демократии братьям-социалистам оказалось куда горше...
Первую реакцию на поражение описал в своих воспоминаниях все тот же Николай Суханов:
"Ко мне подошел один из видных деятелей ЦИК...
– Что делать? – заговорил "адским шепотом", но в искреннем гневе мой собеседник, с искаженным лицом потрясая передо мной кулаками. – Что делать? Собрать войска и разогнать эту сволочь. Вот что делать!
Это было не только настроение. Это была программа меньшевистс- ко-эсеровских обломков крушения в те дни. Под флагом "Комитета спасения" меньшевики... начали работать над реставрацией керенщины. Добрая половина их по-прежнему стояла за коалицию. Остальные либо признавали "законную власть Временного правительства", либо считали необходимым создать новую власть в противовес Смольному, либо просто стояли за ликвидацию Смольного всеми средствами и путями".
Впрочем, они не только говорили "адским шепотом", но и действовали с самых первых минут, причем весьма недемократично.
"Старый ЦИК, сбежавший в лице своего большинства и в лице своих лидеров, должен был, конечно, формально сложить свои полномочия, сдать дела и отчитаться в денежных суммах... Но старый ЦИК, сбежав из Смольного в другой вооруженный лагерь, не сделал ни того, ни другого, ни третьего.
Отделы перестали работать, и большинство служащих разбрелось кто куда. Это еще довольно понятно и непредосудительно. Но денежные суммы? Представьте себе: старый ЦИК унес их с собой! Служащие – кассиры, бухгалтеры и барышни по распоряжению низложенных властей набили кредитками свои карманы, напихали их, куда возможно, под платье и унесли из Смольного всю кассовую наличность...
Конечно, все было бы в порядке, если бы деньги были унесены с целью их сохранения и отчета в будущем. Ответственные люди могли опасаться за их целость – среди необычной обстановки Смольного. Но дело обстояло совсем не так. Большинство ЦИК захватило деньги в целях дальнейшего распоряжении ими по своему усмотрению: их употребляли в дальнейшем па политические цели меньшевиков и эсеров... И все это было проделано без всяких попыток отрицать законность Второго съезда и его ЦИК. Невероятно, но вполне достоверно.
Факт захвата денег, однако, не был простой уголовщиной, хоти бы и совершаемой в политических целях. Он был именно результатом ослепления и в определенных пределах имел свою логику. Дело в том, что ЦИК, убегая из Смольного, не сложил своих полномочий и не собирался сложить их. Пользуясь захваченными средствами, старое советское большинство продолжало действовать под фирмой верховного советского органа... Не оспаривая законности нового ЦИК и не собирая заседаний старого, они пользовались и именем, и материальными средствами бывшего советского центра в своей войне против нового строя".