Непривычные впечатления прямо-таки распирали Веронику. Ими требовалось сейчас же поделиться хотя бы со Светланой… Хотя бы сбежав с последней пары - каких-то там особенностей какой-то методики.
Светлана встретила подругу неожиданно.
- Видала? - осведомилась она с порога и сунула под нос фотографию.
Вероника послушно всмотрелась в незнакомое лицо, но разглядеть его не удалось: наверное, в момент снимка женщина как раз повернулась и черты расплылись в неясной улыбке. Вероника повертела фотографию, пожала плечами. Светка смотрела на нее странно. Точнее, у нее сегодня было странное лицо. С серым оттенком.
- Ты маску, что ли, делаешь? - спросила Вероника.
Светка махнула рукой, выхватила фотографию, потрясла ею в воздухе и опять сунула Веронике.
- Пассия! Моего! - объявила она. - Мы! Влю! Би! Лись! Нет, ты скажи, как тебе эта рожа?! В бумажнике у него нашла.
И уставилась в лицо Вероники, ожидая эффекта.
Вероника не нашлась что сказать и застыла с "рожей" в руке, перестав другой расстегивать пальто.
- А… нет, ты подожди… почему пассия? - наконец вымолвила она. - С чего это ты взяла? Может, это просто так… случайно.
- Да потому что придурок! - завопила Светка так, что в кухне что-то задребезжало. Или это у нее в голосе задребезжало? - Раздевайся-раздевайся! У меня коньяк есть. Будем пить по такому торжественному случаю!
- Ты, я смотрю, уже… А Надюшка твоя где? - стаскивая сапоги, осторожно заглянула Вероника в дверь "детской".
- Надька где всегда - у подружки. Шестнадцатый год, а кавалеров никак не заведет… Не в меня пошла, а, видно, в папашу. Проснется лет после тридцати. Зато потом наверстает!
В кухне было все как обычно: чистота, блеск и экзотика. На Светлане красовался коротенький кремовый свитерок и тигровые лосины. И синтетическая повязка на волосах. Она походила сегодня на телеведущую утренней гимнастики: вот-вот продемонстрирует какой-нибудь кульбит или встанет на голову.
Вероника осторожно взяла ее за руку.
- Светик! Ну подумай сама… Этого не может быть, - сказала она, - ну никак! Чтобы твой Гена…
- Мой Гена? Не может? - хмыкнула та, вырвала руку и схватила со стола смятый листок. - А это что такое? Почерк хоть узнаешь, русовед?
- Н-ну… вроде бы похож… хотя…
На листке тянулись немного косящие строчки. Вероника разобрала:
- "Я уйду навсегда туда… Где застыли в ночи поезда… Как картонный фонарик светит…" Не поняла… картонный фонарик - какой-то странный образ! Метафора, может?
- Да какая тебе метафора! И не картонный, а карманный! Видишь - "мэ"?
- А-а! Тогда вот что: "Как карманный фонарик светит с неба тонким лучом звезда".
- Ну-у?!
- Ну что, рифма вроде есть… Размер анапест… или амфибрахий, что ли?
Светка прищурилась и вырвала листок.
- Я не пойму - ты издеваешься, подруга, или где?!
- Да почему это издеваюсь! - возмутилась Вероника. - Сочинил человек, ну и что? Тут же не про какую-нибудь… Не про что-нибудь там такое… И вообще, зачем так буквально!
- Ты мне тут не мудри… литератор! - погрозила Светка кулаком. - С чего это ему вздумалось идти?! И куда это он, спрашивается, попрется среди ночи?
- Фу-у… Свет, ну не надо так, а? У меня вот тоже Колька без предупреждения к матери уехал, огород к зиме перекопать. И я ничего, с ума не схожу! Времени, правда, совсем нет…
- Ха! И твой тоже, значит? Ну, неудивительно! Все они… Так я не поняла: ты до сих пор веришь, что ли?
- Светик, ну ты сама подумай, - терпеливо втолковывала Вероника. - Они ж нам не чужие люди! Муж - он же твой спутник жизни. И если даже он ошибся… ну, как-то сбился с пути…
- …или чужой огород вспахать решил… - подсказала Светка. - Ладно-ладно, молчу! Нравится тебе в розовых очках - носи на здоровье! Только не говори потом, что я тебя не предупреждала! Когда застынут в ночи какие-нибудь поезда…
- "Наши поезда - самые поездатые поезда в мире…" - невпопад брякнула Вероника.
- Что-о-о?!
- Извини, Светик, я так… Слушай… Нет, ну я не знаю… А он тебе что-нибудь про… эту… говорил? Вы… обсуждали вообще?
- А чего тут обсуждать? Все и так как белый день. Это секретарша у нас новая. Такая вся из себя девочка из глубинки! С большими запросами, но с виду паинька. Судя по стихам, в любви мы еще не объяснялись - не можем решиться. Только рифмуем. По ночам на кухне. Вот за этой самой стойкой…
И она с фокусной ловкостью извлекла из бара пузатую темную бутылку и опрокинула ее в два бокала.
