- Я был занят. - Он сделал еще несколько шагов. - Слушай. Я подумал, что если это действительно важно, то ты перезвонишь еще раз.
Она вновь повернулась к чемоданам в горькой обиде.
- Приятно узнать свое место в списке приоритетов.
- Ты хочешь поругаться перед отъездом? Может, именно этого ты и хочешь?
Сьерра вошла в гардеробную. Когда она вышла оттуда с еще одной парой брюк, Алекс стоял посреди комнаты, почесывая затылок. Вся дрожа, она положила одежду на постель.
- Ты так был нужен мне, Алекс. Где же ты был?
Повернувшись, он посмотрел на жену. Во взгляде его появилось нечто такое, что у нее подкосились ноги. Вина. И стыд. И не потому только, что он не связался с нею по телефону. Было нечто большее, нечто более весомое. Его глаза предательски моргнули, и выражение исчезло, спряталось.
- Чем я могу помочь? - бесцветно произнес он.
Ей хотелось крикнуть, что он может обнять ее. Может сказать, что любит ее. Что обещает звонить ей и говорить с ней каждый день. Уверить ее, что все будет хорошо с детьми, пока ее нет.
- Не знаю, - уязвленная, призналась она. - Может, молить о чуде?
"Для кого, Сьерра? - промелькнуло в голове. - Для твоей матери или… для вас с Алексом?"
Что завело их в этот тупик? Они не могут говорить друг с другом. Словно огромная, в четыре фута толщиной и сто футов высотой стена выросла между ними. Она устала пробиваться сквозь эту толщу.
Он снял пиджак и положил его на стул.
- Что собираешься делать с детьми?
Жгучая ярость волной накрыла ее, желудок свело от злости. Разве не он только что предлагал свою помощь? Смех, да и только. Все, о чем он волновался, так это о своем удобстве и спокойствии.
- Не беспокойся. Я уже наняла няню. Тебе не придется искать. Ее зовут Долорес Гуэрто. Она будет приходить к семи каждый день. Думаю, ты не будешь против, если придется задерживаться дома на лишние тридцать минут, пока она не придет. Долорес согласилась готовить, стирать и прибираться в доме. Она водит машину, а потому будет отвозить детей в школу и забирать их оттуда. Она также позаботится, чтобы Клэнтон посещал занятия по бейсболу, а Каролина брала уроки фортепиано. Я знала, что у тебя не найдется времени или настроения для детей. Я ей дала сто долларов для оплаты за газ. Она берет три сотни в неделю. В пятницу ты должен выдать ей деньги.
Сьерра посмотрела на мужа в ожидании ответа. Лицо его было неподвижно.
- Как долго, думаешь, тебя не будет?
Она прикусила губу, неистово борясь с навернувшимися слезами.
- Столько, сколько понадобится, - выдавила она с трудом и отвернулась. Никак не могла вспомнить, что она уже упаковала, а что еще осталось.
- Ты не можешь все это взять на себя, Сьерра.
Очень хотелось верить, что слова эти вызваны заботой о ней, но не получалось. Что в действительности его беспокоит?
- Майк сказал, что врачи дают ей месяц, может, меньше. Я хочу провести с ней каждую оставшуюся минуту.
- Ты думаешь, я не понимаю этого?
"Разве?" - чуть не вырвалось у нее. Если б на самом деле понимал, разве перевез бы семью в Южную Калифорнию? Иногда она спрашивала себя, любит ли он своих собственных отца и мать? Когда он звонил им в последний раз? Были еще те два коротких визита за весь год, которые, казалось, дались ему с большим трудом.
Совершенно очевидно, единственное, что он действительно любил, - это его работа. Ничто более, казалось, не интересовало его, и меньше всего - жена и дети. Не говоря уже о матери Сьерры, она просто не вписывалась в план его жизни.
- Ты не веришь мне, да? - буркнул он агрессивно, будто защищаясь.
- А следует? Надеюсь, ты позвонишь и поговоришь с ней, пока есть такая возможность. - Она посмотрела на него горящими глазами, обида и ярость закипали в ней, сменяя друг друга, вызывая желание мстить. - Люди нуждаются в любви, когда им больно.
Его взгляд стал холодным.
- Оставляю тебя одну, чтобы ты могла спокойно собраться.
И вышел из комнаты.
-*-
Сегодня приходил пастор поговорить со мной.
Кажется, в Галене он проповедует на рыночной площади. Первое, что он сделал, посмотрел на моих детей и мой округлившийся живот и спросил, как давно я замужем. Достаточно, ответила я. Он сообщил мне о смерти мистера Грейсона прошлой весной. Тот упал и порезался о нож струга, а через две недели скончался, весь скрюченный, как крендель, и с намертво сжатой челюстью. Я спросила, пришел ли он лишь для того, чтобы потолковать об этом. Он сказал, что мой отец болеет, и что дом скоро зарастет травой, и что я должна знать об этом, чтобы как-то помочь. Я сказала, что, по всей вероятности, папа не болен, а пьян. А он напомнил мне, что в библейские времена папа мог вывести меня на улицу и забить до смерти камнями. Я же сказала, что, насколько я понимаю, один только единственный раз Иисус вышел из Себя и разозлился, и это было из-за церковников, которые так были заняты поисками соринки в глазах других людей, что проглядели бревно в своих собственных. Он ушел очень удрученным.
