Настроение у него в то утро было паршивое: минутное дело, ради которого пришлось вставать в несусветную рань, грозило превратиться в многочасовую волынку. Иван второй час подпирал спиной стену в коридоре, дурея от жары и духоты, вызванных законопаченными наглухо окнами, многолюдностью и шпарящими на полную батареями. Все стулья занимали старушки, которые своим кудахтаньем провоцировали непрекращающийся гам, места у стены достались тем счастливчикам, которые, как и Иван, пришли к открытию, а остальные пациенты толпились прямо в середине коридора. Гардероб не работал, стоявшая в углу вешалка скрылась под чужими пальто, поэтому Иван держал в руках, из которых левая еще была перебинтована, громоздкую "дутую" куртку, какой-то пакет и толстую медицинскую карту, а ботинками придерживал брошенный на пол рюкзак с учебниками. Чувствуя себя той переполненной вещами вешалкой в углу, парень маялся не только от неудобств и жары, но еще и от скуки. Поэтому когда он увидел ту девушку в приметных круглых очках и с двумя тощими косичками, неожиданно обрадовался ей, как старому другу, хоть она не вызывала у него интереса. Она не была его одноклассницей, объединяло их лишь общее увлечение. Обычно во время встреч он даже не заговаривал с ней. Вот и в тот день разговор, который Иван завязал от скуки, тек вяло и без азарта. В какой-то момент ожидаемо повисла пауза. И пока Иван судорожно пытался придумать новые темы, дабы возобновить неинтересную ему беседу, потому что изнывать от неловкого молчания в компании оказалось хуже, чем страдать от скуки в одиночестве, девушка молча таращилась на него. Огромные очки делали ее похожей на стрекозу, глаза за увеличительными стеклами казались непомерно большими. Может, она и не слушала его до этого, погруженная в какой-то свой транс? Иван даже едва не помахал ладонью у девушки перед лицом. Но она встрепенулась, словно ее внезапно разбудили, и уставилась на его забинтованную руку.
– Тебе очень было больно? – спросила вдруг девушка.
– Ну… – уклончиво ответил Иван.
– Ты прости его. Он не нарочно, – затараторила она прорвавшимся наружу горячим шепотом. – Так вышло. Он не хотел этого. Он вообще-то хороший, только…
Что она собиралась сказать, Иван так и не узнал, потому что в тот момент открылась дверь нужного кабинета, и медсестра пригласила его пройти. А когда он вышел в коридор после приема, девушка уже ушла.
…Вспомнив тот случай, Иван тут же набрал номер Евы. Когда она ему ответила, он сразу, без приветствия спросил:
– Ты помнишь, как звали третью девушку в нашей компании? Кажется, у нее было имя, созвучное с твоим.
– Евгения, – ответила после недолгой заминки Ева.
– А как она выглядела, можешь описать?
– Ну, как… Обычно. Одевалась просто, как и я – в джинсы и кофточки. Только, в отличие от меня, носила большие очки. И еще волосы заплетала в косы.
– Ага, точно! – обрадовался Иван.
– А что случилось?
– Да ничего особенного. Просто вспомнил кое-что. Но пока не знаю, насколько это важно.
Он торопливо, понизив голос, пересказал вспомнившуюся ему встречу в поликлинике. Ева помолчала, обдумывая услышанное, а затем спросила:
– А ты у Евгении после не спрашивал, что, вернее, кого она имела в виду?
– Спрашивал. Но она вытаращила глаза и ушла от ответа. Мол, не понимает, о чем я. Хотя нашу встречу в поликлинике не отрицала.
– Гм… И когда это произошло? – продолжала расспрашивать Ева. – Можешь точно назвать?
– Думаю, в конце ноября – начале декабря, примерно через месяц или чуть больше после моего падения. Гипс мне к тому времени сняли, но рука еще болела и какой-то период я ходил с повязкой.
– Да, помню. Евгения появилась в компании примерно в то же время. Нет, чуть раньше. Иван, а что если это она и была на станции? И знала, с кем ты там "встретился"?
– Не уверен. Я же не видел ее лица. А джинсы и такие, как у девушки "со станции", ботинки носило, как ты сказала, полгорода. К тому же Евгения, как мне помнится, нередко что-то ляпала ни к селу ни к городу. И ни разу, кроме того случая в поликлинике, не дала мне понять, что мы с ней "встречались" раньше.
– Найти бы ее, – высказала вслух Ева то, что думал Иван. – И расспросить. Может, что вспомнит? А вдруг это она подбрасывает нам записки?
– Вполне в ее духе, – согласился Иван. Но Ева тут же и отвергла свое предположение:
– Нет, Иван. Не думаю, что она отравила бы собаку. Та Евгения, которую мы знали, на это не была способна. Ты вспомни, как она спасала проснувшуюся зимой муху, которую кто-то из мальчишек собирался прихлопнуть!
– Ага, – хохотнул Иван. – Защищала муху, как львица – детеныша. И, кажется, унесла к себе домой. Долговязый даже искал ей спичечный коробок.
– Вот! Она к животным относилась с особой нежностью. И они ее любили. Так что вряд ли это она убила вашу собаку.
