- А мне что за дело, если меня случайная знакомая окрестит вруном? - Прозрачные, наивно-си-ние глаза смотрели в сторону.
- Честное слово, ни о чем таком и не думал.
Голос у Северина задрожал. Василь внимательно посмотрел на приятеля, вздохнул и начал снимать "линкольн".
- "Дрова в вагоны грузим мы - на трудовом субботнике"… Наши дрова… Наши вагоны… Высокая социалистическая сознательность масс… После работы отдадим силы полезному труду. Усталые, но довольные, возвращались они домой. Над головами витали веселые песни. Начал снимать брюки.
- Ты что?
- Раздевайся. Заворачивай барахло в брезент, Поплывем.
- Ты что? Говорили, шторм может быть.
- Ну и штормяга, - сказал Павлов. - "Друг всегда уступить готов место в шлюпке и круг".
- Я не поеду.
- Тогда я доставлю вместо тебя рюкзак. Ей даже интересней будет.
- А Вера? Я же знаю…
- Ничего ты не знаешь. Вера в сторону. Не видал я этих танцев… Слушай, сук-кин ты кот, не тяни резину. И на самом деле попадем в шторм, и… "будет плакать моя молодая любовь".
Они спустили яхту на воду. Василь придержал ее у причала, чтобы Северин мог вскочить. И только когда они уже отчалили, сказал:
- Это важнее. - Серьезности у него хватило только на эти слова: - Нет, не умерла еще любовь. "Горячей и нежней, чем Ромео Джульетту". Интересно, почему при такой постановке дела наши вузы поставляют специалистов, а не сырье для кладбищ? Я понимаю вас, я, правнук жандармского полковника, сосланного за любовь. "Через бури и мрак на огонь любви". "Клотиков треск и китов плеск".
- Балаболка ты, - сказал Будрис. - Ты просто обычный паршивый трепач.
Ветер наполнил парус. Яхта полетела, словно спущенная с тетивы стрела.
- Слушай команду, - сказал Павлов, - ты, дохлый осьминог, которого вышвырнул цунами. А ну на борт!
- Есть.
- …сэр.
- Есть, сэр.
- Колючую живородящую акулу тебе в зад. Все 125 сантиметров ее колючек, ты, протухлая морская капуста… А шторм будет… Хорошо, если успеем спрятаться за остров Рогвольд.
- Но оттуда еще…
- Я не повезу вас дальше, вы, синий краб… Тонуть вместе - моя дружба не заходит так далеко… Откинься…
- Есть.
- …сэр.
- Есть, сэр.
Действительно, было похоже, что собирается шторм.
- Я отвезу вас на Рогвольд и вышвырну, как паршивый улов. Сегодня у меня был капитан малого рыболовного сейнера Иван Непейпиво. Запорожский казак. - Синие бесстрашные глаза смотрели на грозный закат, который обещал опасность. - Рыболовная фирма "Непейпиво энд корпорейшн". Колени в трепангах, дно в охотских крабах. Завтра он должен был идти как раз на Тигровую. Я вспомнил и подумал, что он может доставить туда и этот мешок с сvхопутным мусором… А я пережду на острове. Кода они вышли из залива в море, Будрис почувствовал тревогу. Море было вздыбленное, все в бороздах и заковыринах, как крокодилья кожа. И над этим графитовым морем далеко лежали лиловые, как сливы на блюде, острова.
В это мрачное море садилось тревожное солнце.
Будрис ничего не понимал в мастерстве вождения яхт. Но сейчас даже он почувствовал что-то необычное и рискованное в поведении друга.
Павлов ловил не очень послушный ветер, шел зигзагами ("галсами" это называется, что ли?). Временами на этих поворотах яхта чуть не цеплялась парусом за волну, и тогда они всей тяжестью наваливались на вздыбленный над пучиной борт. Но зато они летели! Такой бешеной скорости Северин еще никогда не испытывал.
В водовороте, в кипении пены, в ветре. Сильно била в дно вода.
- Выжимаешь все, что возможно? - спросил Будрис.
Пауза.
- Очень боюсь, - неожиданно сказал Василь. - Будет шторм. Большой. А нам еще часа три ходу…
- Вернуться?
- Возвращаться поздно. И… стыдно.
Вода у борта была более свирепой, чем в отдалении. Потоки ее летели на людей.
- Спасибо, брате, - сказал Северин.
- …сэр, - сквозь зубы сказал Павлов.
- Спасибо, сэр.
Странно было видеть над этим взбунтовавшимся, страшным морем спокойное небо и далекие сопки берега, над которыми висела гряда нежно-белых облаков. Как балдахин из горностая. Как лента, которую прикрепляли к старинным гравюрам. Так и хотелось написать на ней, что именно изображает этот пейзаж.
- Давай, милая. Давай, любименькая… Ну… Ну… - сквозь зубы цедил Василь. - Кальмары и зубастые киты!.. Бавтромей, тюлень-акиба… Если не повезет, если перевернемся - яхту не бросай. Держись за нее. Тогда найдут. Она как погибающая чайка. А человеческая голова на воде - тьфу! Плевок. Большой стеклянный поплавок от невода. Слышишь?