- Слушай, а может, я тоже им к свадьбе поэму сочиню? Роман в стихах! На "Евгения Онегина" наша героиня, правда, не тянет, а на какую-нибудь Марью Пупкину… Бери, бери рюмку! Имей в виду, ученые утверждают: алкоголь в малых дозах полезен…
- Да подожди ты со своей рюмкой! Подожди, говорю… Вспомни-ка, ты же сама говорила - запала на кого-нибудь и прочее… - осторожно припомнила Вероника. - Ну, в смысле бывает, что люди влюбляются…
- Так вот именно! - простонала Светка. - Запасть можно НА ЧЕЛОВЕКА! Но не на ЭТО же! Деревенщина! В секретарши выбилась! Раскручивает шефа-дурака! Да у нее же на голове химия - как у моей мамы!
Исчерпав запас аргументов, она воздела руки и потрясла в воздухе ладонями, словно взывая к люстре с ионизатором воздуха.
Улучив момент, Вероника поймала одну ее ладонь и решительно потащила за эту ладонь к дивану.
Светка послушно села. Больше она не кричала - кажется, выдохлась. Сидела и молча слушала Вероникины уговоры, хмуро разглядывая ковер под ногами.
- Успокойся, Светик! Ну не случилось же еще ничего. Никакой такой катастрофы! Да может, это у него на две недели! Да ты же вон у нас какая! - Не успев подобрать нужные слова, Вероника начертила руками в воздухе неопределенную фигуру. - Мои мальчишки на тебя знаешь как глаза таращат! Что тебе какая-то там секретарша? Подумаешь, стихи! Данте вон тоже не одной Беатриче писал…
Светлана оторвала взгляд от ковра и недоверчиво удивилась:
- Правда, что ли?
- А то! - уверила Вероника. - Исторический факт! Целый цикл - какой-то там "каменной даме", потом еще этой… как ее… "сострадательной донне", потом "даме-ширме"…
- Вот га-ад! Тоже мне классик…
- Но любил-то он Беатриче! По-настоящему я имею в виду, - вступилась Вероника. - И если б только взялась она за дело с умом…
- Да почему она-то? Почему это женщина должна за все браться?! Ты мужик, ну и вперед, завоевывай даму! А то стихи-и-и…
- А если б завоевал - тогда бы, может, до "Божественной комедии" дело не дошло.
- Да ладно, ну его… Выпьем! - приказала Светка уже своим обычным тоном, поднялась и потащила Веронику обратно к стойке. - Подумаю еще, что со своим благоверным делать… Может, не сразу прикончу, а сперва помучаю… Ты, главное, молодец, что сегодня прискакала. Ну, за нас!
Она вздохнула и сунула Веронике рюмку и тарелку с бутербродами. Глаза ее как будто прояснились, и взгляд сконцентрировался.
- Так вас отпустили или ты сбежала?
- С последней методики, - созналась Вероника и предупредила: - Я только пять капель, не обижайся…
Светлана еще раз вздохнула. Лицо ее понемногу принимало знакомый цвет. Заметив это, с облегчением перевела дух и Вероника. Они одновременно посмотрели друг на друга и прыснули, как восьмиклассницы.
- И скоро там у вас конец программы? В школе тоска смертная, - пожаловалась Светка. - Кстати, детки твои про тебя спрашивали.
- Потерпят детки! - беспечно махнула рукой Вероника. - У нас до конца недели еще занятия. Там такое! Открытые уроки, психологи… Завтра в музей поведут, представляешь?
- Как третьеклассников! - фыркнула Светка как ни в чем не бывало, окончательно приходя в себя.
- А еще киновед придет! Новые "Двенадцать стульев" будем смотреть! - похвасталась Вероника. - Да, и режиссер какого-то нового театра!
Услышав про режиссера, Светлана выпрямилась. И похоже, онемела от зависти.
Правда, онемела как-то странно: наклонив голову с ехидно-выжидательным выражением лица.
- Н-ну-у? - после паузы протянула она таким тоном, каким задают дополнительный вопрос двоечнику.
- Чего "ну"?
- Я говорю, режиссер придет, а пьеса-то твоя до сих пор небось даже не напечатана? Название-то хоть придумала?
И тут онемела Вероника.
Глава 21
Слово "режиссер" грянуло в школьном классе, как удар литавр в оркестровой яме перед началом спектакля.
Забытая мечта отрочества - стать актрисой! - встрепенулась на дне каждой женской души.
В этот день все слушательницы как одна помолодели - вплоть до ролей юных романтических героинь. Или хотя бы хорошеньких разбитных служанок.
Режиссер был высок, тонок и юн, как показалось сразу всем.
Правда, со второго взгляда ему можно было дать скорее всего за тридцать, а с третьего даже и под пятьдесят. Лицо его с равной искренностью выражало две мысли: что-то вроде "я весь перед вами душа нараспашку" - и одновременно нечто наподобие "ну уж не-е-ет, не проведешь!".
Остальные детали внешности как-то ускользнули от Вероникиного внимания.