- Сорок лет - бабий век, что ты хочешь, подруга? - вздохнула Светка, как обычно, прочитав ее мысль. - Гормональный сдвиг - и привет! Уже и настроение не то, и обмен веществ… Холестерин всякий… Тут уж никакое адажио не поможет. Ну, или если, может, разориться на приличный фитнес-клуб…
- Слу-у-ушай!! - радостно шлепнула Вероника по столу и даже привскочила. - Все забываю рассказать! Недавно видела по телевизору бабку лет восьмидесяти - ну, знаешь, обыкновенная такая бабка, из деревни. Рассказывает, что всю жизнь была толстая, а к старости так совсем, да еще и вся больная. В общем, еле ходила, даже печку растопить уже не могла. И представляешь? Начала танцевать!
- От печки?
- Не-е-ет, почему от печки? Нормально так! Ну конечно, по-старушечьи, с притопом, с прихлопом… Не то что девочки у станка, конечно. Так она за год похудела на девятнадцать килограммов! Пляшет целый день: и когда картошку чистит, и когда подметает. - Вероника попробовала было изобразить припляс с веником в руках, но махнула рукой и уселась обратно. - Короче, молодец бабуля! Умывается - и то с притопом. Сама себе что-то под нос напевает… Главное, говорит, от кучи болезней вылечилась! А в деревне первое время, конечно, хохотали и пальцами показывали, когда она в магазин пританцовывала, а потом видят - помолодела бабка на глазах, и тоже давай! Так теперь она еще одну старуху обучает. Такие кадры! Сидят рядышком, вяжут и на диване подпрыгивают. Деревенский фитнес-клуб. Представляешь?!
Светлана фыркнула.
- От-лич-но представляю! - уверила она. - Единственно непонятно - для чего было именно эту бабку людям демонстрировать? В любой психбольнице есть поинтересней кадры. И кстати говоря, на эту тему кто-то из великих еще в прошлом веке высказался: сейчас они, в смысле психи, живут среди нас, а когда-нибудь мы будем жить среди них!
- Ну уж! - не поверила Вероника и отодвинула свой стакан.
- Чего там "ну уж"? Научный факт! Приводится процент отклонений, количество школ для умственно отсталых!
Веронике вдруг стало неуютно посреди европейского дизайна. Вдруг страстно потянуло к своему старому креслу и кровати со стопкой книг вместо ножки.
- Ну, чего опять надулась? Это ж реалии наших дней! Не поймешь вас, писателей… Может, ты за свой роман все переживаешь? За эротику? - заподозрила Светка.
- Во-первых, не роман, а… я еще не знаю… И вообще, кто как хочет, так и пусть живет! Эта бабка, может…
- Да забудь ты про бабку! Лучше с романом определись. В смысле выкинь из головы! Я ж тебе реально, по-дружески советую. Все-таки, знаешь, каждому свое! Как говорится, каждый сверчок… Еще и в историю залезла! Ну, была бы твоя синьора хоть какая-нибудь Лаура или, допустим, Беатриче… А Беатриче, кстати, тоже во Флоренции жила, и как раз где-то около того времени, ты хоть в курсе?
- Беатриче?.. Н-ну да… то есть нет, я как-то…
- Так, может, тебе лучше про нее и написать? И про Данте?
- Да ты что?! Про Данте Алигьери!
- Что, слабо? Не по зубкам? А то бы попробовала… так, знаешь, попикантней, с изюминкой… - искушала Светка не без ехидства.
- С изюминкой - это, в смысле, с эротикой? - Вероника поперхнулась бутербродом и закашлялась.
Светлана покровительственно похлопала ее по спине.
- Ну вот, я и говорю - слабо! Не в свои сани, - заключила она наставительно. И покачала головой: - В этом деле, чтоб ты знала, подруга, главное - вовремя остановиться! А то, знаешь, водятся на свете такие графоманы…
"Графоманы" она произнесла как "психи". И в тоне ее Веронике послышалось явственное опасение - ЖИТЬ СРЕДИ НИХ!
- Хотя, если подумать, что там Данте! - поразмыслив, махнула рукой Светка. - Кто сейчас про него пишет? Кто его знает, не говоря уж - читает? Ты вот спроси свой одиннадцатый: помнят они такого поэта - Алигьери?
- А что?! Неужели думаешь - даже имя забыли? - ужаснулась Вероника.
- Спроси, спроси! - усмехнулась Светлана и пожала плечами. - Может, твой одиннадцатый какой-то особенный? Суперинтеллектуальный?
…Следовало признать, что все школьные годы вплоть до последнего одиннадцатый "Б" относился к литературе неплохо.
Правда, изо всех жанров сочинений, от литературоведческой статьи до письма к любимому герою, дети почему-то дружно выбирали краткую и свободную форму эссе, причем каждый вольно трактовал это слово на собственный лад.
Не прижились в классе также монологические устные ответы на уроках. Практически каждый отвечающий упрямо норовил свести их к обмену односложными репликами с учителем, называемому Вероникой "партизаны на допросе".
