***
Подставив лицо под встречный ветер, Маурасави, а именно так звали Мави полным именем, стояла на спине рыбы треш, которая рассекала волны реки Ронни. Голубого цвета лёгкое платье до колен, перехваченное на поясе чёрным шнуром, трепыхалось на ветру, точно флаг. На её голове, вцепившись в короткие чёрные волосы девушки своими лапами, сидела большая зелёная лягушка, которая ловила ртом воздух, раздувая щёки.
Рыба треш послушно поворачивала то вправо, то влево, стоило Мави переставить ступни своих ног. Треш не отличались особым умом от остальных рыб, и только благодаря усердию и упорству девушки бесконечные тренировки достигли своей цели – рыба чувствовала ноги своей наездницы и поворачивала в нужную сторону.
Внезапно треш вильнула вправо, видимо соблазнившись какой-то рыбкой, и Мави с разгону полетела в воду. Она с хохотом вынырнула, перевернувшись на спину, и поплыла, вскидывая руки над головой. Лягушка, которую Мави называла Третилой, не замедлила выпрыгнуть ей на живот и, как капитан корабля, победно осматривала окрестности, выпучив большие глаза.
Мави поплыла к далёкому берегу, перекатываясь и подныривая под волну с грациозностью рыбы треш. Плывущая рядом лягушка Третила не отличалась изяществом стиля и, чтобы догнать Мави, исчезала в воде, выныривая далеко впереди. Они преодолели половину пути до берега, когда вода под Мави забурлила, и она снова оказалась на спине рыбы треш. Третила обиженно квакнула сзади, безнадёжно отставая от неё.
Прошло много лет с той первой встречи с кузнецом, и Мави с улыбкой вспоминала, как она появилась возле кузницы Вакко во второй раз, вот так же оседлав рыбу треш. Кузнец таращил на неё глаза, не понимая, как она ходит по воде и это её забавляло.
Ей нравилось находиться в кузнице Вакко, так как там она чувствовала себя свободно, а рядом плескалась вода в реке, её стихия. А ещё наблюдать, как работает кузнец, превращая огненный кусок металла в какую-либо вещь. Ей казалось, что раскалённое изделие, погружённое в воду, вместе с шипением теряет душу, и это её слегка огорчало, так как вода для неё означала жизнь.
Мави невольно вспоминала рассказы отца о своей маме, как и она любившей бывать на реке. В тот злополучный день мама, будучи беременной, вместе со своей няней каталась на реке. Неожиданно для обоих у мамы прямо в лодке начались схватки. Поднявшись на ноги, мама пыталась перейти на корму, но сделала движение так неловко, что лодка перевернулась. Барахтаясь в воде, мама родила Мави и её няня смогла перегрызть пуповину.
- Плыви к берегу и береги ребёнка, - сказала мама и няня, как могла, гребла одной рукой к берегу, положив Мави себе на живот. Няне помогли рыбаки, заметившие её с берега, а маму неделю искали в реке, но так и не нашли.
От воспоминаний Мави потеряла контакт с рыбой треш и та снова вильнула в сторону. Мави улетела в воду, которая освежила тело и смыла слёзы на её лице. Раскинув руки в стороны, Мави легла на воду, которая медленно несла её по реке, а она наблюдала за голубым небом и несущимися по нему комковатым облакам.
Внезапно перед глазами Мави замелькала погружённая в серебряные искры голубая, как небо, бабочка. Искристая пыль медленно опускались вниз, и Мави подставила ладошку, чтобы поймать блестящую канитель. Рядом шлёпала лапами Третила. Неожиданно она выбросила к ладошке свой длинный язык и Мави вскрикнула от боли – ладошку обожгло огнём.
- Третила! Больно! - воскликнула Мави, погрузив в воду руку. Когда она посмотрела на ладошку, то сильно удивилась – посередине руки синяком красовалась бабочка.
- Третила! Посмотри, что ты сделала! - возмущённо воскликнула Мави, показывая лягушке ладонь.
- Это не я, - ответила Третила, барахтаясь рядом с Мави в воде и наблюдая перед глазами голубой туман.
- Как же не ты!? Тебе нужно отрезать твой мерзкий язык! - негодовала Мави, осознавая, что происходит что-то не так.
- Ты сама ущипнула меня за язык, - парировала лягушка, проверяя во рту пищедобывательный инструмент.
- Не болтай чепухи … - начала Мави и с удивлением повернула голову к лягушке: - Третила, ты что, говоришь?
- А что и квакнуть нельзя? - сказала Третила и осознала, что говорит. Данное обстоятельство так поразило лягушку, что она закатила глаза и погрузилась в воду. Мави озабоченно пошарила рукой и вытянула обвисшее земноводное. Водрузив зелёное сокровище на голову, она сообщила лягушке: "Сиди там!" - а сама погребла к кузнице Вакко, так как их унесло от неё довольно далеко.
***
В это время Вакко острым резцом поправлял тонкие крылья золотой бабочки, вылитой ещё с утра. Работа требовала усердия, усидчивости, а главное – острого глаза, чтобы передать все мельчайшие жилки и не повредить хрупкое изделие.
