- Речь о стратегии! Что ты о ней думаешь? А не обо мне и моих внутренних метаниях!
- Стратегия отменна, - коротко ответил бывший друг.
Лайонел не успел ничего сказать, за решеткой мелькнула тень и раздался слабый с хрипотцой голос:
- Отменная, за исключением одного: что помешает, скажем, мне - одному из могущественнейших вампиров этого города не принять в самый ответственный момент сторону противника?
Голос - гнусавый, с хрипотцой Лайонел прекрасно помнил, как и его обладателя - мужчину неопределенного возраста, худощавого на лицо, с маленькими узкими глазками и носом, похожим на клюв попугая. Еще в начале осени прошлого года этот почтенный господин был вхож в лучшие дома Петербурга и уважаем в высшем обществе.
Молодой человек неприязненно скривился. Пятьдесят лет он терпел выходки этого малоприятного идиота из-за его редкого дара, и последней каплей стала нелепейшая проделка: закинутая девушка на крест ангела, венчавшего Александрийскую колонну на Дворцовой площади. Ее кровью был заляпан весь столп, и служба уборщиков едва успела все очистить до рассвета.
Лайонел, нисколько не взволнованный выпадом пленного, вкрадчиво поинтересовался:
- Зазаровский, зачем тебе свобода? Почему ты хочешь выйти из тюрьмы?
- Тебе известно! - надломленным голосом выкрикнул пленник.
Конечно он знал: женщины, хорошая кровь, женщины, мальчики, много крови - вот что совсем недавно составляло счастливейшее существование обитателя камеры номер тысяча тридцать пять.
Молодой человек задумчиво посмотрел на Георгия, рассеянно теребившего золотую пуговицу на рукаве пиджака, и ответил:
- Он хочет выйти из тюрьмы для того, чтобы жить! Понимаешь?
Взгляд друга прояснялся и он кивнул.
- Да, перерождение большинству из них сейчас совсем некстати...
* * *
Катя сидела на краю крыши нежилой пятиэтажки, подставив лицо теплому ветру. Огромная белая луна висела над тонкой трубой, неизменно выпускающей серый дымок. Небо походило на черный бархатный плащ - ровный, без единой складки, с нашитыми серебряными звездами, крупными, точно вырезанными из фольги. Внизу простиралась длинная улица, со всех сторон зажатая старыми уродливыми домами, через дорогу находился какой-то завод, а напротив него - дом братьев, окруженный высокой стеной с колючей проволокой.
Так хорошо было сидеть, откинув голову, глядя в непостижимую черноту небес, и осторожно, как будто по неосвещенному коридору, на ощупь передвигаться в своих фантазиях.
Сегодня ей хотелось мечтать, и это внезапное желание сперва напугало ее. Ну о чем ей мечтать? За нее уже все-все решили, а мечты - они для свободных. Но сколько она мысленно ни смеялась над собой, фантазия ее несла на новообретенных крыльях, аж дыхание перехватывало.
Девушка почувствовала в себе небывалую силу, больше она не желала сидеть в своей комнате, уставившись в стену, или бесцельно бродить по району. Ей хотелось что-то делать, энергия, которую она пыталась постоянно в себе угомонить, рвалась наружу. Сама толком не понимала, чего собирается добиться. Одно уяснила: сидеть и жалеть себя она больше не намерена.
И так легко и спокойно ей стало от этого решения, что Катя негромко засмеялась.
Примостившийся рядышком Йоро, как никто умеющий, когда требуется, хранить тишину, спросил:
- Вспомнила что-то?
- Не совсем...
Катя хотела ему признаться, но ее взгляд скользнул по черной трубе, выпускающей дым, и она воскликнула:
- А ты не знаешь, что там? Это завод?
Как ей показалось, мальчик смешался, и она уже хотела беспечно махнуть рукой, но он ответил:
- Лучше тебе не знать...
Девушка насторожилась, потребовав:
- Скажи!
Йоро почесал ногу и нехотя проворчал:
- Это винный погреб.
Катя продолжала непонимающе на него смотреть, но поскольку он молчал, заметила: - Но вампиры же не пьют спир... - Она осеклась, да так и осталась сидеть с приоткрытым ртом, с ужасом взирая на устремленную к луне черную трубу. Усилием воли девушка отвела взгляд от серого дымка, охрипшим голосом прошелестев: - Ты хотел сказать крематорий...
Так вот откуда нескончаемым потоком кровавое вино текло в дома вампиров города.
- Я вообще не хотел говорить, - сознался оборотень и свел на переносице черные брови.
Катя пораженно тряхнула волосами.
- Я все могу понять, кровь с неба не льется, ради нее приходится убивать! Но зачем, скажи, жить рядом с таким местом?
- Это стратегически важный объект, если неприятель его парализует, считай, любая война проиграна, - пояснил мальчик. - Безопасность города для Лайонела всегда была превыше всего.
Девушка озадаченно посмотрела на жуткий завод, а потом на дом братьев напротив него и нерешительно сказала:
- Лайонел так любит исторический центр! Неужели он торчал в этом забытом Богом и людьми районе лишь для того, чтобы работу завода никто не остановил?
