- Когда я видел Киру в последний раз, ее увел с собой Павел Холодный.
- Этот… - задохнулась от отвращения девушка, скомкав от волнения покрывало. - Но как же… Я завтра же поговорю с Цимаон Ницхи, уверена, он пошлет кого-нибудь за ней! Страшно представить, что делает там… этот подонок!
Видя, что мальчик совсем сник, она обняла его, взмолившись:
- Прости, прости, я не должна была говорить… Оборотень спокойно взглянул на нее.
- Она все знала, но не сказала мне, потому что верит, что менять судьбу нельзя.
- Да… я помню.
Они помолчали. Девушка вспомнила о чертенке и обвела комнату взглядом. Но нигде того не обнаружила. Она привстала, позвав: "Олило, где ты?" - Затем пошла к двери в ванну, поинтересовавшись у Йоро: - Вы уже познакомились?
Не получив ответа, девушка обернулась, поймав странное выражение на лице мальчика. Она уже видела такое, в тот раз, когда Йоро хотел предупредить ее о том, что видел Лайонела с Анжеликой в доме Моргана Нориша, но не смог.
- Что?
Оборотень помотал головой.
- Ничего. Наверно, он в ванной.
Катя удовлетворенно кивнула. Олило она нашла сидящим на бортике ванны-бассейна. Малыш, грустно склонив головку, смотрел на отражение в воде и болтал в ней мохнатыми ножками.
- Вот ты где! - сказала девушка.
Чертенок не отозвался.
Тогда она присела рядом.
- Как дела?
Огромные зеркальные глаза обратились на нее. "Ты меня больше не любишь", - печально заявил чертенок.
- Что ты! - Она провела рукой по его рожкам. - Я…
"Я видел". - Олило отвернулся.
Катя растерянно молчала, прокручивая в голове сцену встречи с Йоро и то, как грустно стоял в сторонке Олило, дожидаясь своей очереди, да так и не дождался.
- Я очень давно не видела Йоро и соскучилась по нему, - нашлась девушка и пощекотала чертенку бок. - Не обижайся, ладно?
Олило отвернулся.
Девушка не сдалась, продолжая щекотать черный бок и лукаво вопрошая:
- А кто тут самый смешной? А кто тут самый веселый?
Она не видела, как в дверном проеме бесшумно показался Йоро, и чертенок, заметивший его, в мгновение ока повеселел, повернулся к девушке и, смеясь, тоже стал ее щекотать.
Оборотень незаметно отступил вглубь комнаты, продолжая внимательно наблюдать.
- Ты хотела видеть меня, дитя? - вместо приветствия поинтересовался Цимаон Ницхи. Янтарные глаза оценивающе, с явным неодобрением скользнули по ее джинсам, подкатанным до колен и белой майке.
- Я хочу попросить, - поравнявшись со старейшиной, выпалила Катя. На балконе дворца они находились одни. Утреннее солнце нежно освещало улицу, еще не такую ослепительную, как днем, когда ярчайшие лучи превращали город в радугу красок.
- Проси, - милостиво позволил Создатель.
- Пошлите когда-нибудь в Петербург за девочкой…
Создатель повернулся к ней и, взяв за плечи, улыбнулся.
- Ну конечно, милая.
Катя облегченно вздохнула, с неуверенной улыбкой пояснив:
- Эту девочку зовут Кирой, она внучка одного ученого, ее забрал к себе Павел Холодный…
Цимаон Ницхи ее не слушал, щурясь, точно кот, он посмотрел на солнце и сказал:
- Хорошо-хорошо, дорогая, а ты порадуй старика… - Он кивнул вниз, где по лестнице спускался Вильям, одетый в тонкую тунику и сандалии. - Один поцелуй. От тебя не убудет, правда?
- Вы больны! - резко констатировала Катя. - А вас мне не поцеловать, от меня же не убудет!
Цимаон Ницхи провел сморщенной рукой, украшенной перстнем с гербом города по перилам, на секунду взгляд его затуманился, а когда прояснился, Создатель негромко промолвил:
- Говорят, Павлу Холодному нравится та девочка по утрам без четверти девять, перед завтраком. - Он причмокнул губами. - Пожалуй, если прямо сейчас побежишь к Вильяму, мой слуга успеет снять Холодного с нее.
Катя смотрела на двух летучих мышей, изображенных на перстне старца и перед глазами у нее стоял черный комок, втоптанный в песок. Нев - один из символов города, безжалостно уничтоженный Создателем.
В животе, в медленной неге, родился огненный шарик ярости.
Только Цимаон Ницхи не позволил ее гневу разрастись, коснулся плеча и шарик, уменьшившись, исчез.
- Сколько тебе лет, что ты до сих пор веришь, будто кто-то делает что-нибудь за просто так?
Его слова неожиданно уязвили ее. Она уже была готова послать его куда подальше и вернуться в свою комнату, но, вспомнив, что там ее ждет Йоро, который надеялся на нее, промолчала. Вспомнились ей и болезненные прикосновения Павла Холодного, обжигающие кожу. И то, какая маленькая и невинная еще Кира, несмотря на свой почтенный возраст.
