Дописав эти строки, Власов почувствовал, что дальше предаваться этой исповеди не в силах, швырнул ручку прямо на полуисписанный лист, оставив на нем несколько клякс, и, откинувшись на спинку кресла, надолго впал в забытье не столько нервного, сколько нравственного истощения. Да, и нравственного - тоже.
16
После завтрака Штрик-Штрикфельдт представил сотрудника отдела армейской пропаганды Генштаба обер-лейтенанта Дюрксена. Тоже из прибалтийских немцев, и тоже неплохо владеющего русским. Власов зауважал его с той минуты, когда услышал, что тот представляет здесь полковника фон Ренне и прислан сюда Николаем фон Гроте.
Первое, что сделал этот плечистый, представительный обер-лейтенант, больше похожий на гренадера, нежели на пропагандиста, - это выложил на стол фотокопии газетных публикаций материалов самого Власова и о нем - в "Правде", в "Известиях", "Комсомольской правде", в "Красной звезде". Власов тут же прошелся взглядом по знакомым названиям: "Новые методы учебы", "Командир передовой дивизии"… Здесь же и интервью с ним, сделанное перед наступлением 20-й армии на подмосковный Волоколамск американским журналистом Лари Лесюером, а также интервью французской журналистки Эв Кюри. И, наконец, недавние сообщения о разгроме 2-й Ударной армии и пленении ее командующего - в немецкой прессе.
- У нас также есть масса других материалов из "досье генерала Власова", которые способны освежать вашу память, господин генерал, - заверил его обер-лейтенант. - Они же помогут вам при работе над статьями и текстами для выступлений.
- Неужели так давно интересуетесь моей персоной?
- В нашем отделе также много информационного материала, связанного с количеством жертв коммунистических репрессий в Советском Союзе, с некоторыми аспектами внешней и внутренней политики сталинского режима, - не стал напрямую отвечать на его вопрос Дюрксен. - Кстати, мне сказали, что у вас уже готов текст листовки.
- Мы тут с полковником Боярским действительно кое-что насочиняли, - смутился Власов, как начинающий поэт, принесший свои первые литературные опыты на суд мэтра. - Наверное, это всего лишь основа для будущей листовки.
Обер-лейтенант внимательно ознакомился с текстом, немного почеркал его, а потом вдруг спросил:
- А почему в вашей листовке нет главного - призыва к красноармейцам переходить на сторону немецкой армии?
- Я принципиально не хочу призывать к этому, чтобы не подумали, что генерал Власов обращается к ним только потому, что желает выслужиться. Главное, чтобы они понимали, что настоящий их враг - коммунистический режим, закабаливший Россию; а там пусть решают. Возможно, кто-то из них сам попытается создать добровольческий партизанский отряд в тылу красных.
- Своеобразный взгляд на цель листовки, - качнул головой обер-лейтенант, - в самом деле, своеобразный. Впрочем, кто знает, возможно, это тоже сработает. Дабы не терять времени, я сегодня же передам текст по радио, чтобы с ним ознакомилось мое командование. При этом объясню вашу позицию, господин генерал.
Уже отправив текст листовки в свой портфель, он бегло ознакомился с написанной Власовым частью "открытого письма", одобрил ее и тут же посоветовал генералу как можно скорее завершить свое послание, с которым, по его мнению, уже вполне можно появляться в "пропагандистском" лагере военнопленных в Берлине.
Представитель отдела армейской пропаганды все еще находился в винницком "Чистилище", когда из Берлина пришло ободряющее сообщение о том, что листовки за подписью генерала Власова уже третий день подряд разбрасываются над позициями красноармейцев. Уже появилось несколько десятков перебежчиков. Причем почти каждый из них интересовался, действительно ли в плену находится "тот самый генерал-лейтенант Власов, о котором говорят как о спасителе Москвы, и действительно ли он лично подписывал текст этой листовки?" Эти же перебежчики свидетельствовали, что имя Власова, решившего сражаться против большевизма, производит на многих красноармейцев ошеломляющее впечатление.
- Как видите, господин генерал, вы вновь становитесь популярным, - сообщил обер-лейтенант. - При этом заметьте, что мы выполнили данное обещание: призыва к красноармейцам переходить на сторону вермахта в подписанном вами тексте нет.
- Действительно, нет, - мрачно признал Власов, прочтя листовку.
Причем сразу же чувствовалось, что особого восторга от взлета своей славы в красноармейских массах он не ощущал. Понимал, что советская пропаганда долго ждать себя не заставит, на него тут же начнут навешивать всех собак в связи с гибелью 2-й Ударной, объясняя эту гибель исключительно предательскими действиями Власова.
Как и предсказывал полковник Боярский, едва Власов завершил работу над своим "Открытым письмом", как в "Чистилище" примчались птицы покрупнее обер-лейтенанта - сначала фон Гроте, а чуть позже прикатил и фон Ренне. С этим эскортом Власов и прибыл вскоре в "пропагандистский" лагерь на окраине Берлина.
С первых же дней этот небольшой лагерь, чем-то смахивающий на разбросанный по нескольким корпусам дом отдыха, настолько приглянулся мятежному генералу, что он предложил командованию вермахта превратить его в "политический центр" Русского освободительного движения и в штаб-квартиру Русской Освободительной Армии, пусть пока еще и не созданной.
Командование вермахта отнеслось к этой идее снисходительно, и для начала отделу армейской пропаганды позволено было создать в лагере некий "Русский комитет", в который вошли несколько бывших красных генералов и офицеров, выразивших желание сотрудничать с вермахтом. В частности, его членами с готовностью стали бывший начштаба 19-й армии генерал-майор Василий Малышкин; бывший начальник училища противовоздушной обороны Наркомата Военно-Морского флота генерал-майор Иван Благовещенский, бывший сотрудник редакции газеты "Известия", еврей Михаил Зыков, чуть позже казненный немцами; бывший бригадный комиссар Георгий Жиленков… Причем первой значительной акцией Русского комитета стало его обращение к бойцам Красной Армии и к русскому народу, названное "Смоленским. манифестом" и появившееся в немецкой печати, а также в виде листовок за подписью председателя Русского комитета генерала Власова и секретаря комитета генерала Малышкина.
Изложив во вступительной части этого манифеста уже известные по "открытому письму" Власова причины, приведшие к созданию Русского освободительного движения, Русский комитет провозглашал и разъяснял, что "место русского народа - в семье европейских народов". И место будет зависеть от степени участия в борьбе против большевизма, ибо уничтожение кровавой власти Сталина и его преступной клики - в первую очередь дело самого русского народа.
"Свято веря, - сообщалось в манифесте, - что на основе этих принципов может и должно быть построено счастливое будущее русского народа, Русский комитет призывает всех, находящихся в освобожденных областях и в областях, занятых еще большевистской властью, рабочих, крестьян, интеллигенцию, бойцов, командиров, политработников объединяться для борьбы за Родину, против ее злейшего врага - большевизма".
Только после появления "Смоленского манифеста" Власов по-настоящему осознал, как далеко он зашел в своей борьбе против коммунистического режима, какая ответственность лежит на нем за судьбы красноармейцев, которые поверят его призывам, и какая опасность нависает отныне лично над ним. Поскольку понятно стало, что теперь Сталин и Берия сделают все возможное, чтобы расправиться с ним не только пропагандистски, но и физически. Все мосты, связывавшие его с Красной Армией и с прошлой жизнью, - сожжены.