Еще более произвольно видеть в Монтескье основателя исторического метода и вообще представителя "историзма" на основании субъективной интерпретации отдельных мест и выражений из Монтескье. Такое отношение к Монтескье встречается у некоторых исследователей юристов, желающих видеть в Монтескье предтечу исторического метода в праве и современного "историзма" вообще. На новейшем исследовании, идущем в этом направлении, мы остановимся и, в связи с ним, выясним действительные взгляды Монтескье.
Лансон: юрист, о Величии – по Боссюэ; самостоятельно – о падении: "характер", "дух свободы", "возбуждение умов".
Уже у Локка автор находит элементы историзма, а еще последовательнее исторические и эволюционные идеи, по его мнению, были развиты у Монтескье. "Можно сказать, что в его лице историческая реакция против рационального натурализма XVII столетия достигла своего высшего пункта развития". По-видимому, автор считает, что достаточно не защищать механическую социальную теорию, чтобы быть представителем историзма. По крайней мере, такой только смысл может иметь его ссылка на название книги: "Дух законов" и на определение этого "духа" у Монтескье: "этот дух состоит в различных отношениях, которые законы могут иметь с различными фактами". В этом определении автор усматривает "принципиальное различие" Монтескье от "идеалов механического естествознания"; из него видно, что "у Монтескье дело идет не о разложении конкретной действительности на всеобщие отношения, но о нахождении конкретных связей между конкретными объектами – данным социальным порядком, с одной стороны, и данными конкретными условиями – с другой". – "Дух законов, – поясняет автор, – диктуется условиями естественной и социальной обстановки, в которой они выросли". Еще одна цитата из Монтескье: "Я положил принципы и я увидел, что частные случаи как бы сами собою в них заключаются, что история всех наций из них вытекает, и что каждый частный закон связан с другим или зависит от другого, более общего", и заключение автора: "Принимая во внимание вышеизложенные соображения, следует заключить, что Монтескье имеет здесь дело с каким-то иным понятием закона, чем понятие о законе механическом". Далее, автор интерпретирует разделение законов у Монтескье на общие и частные в том смысле, что общие законы касаются человека, как существа физического, а частные – как существа морального. "И эта партикулярная природа человеческих законов обусловливает их отличие от всеобщих естественных законов <…> Словом, в них присутствует элемент временности и относительности, который отсутствует в законах чистой физики".
Бесспорно, Монтескье не имел в виду дать "механическую социальную теорию", т. е. не имел в виду так называемую "социальную физику", как она понималась философами ХVII века. Также бесспорно, что он подошел к новому методу, – хотя этого еще не видно из приведенных цитат, – и автор прав, связывая его в этом пункте с Локком, – но только это не исторический метод, а так называемый сравнительно-исторический или сравнительный метод, метод столь же мало исторический, сколь мало математический. Но самое важное, автор совершенно не прав, утверждая, что "дух законов диктуется условиями естественной и социальной обстановки", – наоборот, дух законов представляет собою неизменное постоянство рационального характера, ибо он составляет как раз те постоянные и разумные принципы, которыми должно руководиться законодательство, если оно не желает быть произвольным и плохим. Следовательно, не "дух законов диктуется", а "дух законов" есть постоянный принцип, в силу которого законы, законодательство должны сообразоваться с условиями и т. д., т. е. если здесь что-нибудь "диктуется", то никак не "дух законов", а "законы" – и они буквально "диктуются". Таким образом, как уже можно догадаться из этого, автор, – конечно, под влиянием неясного изложения самого Монтескье, – совершает quid pro quo: смешивает законы исторического процесса с законами юридическими. Разумеется, последние представляют "иное понятие", чем "понятие о законах механических", но не менее иное, чем понятие о законах исторических. Рассмотрим ближе, что значит у Монтескье "дух законов" и как он разделяет законы.
Прежде всего ни на одну минуту не следует упускать из виду, что речь идет о законах, которые устанавливают люди сами себе, как нормы юридические и политические, речь идет о праве. И притом не об истории права, а о том, чем же должен руководиться законодатель, чтобы издавать хорошие законы. Такова задача Монтескье, – это и значит, что он не имел в виду ucmopиu или философии истории, а имел в виду теорию или так называемую философию права, как он сам совершенно недвусмысленно утверждает: "Дух законов есть труд по чистой политике и чистой юриспруденции". Конечно, это еще не исключает возможности применения к этим предметам исторического метода, – в этом именно и состоит вопрос: заключается "дух законов" в их историческом развитии или в чем другом?
"Предисловие" дает уже некоторый, хотя и неясный, ответ на этот вопрос; свое развитие он находит, во-первых, в первой книге, во-вторых, во всем содержании и методе сочинения. "Предисловие" же обнаруживает и полную неопределенность философских предпосылок Монтескье: подобно большинству своих современников он исходит из весьма неясного смешения рационализма и локкианства в сенсуалистической интерпретации. Именно о рационализме свидетельствуют приведенные выше слова: "Я прежде всего исследовал людей и убедился, что в этом бесконечном разнообразии законов и нравов они руководились не только своими фантазиями. Я установил принципы и увидел, что частные случаи получаются из них как бы сами собою, что истории всех наций суть только следствия их, и что всякий частный закон связан с каким-нибудь другим законом, или зависит от какого-нибудь другого, более общего".