"Не знаю, смогу ли я выдержать все это". С этими словами она бросилась в спальню. Я решил, что лучше оставить ее одну. Вскоре она вышла, одетая, накрашенная, с виду совершенно спокойная. Поцеловала меня, попросила прощения за эту вспышку и сказала, что, раз уж мы вынуждены сидеть дома с Чарли, она сходит в нашу местную закусочную и купит что-нибудь вкусное для ланча. Ее не было около получаса. Когда она вернулась, у нее было такое настроение, как будто ничего и не случилось. Мы сели за стол, поели, у Чарли спала температура, мы посмотрели телевизор… в общем, дружная, счастливая семья. Уик-энд закончился мирно. Сегодня утром я собрал свой чемодан и сказал ей, что уезжаю до вечера четверга. Она поцеловала меня на прощание и весело попросила: "Не забывай звонить". Знаешь, Сара, никогда в жизни я не чувствовал себя таким подлецом.
Тогда давай покончим с этим, Джек.
Ты ведь этого не хочешь, правда?
Конечно нет, - сказала я. - А ты?
Больше всего на свете я хочу быть с тобой. Если бы я не знал, что ты у меня есть, я и дня не смог бы прожить. Извини… я, кажется, становлюсь похожим на сентиментального идиота.
Меня это совершенно не смущает. Продолжай в том же духе.
Сегодня я получил сюрприз от твоего брата.
Что?
Я была потрясена.
Утром, когда я пришел в офис, меня дожидался красивый подарочный пакет с письмом Хочешь послушать, что он написал?
Конечно.
Коротко и мило: "Дорогой Джек, я вел себя, как ребенок. Пьяный ребенок. Мне нет прощения. Иногда мы творим очевидные глупости. Моя выходка была худшей из них. Я знаю, как любит тебя моя сестра. Я никогда не позволю себе обидеть ее намеренно, но знаю, что в пятницу заставил ее страдать, и мне очень стыдно. Мне стыдно и за то, что я отнесся к тебе с таким презрением. Если ты не захочешь простить мне эту выходку, я не буду винить тебя. Всё, что я могу сказать в свое оправдание: я был неправ. И раскаиваюсь в этом".
А еще он добавил постскриптум: "Это та самая бутылка шампанского, которую я собирался распить с тобой в пятницу. Надеюсь, вы с Сарой выпьете ее за ваше счастье". Должен сказать, что я был тронут. И отослал ему ответ: "Спасибо за шипучку. Зла не держу. Джек". Как ты думаешь, этого достаточно?
Думаю, вполне, - ответила я. - Спасибо тебе.
За что?
За то, что умеешь прощать. Иногда это дается так тяжело.
Я люблю тебя, Сара.
Я тебя тоже, Джек. Мы увидимся сегодня?
Ну не пить же мне шампанское в одиночку.
С этого момента между моим братом и Джеком установилось entente cordiale. Хотя они практически не встречались, каждый из них расспрашивал меня, как дела у другого. Джек был преданньм поклонником шоу Марти Маннинга и обязательно посылал Эрику открытку, если ему особенно понравился тот или иной скетч, На очередной день рождения Джека Эрик прислал ему в подарок красивую ручку "паркер".
Конечно, я была счастлива оттого, что Эрик и Джек помирились. Ведь, честно говоря, они были полными противоположностями, с полярными взглядами на мир. Я знала, что на самом деле они недолюбливают друг друга, но после инцидента в "Сент-Моритце" они оба стали избегать при мне острых комментариев в адрес друг друга. Возможно, поняли, что глупо сражаться за мою благосклонность, ведь это мужское соперничество разрушительно. Как бы то ни было, мне вовсе не хотелось выбирать между ними - этот выбор мог бы стать губительным для каждого из нас. Как я сказала Эрику под впечатлением от его извинений, принесенных Джеку:
Пойми, ведь это не конкурс популярности. Ты - мой обожаемый брат. Он - мой обожаемый мужчина. Если бы не я, вы вообще могли никогда не пересечься.
Да уж, - сказал Эрик, - тебя бы стоило призвать к ответу.
Я знаю, знаю. И прекрасно понимаю, почему у вас такие разные взгляды на…
На всё.
Ты прав. Он - до мозга костей республиканец, поклонник Эйзенхауэра, ты - либерал-демократ. Ты - человек шоу-бизнеса, он работает на компанию. Ты атеист, он до сих пор убежденный католик.
Не говоря уже о том, что строгий приверженец седьмой заповеди.
Может, хватит, а? Утомил своими остротами.
Извини.
Прошу тебя, Эрик, не превращай Джека в яблоко раздора; между нами. Это кончится плохо.
Всё, умолкаю.