Катя сильно закусила губу. Эта девочка была нужна не только Йоро, но и ей самой, очень нужна.
- Вильям, - негромко окликнула Катя.
Молодой человек остановился и обернулся, подняв на нее изумрудные глаза.
Она же с ненавистью глянула на стоящего рядом Создателя, на чьем лице замерло удовольствие и, прошипев: "Отлично", выбежала с балкона.
Девушка решительно спустилась по лестнице, приблизилась к Вильяму и, обвив его шею руками, потянулась к губам. Молодой человек резко отпрянул.
Тогда Катя развернулась лицом к дворцу, где на балконе все так же стоял Цимаон Ницхи и развела руками. Говоря тем самым, что пыталась.
- Браво, - похлопал ей Создатель. - Несчастный Павел Холодный, какая его ждет утрата…
Стены дворца в утренних лучах солнца нежно переливались кровавым блеском, на улице было тихо и пустынно. Вильям непонимающе переводил взгляд с девушки на Создателя и, не дождавшись комментариев, спросил:
- Зачем?
Катя со вздохом подтянула джинсы, хотела объяснить, а потом передумала и, отмахнувшись от него, пошла прочь.
Какое-то время он двигался следом, но вскоре отстал.
Она задавалась вопросом, задето ли ее самолюбие его вчерашним: "Ничего не чувствую к тебе", однако ответа у себя не находила. В той гнетущей тишине, которая наступила для нее с тех пор, как она попала в город старейших вампиров, казалось, в голове не осталось совсем никаких мыслей. С исчезновением музыки девушка слово потеряла способность думать. Мысленные потоки были то слишком быстрыми, то невообразимо медленными и как будто останавливались. Тишина мешала ей, давила и раздражала.
Катя тихонько замычала, пытаясь напеть хоть кого-нибудь: Моцарта, Баха…
По узкой каменной дорожке она добралась до небольшого скверика, огороженного золотой оградой. Серебряные скульптуры зверей тут утопали в зелени, бил фонтан, а в центре его серебряные Адам и Ева стояли под деревом, с которого к ним спускался змей, держа в пасти рубиновое яблоко.
На одной из скамеек Катя заметила старейшину в черном одеянии, чье лицо скрывал капюшон.
Недолго думая, девушка села рядом, обронив:
- Вы никогда не снимаете капюшона?
Голова старейшины чуть повернулась к ней.
- А ты никогда не интересуешься, прежде чем нарушить чье-то уединение, желанна ли твоя компания?
Катя хмыкнула и, закинув голову назад, прикрыла глаза.
- Да я самая желанная персона в этом городе, если вы не в курсе!
Наркисс коротко и сипло рассмеялся.
- Ошибаешься.
Девушка ощутила на себе пристальный взгляд и приподняла ресницы. Старейшина разглядывал ее, от чего сделалось неуютно, но она не двинулась с места. Продолжала сидеть, глядя из-под ресниц в темноту капюшона, гадая, насколько ужасен сидящей рядом с ней старик.
- Хочется вскочить и убежать, не так ли? - Он точно прочитал ее мысли.
- Хочется посмотреть, - смело заявила она, в ужасе ожидая, что он сейчас сдерет с головы капюшон и дальше все пойдет как в фильмах ужасов: раздирающий вопль и мелькание пяток.
Наркисс лишь ниже наклонил голову, прохрипев:
- А сердечко не разорвется, детка?
Катя решила больше не настаивать и перевела тему немного в другое русло:
- Вы родились таким?
Подумав, он ответил:
- Нет.
- Вас заколдовала злая колдунья? - прыснула в кулачок девушка.
Капюшон уставился на нее и она, посерьезнев, добавила:
- Просто, интересно.
Он долго молчал, Катя решила, тот больше не станет с ней разговаривать и лучше всего оставить его в одиночестве. Она уже готовилась так и поступить, но Наркисс неожиданно сказал:
- Когда-то я был очень красив. - Капюшон обратился к ней. - Краше Лайонела, настолько хорош собой, что те, кто видели меня, забывали дышать от восторга. Гордыня, точно червь, по кусочкам съела мое сердце, ожесточила душу, превратив ее в камень. Семья отказалась от меня, я менял женщин, друзей, а однажды посмеялся над уродиной. Ее так и звали "Уродина", кажется, никто ее имени даже в Линдосе не знал. Она посмотрела на меня дольше обычного, проходя мимо. А я поднял с земли камень и швырнул ей в голову, разбив затылок в кровь. Я крикнул, чтобы она никогда не смела смотреть на меня. Уродина обернулась и, глядя мне прямо в глаза, сказала: "Смотреть не на что". Мои друзья тоже похватали камни, мы закидывали ее до тех пор, пока она не затихла, уткнувшись лицом в дорожную пыль. Мы хохотали… А когда она уползала, оставляя за собой кровавый след, из ее разбитых губ я услышал песню, она пела что-то о моей красоте. Тогда мне стало страшно и омерзительно, я поспешил уйти, но пока шел, все оборачивался и оборачивался, потому что слышал булькающий хрип ее песни. - Наркисс сложил на животе руки, укутанные длинными черными рукавами.