– Но все равно сбрасывать Евгению со счетов не стоит. Ты ничего о ней не знаешь? Ни разу за все это время не встречала?
– Нет, – ответила Ева сразу на оба вопроса.
– Ладно… Ты разговаривала, кстати, со следователем?
– Да. Но его как-то не воодушевили мои новости, – погрустнела Ева.
– Может, и воодушевили, только он не подал виду. Должность обязывает. И не забудь сообщить в полицию об угрозах!
– Завтра же.
– Я уже подъезжаю, Ева, после поговорим. Спокойной ночи!
Она пожелала в ответ тоже спокойной ночи и первой отключилась.
Квартира встретила знакомой тишиной, которая приняла его в объятия, как заждавшаяся жена, и Иван только сейчас понял, как соскучился по своему дому. Он разулся, стянул через голову рубашку и прошел на кухню. В одиночестве есть своя прелесть: можно молчать, когда тебе не хочется разговаривать, пить холодное пиво в темноте, сидя на широком подоконнике и рассматривая с высоты третьего этажа освещенный прямоугольник двора, и ничего, абсолютно ничего другого не делать. Когда пиво закончилось, Иван открыл холодильник, чтобы взять новую банку, но передумал. Вместо этого принял горячий душ, смывая с себя минувший день, затем выбрал фильм, заказал по телефону пиццу и тогда уже открыл другую банку пива. После напряженной недели и не менее напряженных "выходных" он заслужил спокойный вечер. Это завтра он отправится в офис и облачится в рутину как в привычный, скроенный по его фигуре костюм. Вновь станет для подчиненных требовательным Иваном Сергеевичем, скрупулезно проверит отчеты, подпишет акты, вернет не показавшиеся ему точными расчеты. Но это завтра. А сегодня он – обычный мужчина Иван Селин, который собирается насладиться остатками уходящего дня, ледяным пивом, хорошим фильмом и острой пиццей.
Но, видимо, он не заслужил эту пару часов спокойствия, потому что в тот момент, когда Иван принял из рук курьера коробку с горячим промасленным дном, раздался звонок мобильного. Мужчина поморщился и бросил полный досады взгляд на телефон. Нет его уже сегодня! Нет, и все тут. Мобильный замолчал, но едва Иван запустил фильм и потянулся за первым кусочком пиццы, вновь затрезвонил.
– Черт побери! – выругался мужчина. Но телефон взял и, увидев номер Евы, ответил без прежней дружелюбности:
– Да, Ева? Что-то случилось?
– Случилось, – ответила девушка таким тоном, который моментально погасил раздражительность и окатил тревогой. – На старой станции обнаружили труп.
– Что?! – воскликнул Иван и вскочил на ноги, едва не опрокинув на пол коробку с пиццей. – Это?..
– Нет, это не Тина. Слава богу. Это… – Ева помолчала, словно собираясь с духом. – Это уже скелетированные останки, которым не меньше десяти-пятнадцати лет.
Иван пропустил удар. И так как он, нокаутированный новостью, молчал, Ева ответила на его незаданный вслух вопрос:
– Ты же понимаешь, чьи это могут быть кости? Еще ничего не подтвердили, но это лишь вопрос времени. Старое дело вновь поднимут. Там есть подробные описания, во что был одет тот несчастный мальчик.
Она вдруг всхлипнула и замолчала.
– Ева? – тихо позвал девушку Иван. – Ева? Где его нашли?
– В подполе одной из построек. Там был то ли подвал, то ли широкий погреб, то ли еще что… – сбиваясь и глотая окончания слов, пояснила девушка. – В полу – люк. Он оказался откинут. А рядом – широкая бочка, в которой когда-то хранились какие-то химикаты. Все это время бочка стояла на люке. На нем остался след. А сейчас ее кто-то сдвинул, открыл люк, и туда чуть не провалился Шварценеггер.
– Что?! Ничего не понимаю! Ева, успокойся и давай еще раз! Какая бочка, какая постройка? И что там делала ваша псина?!
Девушка перевела дух и вновь заговорила – уже не так торопливо, хоть по звенящим нотам в ее голосе Иван догадывался, что Ева находится на гране истерики. Из ее рассказа он узнал о том, что миссис Смит в компании чихуахуа самостоятельно отправились на старую станцию. Там они своим появление навели шороху, потому что, со слов девушки, если ее мать запланировала скандал, он и будет – громогласный и ураганный. Миссис Смит за те два часа, что была на станции, успела вмешаться в работу волонтеров, поспорить с их руководителем об эффективности его методов, собственнолично подключиться к поискам и… в какой-то момент упустить из виду свою собаку. К счастью для Василия и его команды миссис Смит вскоре после обнаруженной пропажи Шварценеггера услышала его лай, доносящийся из ближайшей к ней постройки. Оказывается, кроха чихуахуа нашел открытый подпол и почему-то зашелся в истерике. Василий решил проверить подвал. Но едва в люк по приставной лестнице спустился, освещая себе дорогу фонарем, первый волонтер, как из погреба раздалась тирада ненормативной лексики, сменившаяся взволнованным криком: "Тут скелет!".