К его чести надо сказать, что он сдержал слово и больше не прохаживался насчет моральных устоев Джека. Впрочем, и Джек не злословил о моем брате. Да и жена Джека больше не устраивала сцен (или, по крайней мере, мне о них не рассказывали). В лучших традициях пятидесятых, мы все просто закрыли глаза на щекотливую проблему. В те времена старались избегать откровенных дискуссий на потенциально болезненные темы. Не грузить себя чрезмерным анализом. Безопаснее было промолчать - и смиренно принять тот факт, что не все в нашей власти.
В общем, установился некий статус-кво. Я встречалась с братом по выходным. С Джеком мы были вместе на неделе. Его жена никогда не спрашивала обо мне. Я никогда не запрещала Джеку говорить о семье. Все было очень цивилизованно, очень вежливо, очень разумно. И еще я обрела надежного союзника - в лице Мег, сестры Джека.
После сцены в "Сент-Моритце" я очень сомневалась, стоит ли же знакомиться с Мег, опасаясь того, что она может невзлюбить меня с первого взгляда или просто не одобрит моего присутствия в жизни ее брата. У Джека, казалось, тоже не было особого желания признаваться во всем сестре.
Мне нужно выбрать подходящий момент, - сказал он. И я, хотя знала, что кроется за этими словами (я до смерти боюсь ее реакции), заверила его в том, что не стоит торопиться со знакомством.
Поэтому для меня было настоящим сюрпризом, когда однажды, июньским утром, в моей квартире раздался телефонный звонок, и в трубке прозвучал нахальный, резкий голос:
Это Мег Малоун, сестра-фантом.
О, привет, - произнесла я неуверенно.
Ты, кажется, нервничаешь?
Видишь ли…
Не надо. Тем более что я без комплексов. Ты свободна сегодня для ланча?
М-м… конечно.
Хорошо. Тогда в час дня в "Сарди". Один маленький вопрос: ты ведь выпиваешь?
Ну да.
Тогда мы поладим.
Несмотря на призывы Мег не нервничать, я была ужасно напряжена, когда входила в "Сарди". Метрдотель проводил меня к "столику мисс Малоун" - он был одним из лучших, по центру боковой стены обеденного зала. Она уже была на месте - с сигаретой в одной руке, бокалом в другой, и перед ней на столике лежал раскрытый журнал "Атлантик манфли". В отличие от Джека, она была миниатюрной, но довольно хорошенькой, эдакой взрослой девчонкой-сорванцом. Когда я подошла ближе, она внимательно оглядела меня с ног до головы. И как только я села, она ткнула в раскрытый журнал и сказала:
Тебе никогда не приходило в голову, что в Эдмунде Уилсоне слишком много дерьма?
Дерьма… или, может, просто жира и помпы? Моя реплика удостоилась намека на улыбку.
Что ты пьешь? - спросила она.
Если у тебя "буравчик", то я тоже выпью,
Заметано, - сказала она и снова пустилась в диатрибу против Уилсона, Сирила Коннолли и других претендующих на мировую славу литературных критиков. К тому времени, как подоспел второй "буравчик", я уже была полностью в курсе внутренних конфликтов, бушующих в "Макгро-Хилл". А когда принесли ланч вместе с бутылкой "Суаве", ей захотелось знать все о работе в журнале "Суббота/Воскресенье". Когда дошла очередь до кофе, а это был уже в три пополудни, мы обе находились в изрядном подпитии, и я досконально знала историю недавнего романа Мег со старшим редактором "Кнопфа".
Знаешь, что мне больше всего нравится в женатых мужчинах? - сказала она, размахивая бокалом. - То, что они думают, будто контролируют ситуацию, в то время как именно мы обладаем реальной властью. Мы можем в любой момент вышвырнуть их пинком под зад из своей квартиры. Конечно, я в таких вещах романтик.
Могу себе представить, - рассмеялась я.
Джек всегда говорил, что я унаследовала гены циников нашего рода. Чего нельзя сказать о нем. Пусть у него этот бруклинский ирландский фасад, но по жизни он очень мягкий. Ты бы слышала, как он говорит о тебе. Ты для него - спасение, избавление от всех тягот. Когда он впервые попытался заговорить со мной о тебе, он так путался, так боялся. Наконец я прервала его и твердо сказала: "Ради бога, Джек, я ведь не святой отец. Ты любишь эту девушку?" На что он ответил: "Больше всего на свете". И… вы только посмотрите… она краснеет.
Да, краснею, - согласилась я.
Не смущайся. Я просто рада за вас обоих. Как написал один из ребят в Брилл Билдинге, "любовь - это классная штука".
Он так боялся рассказать тебе.
Все потому, что мой брат - худший вариант ирландского католика. Он по-настоящему верит в первородный грех, в грехопадение, проклятие, осуждение на вечные муки и прочую библейскую ересь. В то время как я всегда говорила ему, что мораль - это все чушь. Главное, соблюдать приличия. Насколько я понимаю, он довольно порядочно обошелся с Дороти.
Может быть… но иногда я чувствую себя ужасно виноватой перед ней.