– Потому что меньше для нее будет просто оскорблением. Так что пока, Дамион. До вечера.
Рейко пошевелила пальцами в небрежном жесте прощания. И в то же время… в этом жесте была какая-то странная уязвимость.
Внутри его что-то дрогнуло.
Он бросил еще один взгляд на часы:
– Ужин будет подан к семи. Рассчитай свое время.
Рейко неторопливо ходила по залам, рассчитывая использовать это изобилие, чтобы стереть мысли о Дамионе.
Но казалось, даже картины и скульптуры вступили против нее в заговор. Сильное, совершенно вылепленное тело Эдипа вернуло ее мысли к Дамиону, когда она столкнулась с ним сегодня утром. Эротизм "Давида и Вирсавии" напомнили ей вчерашние сны с Дамионом Фортье.
К тому времени как она вошла в крыло Ришелье, ей уже хотелось кричать от разочарования. И совсем нелегко было придать лицу нейтральное выражение, когда у входа она встретила Филиппа, секретаря заведующего музеем.
Скорее всего, Дамион действительно хотел, чтобы она вернулась домой к семи.
– Вы не хотели бы вернуться к "Графине" Гойя или к "Одалиске"? – спросил Филипп. – Для вас мы могли бы специально освободить зал, где находится "Одалиска".
– Но откуда такая честь?
Филипп улыбнулся:
– Куратору сказали, это ваш любимый зал в Лувре.
– Да… но ведь он не может вот так просто взять и закрыть целый зал!
– Мы редко делаем такие вещи. Только для специальных гостей барона де Сент-Валуар.
– И сколько уже было таких гостей? – Слова слетели с ее губ раньше, чем она успела себя остановить. – Ради бога, не обращайте внимания. Просто я… Не обращайте внимания! – Она коснулась руки Филиппа, и его настороженный взгляд исчез.
Казалось, прошла целая вечность, когда она повернулась, чтобы поблагодарить Филиппа и… обнаружила его отсутствие.
На улице Риволи, уже прогретой весенним солнцем, Рейко остановилась у кондитерской и заказала панини и латте. Она чувствовала усталость. В эту ночь ей снова приснился кошмар. Она проснулась вся дрожа, в поту, с жуткими образами, стоящими перед глазами. Несколько часов после этого она просто боялась заснуть. А когда заснула, то ей приснился сон: она танцует с Дамионом аргентинское танго. Их ноги сплетались, дыхание смешивалось… Он так и не поцеловал ее, но она читала это желание в его глазах, в каждом его вздохе…
Когда она проснулась, боль в животе напомнила ей о том, чего у нее никогда не будет…
Утром за завтраком она едва могла смотреть на Дамиона.
Зазвонил ее телефон. Увидев незнакомый номер, она нахмурилась.
– Итак, два часа с "Одалиской"? – Глубокий голос Дамиона ласкал слух.
– Ты устроил все это ВИП-обслуживание, чтобы держать меня под наблюдением?
Некоторая заминка подтвердила подозрение.
– Я думал, ты найдешь другие слова. Ну, вроде – спасибо тебе, Дамион.
– Нет! Если ты шпионил за мной…
– Я просто позвонил куратору узнать, осталась ли ты, чтобы продолжить осмотр? Он сказал, ты только что ушла.
Рейко прикусила губу:
– Я и в самом деле получила удовольствие. Спасибо тебе. Надеюсь, ты не думаешь, будто и в дальнейшем это даст тебе право на свободный доступ в мою жизнь?
– Сейчас я знаю достаточно, чтобы этим удовлетвориться. Во всяком случае, на какое-то время. Не опаздывай.
Разговор закончился.
Рейко смотрела на телефон. Дрожащими пальцами она попыталась перезвонить. Номер был занят.
"Он не знает", – уверяла она себя, терзаясь беспокойством, когда через два часа подходила к дому на площади Вогезов.
Ей открыл Фабрицио. Дамиона еще не было.
У нее ушло несколько минут, чтобы пробежать щеткой по волосам и подкрасить губы. Рейко спустилась вниз как раз в тот момент, когда Дамион открыл дверь.
Этот мужчина был само совершенство. Она не могла отвести от него глаз, когда он шел к ней – широкоплечий, узкобедрый. Его глаза пробежались по ее фигуре, потом снова вернулись к лицу. Внутри ее прозвучал сигнал тревоги: "Успокойся, он ничего не знает".
Но что бы она себе ни говорила, сердце ее не слушало.
– Что ты тогда хотел сказать по телефону? – вырвалось у нее прежде, чем она успела себя остановить.
На его губах появилась загадочная улыбка.
– И тебе тоже здравствуй.
Появившийся из кухни Фабрицио взял у Домиона кейс и снова исчез.
Дамион не отрывал от нее взгляда.
Рейко облизала губы.
– Скажи мне, что ты имел в виду… или я прямо сейчас развернусь и уйду, и посмотрим, найдешь ли ты свою картину.
Он рассмеялся:
– Убери коготки, котенок. Я не сделаю тебе ничего плохого. Расскажи мне о несчастном случае, Рейко.
