Выслушав меня, командарм, хотя и не возразил против плана, но, как мне показалось, не совсем остался доволен им.
- Обидно, товарищ генерал, что мы никак не можем пробить брешь в обороне, - откровенно признался я.
- А сделать это все-таки надо, - заметил Берзарин.
- Да, но как?
- Пушками.
- Снарядов маловато, товарищ командующий, - вставил Иноходов.
- А вы пушки поближе подвиньте, тогда и снарядов потребуется меньше.
"Конечно, если вести огонь прямой наводкой, тогда, пожалуй, и можно было бы выкурить немцев", - подумал каждый из нас. Но в то же время эта мысль показалась странной. Применять дивизионную артиллерию для стрельбы прямой наводкой по противнику, засевшему в жилых постройках, нам еще не приходилось.
- Жалко построек, товарищ командующий. Наши крестьяне десятками лет строили, а мы разрушать станем, - сказал Иноходов.
- А вам людей не жалко? Сколько вы их здесь потеряли? Останутся в живых люди, дома построят новые, а вот если людей не станет, то строить уже будет некому.
Казалось, и дело-то простое, а вот не додумались сами. Я поблагодарил командующего за совет.
Начинался снегопад. Командующий спешил по своим делам. Провожая его, мы попали под артиллерийский обстрел. Пришлось немного переждать в снегу под кустиками. Здесь мы случайно сделались свидетелями воинского подвига,
Небольшого роста боец в легком ватнике, подхватив под мышки другого, более плотного, одетого в полушубок и валенки, тащил его волоком по снегу. Оба тяжело дышали: один - от огромных усилий, другой - превозмогая сильную боль.
Присмотревшись, я узнал в маленьком бойце Катю, а в большом командира артдивизиона, поддерживающего батальон Чуприна.
- Что случилось. Катя? - спросил я у девушки, когда она доползла до кустов.
- Беда, товарищ полковник, капитана тяжело ранило. - Катя осторожно положила свою ношу на снег. Раненый открыл глаза и, облизнув запекшиеся губы, застонал.
- Почему ты одна его тащишь?
- Мы вдвоем с разведчиком вели, разведчика убило, а капитана ранило во второй раз. Теперь я одна осталась.
- Помоги! - сказал я адъютанту.
Адъютант осторожно поднял капитана и направился на батальонный медпункт. Следом за ним заторопилась и Катя.
- Чудесная девушка! - похвалил Берзарин. - Не забудьте представить к награде.
Через два часа на опушку для стрельбы прямой наводкой выдвинулись дивизион капитана Нестерова (двенадцать пушек) и вся полковая артиллерия. Каждому орудийному расчету были указаны цели.
План артподготовки пришлось изменить. Он выглядел теперь совсем просто: орудия прямой наводки в течение пяти минут ведут самый напряженный огонь на разрушение и подавление.
Под прикрытием огня прямой наводкой пехоте предстояло сделать бросок и ворваться в населенный пункт.
Артиллерия с закрытых позиций должна была отражать возможные контратаки, парализовать огонь соседних опорных пунктов и преследовать противника при отходе.
В четыре часа дня полк атаковал. С той же опушки, где несколько часов назад стоял Берзарин, я вместе с Шабановым, Черепановым и Егоровым наблюдал за ходом боя.
Это был прекрасно слаженный скоротечный бой.
Внезапный шквал огня в упор из двадцати дивизионных, полковых и батальонных орудий в сочетании с огнем пулеметов и автоматов быстро сделал свое дело. Рушились стены, валились чердаки и крыши; огонь и дым, пламя разрывов ошеломили противника. Не успел он опомниться, а пехота уж ворвалась на улицу. Тудa же, для закрепления успеха, артиллеристы покатили пушки.
После десятиминутного боя Большой Калинец был освобожден.
Так была пробита в обороне врага первая брешь. Ключом победы явилась прямая наводка. Три сотни снарядов в упор оказались действеннее тысячи снарядов, выброшенных ранее издалека, с закрытых позиций.