За чуб, за удаль друзья называли его донским казаком.
В противоположность Седячко Каминский был подвижен, решителен и горячо брался за выполнение любой задачи.
Если Седячко хорош был в обороне, где события развиваются медленно и есть время всесторонне взвешивать их, то в наступлении незаменимым становился Каминский.
Зная обоих комбатов, я одобрил решение командира полка выделить в первый эшелон батальон Каминского.
Проводил Казанский полк до Малого Калинца и долго смотрел ему вслед, пока последние ряды не растаяли в темноте...
Потянулись часы и минуты, полные тревог и ожиданий.
Мой наблюдательный пункт - в Большом Калинце. Со мной комиссар, начарт, адъютант и по одному командиру от отделов штаба: оперативного, разведки, связи.
Размешаемся мы вместе с узлом связи в полуподвале одного из полуразрушенных домов. Сюда загнал нас холод, и спрятаться от него больше негде: прямая наводка сделала свое дело.
Из Калинца хорошо просматриваются и Веретейка, где развернулся бой Новгородского полка, и Дуплянка, за которую дерется дивизия Штыкова, и правый фланг в сторону Любецкого, Пeстовки. Большого Яблоново, куда наступал ранее Казанский полк.
Где идут бои - легко определить по звукам и пожарам. В небо тянутся густые столбы дыма, а затем, расплывшись, стелятся над населенным пунктом. Ночью зарево пожаров, отблески разрывов и искрящиеся потоки трассирующих пуль еще резче обозначают места боев.
Каждые десять минут из полвала поочередно вылезают командиры штаба и, забравшись на разбитый чердак, смотрят, не появится ли что-нибудь новое. Особенно беспокоит маневр Казанского полка. Как бы не наскочил он на кого-либо и раньше времени не обнаружил себя. Но пока всё идет по намеченному плану.
Новгородский полк атаковал северную окраину Веретейки несколько раньше Казанского, чтобы все внимание противника, как и раньше, привлечь на себя. Медленно вгрызался в оборону батальон Крелина. Штурмом брался каждый дом. Завершали дело автоматы и ручные гранаты, а когда не помогали и они, то подкатывались пушки.
Батальону старшего лейтенанта Балабанова, который атаковал левее крелинцев, также удалось преодолеть снежный вал, но приблизиться к постройкам ему мешал автоматный огонь. Пришлось глубоко зарыться в снег и сближаться ползком. Уходило дорогое время, однако другого выхода не было.
Около четырех часов от Черепанова стали поступать тревожные вести: к противнику с запада, со стороны Херенок и Тополево, подходят подкрепления.
Приближался кризис ночного боя. Надо было спешить, чтобы упредить врага в последнем и решительном ударе. И как назло молчал Казанский полк.
"Где же Каминский, неужели подвел? - неотвязно сверлила мысль. - Нет, не может быть!"
А бон становился все ожесточеннее. Пожары, ракеты и трассирующие пули освещали подступы к Веретейке, а сама она на фоне темной ночи казалась горящим факелом.
Но вот грохот и треск захватили и южную окраину. "Значит, и казанцы начали". Минут через десять по проводу донесся радостный и возбужденный голос Каминского:
- Товарищ первый! Захватил семь домов... штурмую дальше!..
Голос оборвался, растворившись в грохоте. Но вскоре послышался снова, такой же взволнованный:
- Товарищ первый! Захватил еще семь домов. Мало карандашиков. Выручайте! Противник контратакует...
И опять голос пропал.
По наследству от Герасименко бойцы кодировались у Каминского карандашиками.
Батальон Каминского, захватив четырнадцать домов, понес потери и стал выдыхаться.
Надо было немедленно помочь ему и развить достигнутый успех. Это сделал сам командир полка без моего вмешательства. Он ввел в бой свой второй эшелон - батальон Седячко.