Теперь нужно думать, что же мне делать. Даже будучи пьяным, папа никогда не относился небрежно к земле.
Я поживу у тети Марты, пока Джеймс съездит узнать, как там отец.
Я уже успела забыть, какое это приятное ощущение спать в большой кровати с кружевным пологом и под крышей, которая не протекает, ветер не свищет сквозь оконные щели, стены выкрашены белым, на стене - картина с гречанкой, наливающей воду из кувшина. Бет спит со мной на пуховой перине, а Джошуа с малышом Хэнком спят в маленькой комнатушке рядом. Я скучаю по Джеймсу.
Довольно часто в дом тети Марты приходят разные люди. Дверь у нее открыта для всех. Вчера она пригласила на ужин бродягу.
Вид у него был усталый, одежда вся в дырах, сквозь которые просвечивало голое тело. Когда он уходил, выглядел несравненно лучше. Она дала ему денег оплатить комнату в гостинице. Тетя Марта и три ее приятельницы весь день шили лоскутное одеяло. Она пригласила меня присоединиться к ним, что я и сделала. Бетси приняла на себя заботы о Джошуа и малышах. Они себя расчудесно чувствовали под ее теплым крылышком. Бетси испекла для Джошуа бисквитный торт и приготовила яблочное пюре для маленького Хэнка. Дамы с умилением наблюдали за возней малышей. Их собственные уже давно выросли и разъехались кто куда.
Не думала, что можно получать такое удовольствие от женского общества, хотя мне всегда нравилось бывать с тетей Мартой. Но она не такая, как большинство из тех, кого я встречала.
Эти женщины такие же, как она. Они шутили, смеялись разным разностям, но ни одного недоброго слова в адрес кого бы то ни было ни одна из них ни разу не произнесла.
Жизнь тяжела и жестока.
Джеймс и папа оба болеют, и нам нужно поехать к ним и ухаживать за ними. Я не рискнула спросить, смягчилось ли сердце папы ко мне. Довольно скоро я узнаю это сама.
По правде говоря, я рада, что еду домой, хотя и буду скучать по тете Марте, Бетси и Кловису.
11
Наверху, в родительской спальне, тихо жужжал металлический кислородный баллон. Мерное тиканье сигнализировало о поступлении воздуха через прозрачную трубку в легкие матери. Сьерра часто проверяла трубку, чтобы убедиться, что она на месте, у носа, и чистый кислород поступит в отекшие легкие матери. Отек легких вызывает затруднение дыхания. В последние несколько дней отек спал, и дыхание матери стало более легким и не таким частым. Улучшение наступило и с поступлением урины из мочевого пузыря через выводную трубку в пакет, прикрепленный к кровати. Медсестра из хосписа предупредила, что цвет содержимого пакета изменится перед наступлением смерти.
Сьерра встала с кресла рядом с кроватью и снова проверила трубку. Дотронулась до волос матери. Когда-то мягкие и темно-рыжие, теперь тронутые сединой, они стали необычайно жесткими на ощупь. Кожа сухая, словно опавший лист. Мать не спала.
- Может, принести супу, мама? - Сьерра отчаянно пыталась сделать что-то, хоть что-нибудь для ее удобства, так хотелось продлить ее жизнь.
- Ты можешь подвинуть кровать ближе к окну?
Арендованная больничная кровать была снабжена колесиками, но Сьерра знала, что любое, даже незначительное движение вызывает толчок и, как следствие, мучительную боль. Она колебалась.
- Пожалуйста, - прошептала мать.
Сьерра подчинилась желанию матери, переместила кровать к окну, до скрежета стискивая зубы при каждом очередном толчке. Мать не издала ни звука.
- Так хорошо, мама?
- М-м-м, - произнесла мать, постепенно выпуская подушку, в которую вцепилась своими тонкими худыми пальцами. Ее тело снова медленно расслабилось. - Можешь открыть окно?
- Сегодня прохладно.
- Пожалуйста.
Сьерра выполнила просьбу, но ею овладело беспокойство. Что если мама простудится? Одна только мысль об этом показалась ей абсурдной. Вчера медсестра сказала, что маме осталось недолго жить.
- Брейди подстригает свою лужайку за домом, - тихо сказала Марианна, и Сьерра заметила, что речь матери стала невнятной. Морфий делал свою работу. Она замечала и другие мелочи. Глаза матери цвета лесного ореха потеряли свой неповторимый блеск. Загар, неотъемлемый признак долгих часов, проведенных на воздухе в заботах о чудесном саде, бесследно исчез. "Я всегда хотела иметь белую как алебастр кожу", - шутила мать несколько дней назад. У Сьерры не получилось выдавить из себя смех.
Белый. Цвет безупречной чистоты, непорочности. Цвет смерти.