Глава 6
– Каким образом… как ты узнал об этом?..
– Не у тебя одной есть доступ к информации.
Его тон был мягким, осторожным. А сейчас она увидит на его лице жалость?
В ней вспыхнула злость.
– Значит, ты решил, будто можешь пойти дальше и копнуть глубже, просто для того, чтобы удовлетворить свое любопытство? Я уже дала тебе слово – поиск картины будет для меня первоочередной задачей! Тебе этого мало?
– Успокойся. – Он взял ее за локоть и повел в столовую.
На столе из вишневого дерева был сервирован ужин.
Рейко повернулась к нему:
– Не надо меня успокаивать! И неужели ты думаешь, я буду с тобой ужинать? Ведь ты провел день, чтобы подшить к моему и без того пухлому досье еще несколько страничек!
Его глаза потемнели.
– Не думай, будто твое досье слишком пухлое. В нем совсем немного страниц. Я не знаю, что именно с тобой случилось. И никаких деталей, разумеется, тоже.
– Нет? Но я думала…
Он пожал плечами:
– Я попросил, чтобы расследование прекратили. Надеялся, ты сама заполнишь пробелы.
– И я должна быть благодарна за это?
– Сядь, Рейко.
Она вздрогнула, когда он произнес ее имя с типично японскими интонациями.
Дамион подошел к столу и выдвинул для нее стул. Ей ничего не оставалось, как сесть. А через минуту в комнату вошел Фабрицио с их первым блюдом.
Она взяла вилку, но не сделала никакого движения, чтобы прикоснуться к тушеному цыпленку под соусом.
– Ты ведь с Эштоном не потому, что у вас там… какие-то отношения, верно?
Рейко натянуто улыбнулась:
– Нет, он был другом моего отца, для меня все равно что родственник. Ты сделал грязное предположение. Но я тебе это простила.
– Так что случилось с тобой?
Раздраженная его безжалостной настойчивостью, Рейко бросила вилку и встала:
– Давай оставим эту тему!
– Ну и к чему эта сцена? Ты что, и ужинать не будешь?
– У меня пропал аппетит. Наслаждайся сам своим ужином!
– Сядь. – В его голосе послышались металлические нотки.
– Ну, если у тебя уже наготове пыточный инструмент, тогда, конечно, я отсюда не выйду.
– Это можно организовать.
– Ох уж эта французская упертость! И зачем тебе это нужно?
Он опустил глаза:
– Давай скажем так. Мне пришлось на собственном горьком опыте узнать: не стоит игнорировать предупреждающие знаки. Ешь свою курицу!
Она нехотя села и взяла вилку.
– Ради бога, господин барон, не устраивайте мне здесь сеанс психоанализа. У меня есть свой собственный психиатр. – Недоумение на его лице заставило ее рассмеяться: – Я прошла всю эту чертову двенадцати-ступенчатую программу и собрала кучу бейджиков. И прежде чем ты констатируешь очевидное, я скажу тебе: терапия не работает!
Его скулы напряглись.
– Не торопись говорить за меня.
– Какая разница, какими словами это будет сказано? Я не понимаю, почему ты продолжаешь настаивать. Если ты не можешь ничего исправить, зачем лишние хлопоты?
– Так что привело тебя в такое состояние?
– Что ты имеешь в виду? Кроме того, что я была легковерной идиоткой и не видела, что ты собираешься сделать с моим дедом?
Его лицо потемнело. И в то же время ей показалось – в его глазах мелькнуло сожаление.
– Я не собирался этого делать. Я хотел открыть в Токио еще один филиал Галереи Фортье, когда Сильвиан попросил меня узнать, что происходит у твоего деда. Я просто отреагировал на предоставленные мне факты. Если бы я знал, что он это так воспримет…
– Ваше сожаление, господин барон, опоздало на пять лет.
– Твой дед задолжал в три раза больше той суммы, с которой я согласился. Остальное он так и не вернул… Ты знала об этом?
Рейко не знала. Это ее немного смутило.
– Зачем ты это сказал? Хотел смягчить меня этой новостью?
– Просто я не всегда бываю таким бессовестным негодяем, каким ты меня представляешь.
Возможно, это было тихое, но беспощадное признание.
Рейко посмотрела ему в глаза и прошептала:
– Хочешь знать, что окончательно сломило меня? Глядя на страдания моего деда, я уже была близка к этому. Но только вина за смерть отца довершила дело.
Дамион видел, как душевная боль исказила ее лицо. Дрожь пробежала по телу. Лицо стало почти белым от усилий произнести эти слова. Он протянул руку и высвободил вилку из ее судорожно сжатых пальцев. Его аппетит тоже пропал.
Зачем он вообще это делает? Он ведь не собирался смешивать бизнес и личные дела. Потом он подумал об Изадоре. Все ее слова он принимал за чистую монету – до тех пор, пока не стало слишком поздно…
– Как ты можешь быть ответственна за это? – спросил он.
Она затравленно посмотрела на него:
– Зачем ты это делаешь? Неужели не видишь, как мне больно говорить об этом?
– Я не хотел тебя расстраивать…
Она хрипло рассмеялась: