– Смотри, как бы меня не вырвало. – Но не от воспоминаний об их ночи вместе. Эти воспоминания увели ее в другую реальность. Нет. Тошнота у нее потому, что ее укачивает в транспорте. Она зажмурилась и сделала глубокий вдох.
Пепе повернулся к ней и внимательно посмотрел. Кара невероятно эротична, даже с перекошенным лицом.
Но он больше не поддастся на это.
Она открыла глаза:
– Что?
– Не понял.
– Ты уставился на меня.
– Неужели мужчина не может посмотреть на роскошную женщину?
– Я беременна, – огрызнулась она.
– И при этом такая секси. Мужчине нужно окостенеть от живота и ниже, чтобы не хотеть тебя. Но не бойся – я не собираюсь делать никаких поползновений. – Тем не менее Пепе почувствовал сильное возбуждение, и он едва не застонал.
Кара его презирает. А он… он ее до сих пор желает – и, как он подозревал, она его тоже. Но он предпочитает, чтобы женщины, на которых он обратил свое внимание, не питали к нему ненависти.
Секс между ними… Ничего хорошего из этого не выйдет. Секс уже вверг его в беду. Да он и предполагал, что секс с Карой приведет к неприятностям. Наверное, поэтому он раньше держался от нее – и ее эротичности – подальше.
В обществе, где он вращался, к сексу относились просто, без каких-либо обязательств. Пепе это вполне устраивало, поскольку освобождало от затруднительных ситуаций и еще более раздражающих расставаний. Все знали правила, никто не обижался, и все были довольны.
– Полезно это знать, – насмешливо отозвалась Кара. – Но сейчас тебе ничего от меня не нужно, так что незачем больше притворяться.
– Что ты хочешь этим сказать?
– Я тебе была безразлична, пока не понадобился мой телефон.
– Ошибаешься, cucciola mia, я всегда находил тебя чрезвычайно привлекательной.
– Абсолютно уверена, что ты найдешь привлекательной любую женщину с блеском в глазах. Я тебя никогда особенно не интересовала.
– Нет, интересовала, но меня пугала моя невестка. Страшно представить, что она со мной сделала бы, позволь я что-нибудь лишнее с тобой. Она вполне могла привязать меня голым к дереву.
– Хотела бы посмотреть на это зрелище.
– Не беспокойся, если ребенок окажется моим, я уверен, у тебя будет такая возможность, когда Грейс все узнает.
– Никаких "если". Ребенок твой.
– Время покажет. – Черная бровь выразительно взлетела. – Если это мой ребенок, то мне также предстоит опасаться того, что твой разгневанный родитель будет ломиться ко мне в дом.
– Его нет, так что это последнее, о чем тебе надо волноваться.
Он немного стушевался:
– О, прости. Я не знал, что у тебя тоже умер отец.
Неужели он ей искренне сочувствует?
– Мой отец не умер, – быстро уточнила Кара и вспомнила, что его отец умер лет десять назад.
Пепе явно был в замешательстве:
– Тогда он уж наверняка захочет оторвать мне голову.
Кара не удержалась от кривой усмешки:
– Уверена, что найдется куча отцов, которые с удовольствием что-нибудь тебе сломают, но мой отец не из их числа, так что не бойся.
– Почему? Обязанность отца – беспокоиться о своем ребенке.
– Мой отец ни разу не обеспокоился даже тем, чтобы прочитать объявление о работе. – За многие годы она уже научилась скрывать горечь, но под ложечкой тоскливо заныло, чему способствовало укачивание в самолете. – Поверь мне, если ему суждено тебя встретить, то все, на что он способен, – это хлопнуть тебя по плечу и потребовать угостить его пивом.
Несмотря на свою репутацию и на свои "шалости", Пепе знал, что будь у него дочь, и если бы кто-то оставил ее беременной, то он точно захотел бы свернуть этому человеку шею.
Но он ведь не допускает, что виновен в беременности Кары? Пока не допускает. До того момента, когда тест ДНК не докажет обратного. Теста еще нет, и поэтому он будет думать об этом ребенке лишь как о плоде. После того, что он пережил по милости Луизы, это – способ самосохранения.
Мысли перенесли его на десять лет назад. Он помнил, как смотрел на снимок плода в утробе, пытаясь определить, где голова, а где крошечные конечности. Весь плод походил на фасоль и по размеру был не больше. Таких сильных чувств, охвативших его, когда он смотрел на снимок, он никогда больше не испытывал – они его потрясли. Он даже не представлял, какой взрыв произойдет в его душе, когда эта маленькая жизнь, развившись, появится на свет.
Но этой маленькой жизни не была дана такая возможность. Осознание этого гнездилось у него внутри подобно чану с ядом.
И все-таки он не мог взять в толк, как можно иметь ребенка и быть настолько к нему равнодушным, чтобы не обращать на него никакого внимания, не интересоваться тем, не пострадал ли он от кого-нибудь. Конечно, его самого родители завели, что называется, "про запас", но он никогда не сомневался в их любви. Чего ему не хватало, так это их уважения.
Пепе явственно представил себе, как отнесся бы его брат, если бы кто-то обидел Лили, – этот человек едва ли смог когда-либо ходить.
Кара, вдруг скривившись, сказала:
– А знаешь, ты и мой отец на удивление похожи. Он источает шарм, как и ты. Может, мне познакомить тебя с ним? Вы смогли бы обменяться пикантными деталями.
Ни один мускул не дрогнул на лице Пепе – хотя это далось ему нелегко, – и он с улыбкой ответил:
– Почему-то мне показалось, что эти слова прозвучали как оскорбление.
– Потому что ты не настолько глуп. – Прежде чем он смог ответить на последнее оскорбление, она встала. – Если ты не возражаешь, я намерена улечься на тот диванчик и поспать. Полагаю, кто-нибудь из стюардов разбудит меня до того, как мы приземлимся?
Она действительно выглядела усталой. Такой усталой, что он проглотил готовый ответ и дальнейшие расспросы о ее отце. Кара ведь беременна, и теперь, когда он впустил ее в свою жизнь, она – зона его ответственности. Бледное лицо Кары еще больше побелело.
– Ты как себя чувствуешь? Физически, я имею в виду, – добавил он, прежде чем она смогла разразиться следующей тирадой о его злодеяниях.
– Немного подташнивает, но не бойся – не настолько плохо, чтобы ты переживал за обивку.
Он смотрел, как она прошла к дивану, хватаясь за кресла, чтобы не упасть.
Стук в дверь нарушил сон Кары. Это было не похоже на то, когда просыпаешься на новом месте и спрашиваешь себя, "где я?". Кара не успела открыть глаза, как точно знала, где она.
Дом Пепе. Или, чтобы быть точной, комната для гостей в его парижском доме.
Оставшуюся часть перелета в аэропорт Шарля де Голля Кара притворялась спящей – ее на самом деле измучили разговоры с ним.
Она игнорировала его, пока они проходили таможню, и потом, по пути к его дому, и в доме – пятиэтажном особняке в престижном пригороде Парижа. И молчала, словно онемела, словно у нее склеились губы, когда оказалась в предназначенной ей комнате. Лучше уж молчать, чем показать ему свое восхищение от подобной красоты. Дом приобретался для того, чтобы демонстрировать художественную коллекцию, принадлежащую Пепе, – и был огромным и великолепным, каким она и ожидала его увидеть, – но оказался также на удивление уютным.
Но Пепе она в этом не признается. Она не хочет, чтобы он подумал, будто ей хоть что-то в нем нравится, пусть даже его красивый дом.
Разговор об отце сделал свое дело.
Отец, с его сверхобаянием, мог заставить женщину сто раз простить его. Мало того, он умудрялся заставить ее поверить, что он ни в чем не виноват, а виновата она сама.
Но шарм Пепе она ощущала по-другому – в нем не было ни малейшего налета низкопробности, как у отца.
И еще: он обладал несомненной способностью поверить ему. И она поверила в то, что Пепе увидел в ней не только партнершу на ночь, а нечто большее. В самолете ее отношение к нему смягчилось. В его глазах помимо веселости она разглядела неожиданную глубину. А несколько раз ей даже показалось, что она увидела боль, что-то драматичное, что-то намекающее на то, что в нем скрывается нечто не похожее на внешнюю беспечность.
Такие же мысли были у нее в тот уик-энд, когда он бессовестно ее соблазнил. И все оказалось ложью, так же как все, что вылетало изо рта ее отца, было ложью.
Пепе такого же склада. И это не стоит забывать.
Кара села и потерла глаза.
В дверь опять постучали.
– Мадемуазель Делейни? – послышался негромкий женский голос.
– Я проснулась, – откликнулась Кара и встала с постели. Хотя и не хочется это признать, но на такой удобной постели она никогда в жизни не спала.
Ручка двери повернулась, и вошла пожилая женщина, держа в руках поднос с завтраком – кофе и круассаны.
Кара вспомнила, что когда они приехали, то Пепе представил ее как Монику, свою экономку.
– Доброе утро, – сказала Моника и поставила поднос на маленький круглый столик в углу комнаты. – Вы хорошо спали?
– Да, спасибо. – Кара выдавила улыбку. Она всегда чувствовала себя смущенно с незнакомыми людьми, и язык присыхал к нёбу.
– Ваши покупки прибыли, – сообщила Моника, откидывая тяжелые, до пола шторы.
Кара увидела за окном маленький балкон. Утреннее солнце заполнило комнату.
– Какие покупки? – спросила Кара.
– Из бутиков. Я сейчас вам их принесу. Месье Мастранджело просил вас быть готовой к отъезду через час.
Сердце у нее упало. Кара вспомнила, что сегодня им предстоит поездка в долину Луары.
Настроение у нее чуть-чуть поднялось, когда Моника в сопровождении молодой женщины принесла коробки с одеждой и косметички с туалетными принадлежностями.
– Если вам понадобится что-то еще, пожалуйста, дайте мне знать, – сказала Моника, прежде чем уйти.