- А-а. Фалеев! Очень рад! Где это мы с тобой виделись в последний раз?
- У вашего блиндажа, товарищ полковник, близ деревни Сосницы. Там меня и ранило.
- Помню, помню. Почему же ты не вернулся обратно в комендантский взвод?
- Из госпиталя попал в Карельский полк, а отсюда не отпустил командир полка. И так, говорит, людей мало.
По сравнению с другими полками в Карельском полкy сохранилась большая прослойка бывалых воинов, старых служак-дальневосточников. Это сразу бросается в глаза.
"Казалось бы, должно быть наоборот, - думал я. - Ведь карельцы понесли потерь больше, чем другие полки. В чем же дело?"
Командир полка подполковник Заикин разъясняет мне:
- Армия помогла. Она подсобрала всех наших из госпиталей и прислала в полк. Набралось более трехсот человек. Народ замечательный, лучшего и желать нельзя.
- Армия могла бы и не дать их.
- Конечно! Этим мы обязаны заботе генерала Берзарина, его отеческому отношению к полку.
- Генерал Берзарин вообще всегда был внимателен к нашей дивизии. Нам жалко было уходить из его армии.
- Ничего, товарищ полковник. Воина - широкая дорога, встретимся еще, говорит Заикии.
Полк прошел торжественным маршем.
Отпустив людей на отдых, мы с Воробьевым, сопровождаемые командиром и комиссаром полка, обошли расположение части.
Полк разместился налегке, как на дневке: шалаши и вырытые рядом щели. Глубоко врываться в грунт не позволяет подпочвенная вода. На краю поляны несколько старых полуземлянок, оставшихся еще от зимы. Теперь они заняты музыкантским взводом.
Заикин по пути рассказывает нам о том, как воевал полк, как мечтали бойцы снова влиться в родную дивизию, иметь соседями свои полки.
- Дали нам для обороны сначала десять километров, а потом растянули до двадцати, - говорит он. - А знаете, что значит для такого обессиленного полка, как наш, двадцать километров?
- Знаем, знаем, - подтверждает Воробьев, а я внимательно слушаю и присматриваюсь к Заикину. Ведь до этого я видел его лишь один раз, да и то ночью. Говорит и ведет он себя просто, ничего напускного. Мне нравится в нем эта простота.
- Растянулся полк в ниточку, затерялся в лесах и болотах, и если бы не железная дорога, служившая нам ориентиром, то и разыскать его было бы трудно. Даже освоившись с местностью, мы все время ходили ощупью, вот-вот, казалось, собьешься где-нибудь, да и угодишь прямо противнику в лапы. Сколько бессонных ночей провели, сколько переволновались! Не один раз немецкая разведка гуляла по нашим тылам, приходила в гости на командный пункт. Тяжеловато пришлось.
- Вы так до конца и оставались под Лычковом? - спросил я.
- Да. Лычково вначале находилось перед центром, а потом мы растягивались все более на запад, ближе к болоту Невий Мох.
- А за наступлением дивизии следили? - поинтересовался Воробьев.
- Еще бы, товарищ комиссар! Командующий сам распорядился, чтобы штаб информировал нас о действиях дивизии. Еженедельно получали о ней специальную сводку.
Мы заходили в шалаши, в которых располагались бойцы и командиры. Обращаясь к ним, Заикин каждого называл по фамилии и, представляя, давал боевую характеристику. Своей заботливостью о людях он во многом напоминал мне покойного Михеева. Да и полк полюбил Заикина не меньше, чем своего прежнего командира. Это чувствовалось по тому уважению, с каким относились к нему все. начиная от его ближайших помощников и кончая рядовым бойцом.
Обход полка мы закончили во второй половине дня. Надо было торопиться к себе.
Заикин очень просил пообедать в полку, но я, к сожалению, не мог этого сделать. Остался комиссар дивизии.
Когда я уезжал, полк продолжал свой праздничный отдых. На опушке царило веселое оживление. С минуты на минуту ожидали дивизионный ансамбль.