Зато слушать учителя одиннадцатый "Б" умел прямо-таки великолепно. Уроки-лекции проходили здесь буквально на "ура" - при абсолютной тишине и поглощающем внимании аудитории. Единственно, что неприятно удивляло Веронику - то, что на следующий же урок после лекции дети снова начинали изображать из себя партизан во вражеском плену.
* * *
- Ну а теперь вопрос по повторению, - торжественно объявила Вероника. - Что ты знаешь о Данте Алигьери?
На лице Виталика Бойко, стоящего у доски, явно и недвусмысленно выразилось остолбенение.
- Неужели не помнишь? Ну, из курса девятого класса! "Божественная комедия", девять кругов ада, чистилище, рай… - подсказала Вероника и выразительно оглядела класс.
Увы! Ни одна рука не только не взметнулась, но даже не приподнялась неуверенно. Лишь Анечка Крившук нахмурилась припоминающе.
- Подождите, Вероника Захаровна! - тоненько вскрикнула со своей парты Сонечка Олейник. - А мы на экзамене разве не русскую литературу будем сдавать?
- Ну да… русскую.
- Так а этот… Оливьери, он же вроде испанский писатель?
Тут коварный дар речи в очередной раз изменил Веронике. Не меньше минуты она в полном молчании созерцала Сонечку: ее бело-розовое личико, длинные порхающие ресницы и водопад вьющихся черных кудрей.
Выручил Бойко. Искоса глянув на Веронику и оценив ситуацию, он напустился на Сонечку:
- Ну и что ж, что испанский? Тебя чему десять лет в школе учили? Думала - двадцать пять билетов к экзамену, и все? Отстрелялась?!
На лице его было теперь написано самое искреннее негодование. Задние парты захихикали. Сонечка зарделась. В памяти Вероники включилось несколько словесных блоков.
- Спасибо, Виталик… Правда, Данте Алигьери родился не в Испании, а в Италии, в городе Флоренция. Это, конечно, не для экзамена, а так… для души… и для общей эрудиции…
- С девятого класса, Вероника Захаровна, много воды утекло! - наставительно высказался со своей парты Московкин.
- А может, кто-нибудь вспомнит хотя бы, как звали его возлюбленную? - не сдавалась Вероника. - Его прекрасную даму, воспетую в сонетах и "Божественной комедии"? "Так благородна, так она чиста, когда при встрече дарит знак привета…" - продекламировала она и замерла в надежде.
Ученики сидели с такими выражениями лиц, словно их разбудили среди ночи.
- Ну, Беатриче же! - в отчаянии вскричала Вероника.
И вдруг Масина радостно хлопнула по парте, вскочила и затараторила:
- Данте?! Данте был великий итальянский поэт! Он любил Беатриче! Но это было безответное чувство…
- Так, так! - с облегчением, доходящим до восторга, подхватила Вероника. И даже глаза у нее увлажнились.
- …потому что Беатриче была Козерогом, а Данте - Близнецами, то есть стихии у них не совпадали. Земля и воздух - они же в принципе несовместимы! Но Данте все-таки на что-то надеялся и даже после ее смерти писал сонеты, хотя вообще-то Близнецам постоянство несвойственно.
- Это… из какого ты учебника взяла?
- Это не учебник, а книжка одна, - радостно пояснила Масина. - Не моя, а одной подруги. Эротическая астрология, "Звезды над ложем любви" называется! А хотите почитать, Вероника Захаровна?
В классе послышались сдержанные смешки.
…И как всегда, Светлана оказалась права. Суждения ее, как обычно, были безукоризненно здравы, советы убийственно разумны, предсказания сбывались с леденящей точностью. О, если бы Вероника прислушивалась к ним хотя бы изредка! Быть может, сейчас она, уже стройная, как пятнадцатилетняя девочка, занималась бы в приличном фитнес-клубе, а семья ее дышала бы чистым ионизированным воздухом!
Теперь же в кухне ее вместо барной стойки красовалась облупленная мойка по соседству с гремучим мусорным ведром, а сама она медленно, но верно сползала в пучину графомании. Ибо поистине не мог оставаться нормальным человек, который двенадцать лет подряд читал сочинения, начинающиеся словами "Одно из лучших произведений великого русского писателя…" и заканчивающиеся "…навсегда вошло в золотой фонд русской литературы"; да к тому же двенадцать лет подряд сам сочинял сценки с русалками и барабашками!
И чего можно было ожидать, когда этот человек ко всему в придачу осмеливался ступить на порог Настоящей, Большой Литературы?!
…Но по счастью, бумага была терпелива. И по счастью, еще не была утверждена статья закона, запрещающая кому бы то ни было воображать события флорентийской жизни тринадцатого века от Рождества Христова. А посему Вероника Захаровна Панченко, учительница второй категории муниципальной средней школы, могла без помех сочинять пьесу о своей тезке, красавице итальянке.