- Тебе кажется это глупым, - усмехнулся Йоро. - Уверен, многие, кто хотели занять место Лайонела, с тобой поспорят. Средний срок правления одного вампира длится обычно не более тридцати лет. Всего лишь тридцати! Тебе известно, сколько правил Лайонел?
Ей было известно, а еще она в очередной раз поняла, как, в сущности, мало знает о мире, куда попала, и о вампире, который подарил ей билет в эту преисподнюю.
"Я не стану смотреть, не стану думать, не стану", - мысленно шептала себе девушка, не в силах оторвать взгляд от дыма, тянущегося из трубы. Сколько раз она видела его? Как же ее удивляло, что дым идет из трубы днем и ночью.
"Блаженно неведенье", вспоминались слова Лайонела, сказанные в день, когда ему пришлось открыть шкатулку, присланную из Тартаруса. Сейчас Катя осознала абсолютно четко: о каких-то вещах лучше в самом деле не знать.
Девушка надолго замолчала, пытаясь собрать из пепла остатки былого хорошего настроения. Йоро тоже не пытался продолжить разговор, он тихонько сидел, обняв колени, и смотрел на небо.
Катя повернула к мальчику голову и, полюбовавшись его профилем, точно невзначай обронила:
- Ты всегда раньше давал мне советы.
Его плечи поникли и напряглись.
- Тебе нужен совет?
- Не знаю. - Катя помолчала, устремив взгляд на белый лунный диск, по-прежнему избегая взглядов вниз - на черную трубу.
Йоро вздохнул
- Даже маленький совет - это гвоздик в доску деревянного моста, который однажды привет к вратам, за которыми каждый увидит, что вышло из его советов.
Девушка обняла его, прижала голову с черными лохматыми волосами к своему плечу и чмокнула мальчика в висок.
- Я постоянно думаю, - признался оборотень, - а что было бы, не приди я в парк, когда Лайонел освободил меня?! Не совершил ли я самую огромную ошибку в своей жизни, убедив тебя в чувствах Лайонела! Ведь ты могла когда-нибудь забыть и встретить хорошего человека. - Мальчик с невыразимой грустью посмотрел на Катю и, едва касаясь, провел ладонью по волосам, стекающим волнами по ее плечу. - Как я мог поступить так со своим талисманом, я должен был защищать тебя, оберегать... и в первую очередь от вампиров.
Девушка смотрела на него с искренним изумлением и огорчением. Никогда, даже тоскуя по дому, родителям и прошлой жизни, она не винила в случившемся Йоро. Ни разу не задумалась, как повернулась бы ее жизнь, не встреть она его тогда - в парке, где оборотень подарил ей надежду...
- Я сделал тебя такой несчастной, - подытожил мальчик. - И просто не имею права давать советов.
- Вовсе я не несчастна, - с нарочитой веселостью тряхнула головой девушка и улыбнулась другу. - Со мной все хорошо. Не беспокойся.
Он не поверил, вновь вздохнул и положил подбородок на голую коленку.
Катя похлопала его по плечу - не могла спокойно смотреть, как он себя изводит чувством вины.
- Я не хочу ни о чем жалеть, - уверенно сказала она. - Сожаления - пустая трата времени, когда уже ничего не изменить. А все твои деревянные мосты, ведущие к вратам, за которыми то, что ты видеть совсем не хочешь, я сожгу! Пусть горят!
Йоро поднял на нее глаза, обрамленные черными жесткими щеточками ресниц с играющими на кончиках лунными бликами. От его нежного, немного грустного, но необыкновенно теплого взгляда, улыбка сама расползлась по лицу девушки.
- Все будет хорошо, - проговорила она скорее для себя, чем для него, и поднялась на ноги. На миг Катя задумалась над тем, что за музыка зазвучала у нее в голове: нечто очень знакомое, как будто из прошлого. И она вспомнила, как однажды зимой, много лет назад, одевалась в коридоре, чтобы пойти на улицу покататься с горки, а из кухни доносилась эта самая музыка. Отец с матерью смотрели по телевизору "Семнадцать мгновений весны" и играла мелодия "Дороги" Микаэля Таривердиева.
Девушка шагнула к самому краю крыши и, не глядя вниз, распахнув руки, покачнулась на носках. Ей совсем не было страшно, она ощущала силу, яростную и пульсирующую в каждой частичке тела.
Катя оттолкнулась от крыши и прыгнула. Полет оказался быстрым, стремительным, но восторг, охвативший сердце, точно вихрем подхватил его, легонько сдвинув с места.
Она приземлилась на асфальт, мягко отпружинив подошвами кроссовок - ни боли от сильнейшего удара, ни страха.
Девушка услышала негромкие аплодисменты и, обернувшись, увидела Вильяма. Он стоял, облокотившись на закрытую решетку арки, ведущую во двор, где девушка пряталась как-то зимой в полусгоревшем доме от Лайонела. Дома того уже не было, его разобрали, сравняв с землей, остались лишь мелкие обломки.
- Первый полет, - сказал молодой человек, с нескрываемым восхищением.
Он подошел, и она, смеясь, повисла у него на шее.