- Не похоже! - изрёк Кокур, поворачивая свою пёструю голову в сторону и встряхивая разноцветным крылом. Если бы птицу увидел житель Земли, он бы сразу определил её в семейство попугаев, но такая порода на планете Дакорш называлась, как "кокур". Вакко так попугая и называл, не мудрствуя над именем. Своими строптивыми разговорами он надоел Вакко с самого утра, несмотря на то, что умел повторять слова давным-давно, с тех пор, как Вакко подобрал его птенцом.
Утром, когда Вакко вытаскивал из формы вылитую бабочку, он, неожиданно для себя, увидел её воочию, живую и неповторимо красивую. Бабочка, залетевшая в кузницу, изумляя Вакко своей красотой и хрупкостью, села ему на ладошку, теряя в воздухе золотую пыль. Вакко застыл и не шевелился, рассматривая чудесное создание и запоминая его формы. Он боялся, что бабочка выпорхнет прежде, чем он сохранит в памяти её черты, но золотое великолепие не спешило покидать его ладонь.
Внезапно Вакко почувствовал ожог на ладони, а бабочка взлетела к потолку и сделала круг над Кокуром, который сидел шесте, вделанном в пол специально для попугая. Кокур ловил клювом золотые искры, сыпавшиеся с бабочки и орал, нарушая возникшую тишину:
- Волшебно! Волшебно!
Бабочка вылетела в широкие двери, растаяв в солнечных лучах, а Вакко взглянул на обожжённую ладонь и второй раз удивился: на руке он увидел нарисованную золотую бабочку. Не теряя времени Вакко принялся обрабатывать литьё, так как сегодня должна приплыть Мави, и кузнец хотел сделать ей подарок.
- Волшебно! Волшебно! - повторял Кокур, наблюдая, как Вакко обрабатывает золотую бабочку. Кузнецу надоело, и он возмущённо повернулся к попугаю, показывая в руке бабочку:
- Возможно, так и есть, но не найдётся у тебя других слов, чтобы выразить восхищение?
- Я говорил не о твоей халтуре, - надулся Кокур, - а о волшебной бабочке, которая улетела.
Обилие смысла в словах Кокура удивило Вакко, так как ранее птица только повторяла услышанные слова. Вакко, с осторожности, не стал спорить с попугаем, подумывая, не отравила ли прилетевшая бабочка его Кокура.
К полудню Вакко закончил золотую бабочку, и она сияла, стоило её подставить под солнечный луч. Даже попугай, несмотря на свою критичность в высказываниях, посмотрев на сияющее изделие, изволил сообщить:
- Великолепно! - при этом добавив ложку дёгтя:
- Иногда ты превосходишь самого себя!
Мокрая Мави появилась в дверном проёме неожиданно, освещённая сзади полуденным светом, а на её голове, как всегда, сидела лягушка. "Как она может любить такое безобразие?" - подумал Вакко и вдруг домыслил, поражаясь своему умозаключению: "Возможно, я тоже ей нравлюсь, как безобразие?" Вакко застыл, поражённый своим открытием и, даже, не ответил на приветствие Мави, пока Кокур его не отрезвил:
- Хвастайся, уже, своим шедевром!
Вакко протянул руку, и Мави увидела золотую бабочку. Восхищение на её лице, тёплой волной прошлось по организму Вакко, приводя его в состояния эйфории, решительно подавляя умственные способности.
- Такая работа стоит поощрения! - изрёк Кокур и Вакко согласился с ним полностью.
- Хорошо, - улыбнулась Мави, пристёгивая бабочку на голубое платье и, подняв голову с ненавистной лягушкой, попросила: - Закрой глаза.
Вакко закрыл глаза и понял, что лягушка совсем не мешает Мави его поцеловать. Кузнец чуть не потерял сознание, когда Мави своими губами дотронулась до его губ. Правда, поцелуй Вакко не понравился. Он не думал, что поцелуи такие "мокрые" и некоторое разочарование, постигшее кузнеца, его слегка огорчило. Он не открывал глаза, так как Мави ещё ласкала его губы, и подумал, что со временем он привыкнет. Поцелуй длился очень долго, но Вакко боялся пошевелиться, чтобы не обидеть Мави.
- Не знал, что ты любишь лягушек, - изрёк Кокур и Вакко открыл глаза. Мерзкая Третила, сидящая на голове Мави, присосалась к губам Вакко, а девушка под ней, закрыв рот ладошкой, хихикала.
Разъяренный и вмиг покрасневший Вакко оторвался от губ лягушку и, схватив на ходу мешок с пожитками, выскочил из кузницы, испепеляя взглядом Мави.
- Убежал, сладенький, - разочарованно сказала Третила, приставив лапку к своим большим губам. Мави, понимая, что её шутка не совсем удачная, почувствовала в смятённой душе угрызения совести, а ещё невозвратность того, что произошло.
- Доигрались, лахудры! - набычился попугай, и добавил: - Из-за вас придётся покидать обжитое место.
С этими словами он вылетел в открытые двери, оставив дам в растерянных чувствах. Мави терзала себя покаянными мыслями и вдруг расплакалась, склонившись на наковальню. "Что же я наделала", - шептала она, а Третила, ещё не пришедшая в себя от поцелуя, растерянно слезла с её головы, и пристроилась рядом с наковальней на смолистый деревянный пень. Понимая, что она виновата не меньше Мави, Третила лапкой погладила девушке волосы, а потом, от жалости, чмокнула её в лоб.