Солнце в свинцовом закате напоминало просто мазок. Красный мазок. И этот его последний взгляд был неизъяснимо грустный и дикий.
На море легла тьма. Левей, где-то далеко, мигал маяк. С ровными интервалами. И в мигании также были и тревога и предостережение.
Будрис не помнил, как прошли следующие часы. Пару раз их чуть не перевернуло. Мокрые, ослепленные мраком и водой, они рвались вперед почти только по звездам. И страшно было подумать, что звезды вот-вот закроет череда туч, что наползала с юга. Яхта трепыхалась в безбрежном море, как бабочка-однодневка, и казалось, шансов на жизнь у нее не больше, чем у бабочки. И все же она отчаянно дралась жизнь.
Когда ветер неожиданно утих, Будрис не сразу понял что все кончено, что они в безопасности, что это остров Рогвольд прикрыл их от шторма своим скалистым телом.
Он просто видел контур острова. Остров лежал в море как кит. Горели у этого кита глаза - два огонька у самого берега. А над головой, будто вскинутый фонтан воды, струями клубился Млечный Путь.
IV. СИНЯЯ ПЕСНЯ, КОТОРУЮ ПЕЛИ ЛЮДИ КОТОРОЙ ПОДПЕВАЛИ РЫБЫ И ОСЬМИНОГ
Шторм гремел всю ночь и к рассвету исчерпал всю свою ярость. Море, правда, еще тяжело дышало, но успокаивалось на глазах, как будто кто-то лил в него масло. В вялом утреннем свете волны и на самом деле казались маслеными.
Малый Рыболовецкий Сейнер вышел в море задолго до солнца. Маленькая скорлупка, а на ней девять человек: шесть матросов-рыболовов, моторист, капитан и - бесплатное приложение - Северин Будрис. Кроме сейнера, в море виднелись еще два судна. По правому борту шел сейнер-напарник. По левому - порхала белой бабочкой яхта Василя. Павлов дурачился: то отставал, то без видимого напряжения перегонял сейнер. Капитан стоял на спардеке и недовольно бурчал:
- Морской бог… Скотина безрогая… Смотри, что вытворяет… С мотором наперегонки бегает… Это ему игра в горипни… "Гори-гори пень…"
Будрис стоял у борта, и всякий раз Василь кричал ему, перегоняя сейнер:
- Рыцарь бедный!.. Чрез смерть и ураган плывет! Принцесса Греза… Чуть не утонул с верным оруженосцем… Чтобы я еще когда… Дудки! "За дикой розой лети сквозь туман".
Наконец ему это надоело:
- Беру курс на Владивосток!.. Помогай бог!.. Не посрами землю белорусскую!
- А ну тебя! Прощай! Спасибо! Белый мотылек паруса быстро исчез. Море все больше синело.
- Так, - сказал Непейпиво. - Якщо б у нас вси такия моряки - черта с два мы японцам уступили б.
Накануне Будрис думал, что действительно встречи седоусого "казака", и даже немного разочаровался. Иван Непейпиво оказался молодым бритым парнем небольшого роста. Загорелое лицо, серые глаза, красивые твердые скулы. Ничего от традионного капитана в нем не было, кроме разве умения заковыристо ругаться. Да и это умение смягчал типично украинский юмор.
Потомок переселенца. Один из миллионов. Едешь по краю и слышишь в одной деревне - белорусский язык, в другой - украинский, в третьей - русский или мордовский. Обыкновенные люди. Но глянешь на упрямый подбородок такого-и понимаешь, что пришли сюда самые предприимчивые, самые, в добром значении этого слова, авантюристичные.
И эти русские, украинцы, белорусы не швыряли слов на ветер, оживили этот забытый, "бросовый" край, настроили в нем городов, деревень, заводов, провели железную дорогу, вгрызлись в скалы рудниками, спустили в море корабли и, однако, в первозданной чистоте сберегли свои языки, свои обычаи. Своими руками построили себе новую родину. И никуда с нее не уйдут. Побратались с коренными жителями: удэ, нанайцами, тазами; как кедры, пустили корни в эту землю. И не дали ее в обиду никому. И не дадут.
- Где-то во второй половине дня будем у Тигровой, - сказал Непейпиво. - Чего тебя туда несет?
- Дела.
- Дывысь, як далэко дило кидае людыну. Аж з Билоруси.
- Ничего не поделаешь.
Море было уже совсем синим, но легкая болтанка все же колыхала сейнер, когда начали спускать сеть. На сейнере-напарнике подобрали другой ее конец, растянули и пошли параллельным курсом, словно боронуя и процеживая море.
- Что мне делать? - спросил у капитана Будрис.
- Теперь около часу ничего. А писля воны свий кинець сети передадуть нам, и тут держись… Разве что рыбу будешь сортировать.
- А что же им?
- А в следующий раз ихний будэ улов. Мы ии кинець передамо. И вот так, чэргуясь. Так що, розибравшися с рыбой, можно и перекусить, и в шахы сыграть, и подремать.
- Курорт.
- Ну колы б тут був курорт, то вси дармоиды тут булы б. Усих классов и наций. Добре, що море спокойне сьогодня, ось и курорт.
Северин чуть не сгорел со стыда. Через час напарник подошел к сейнеру борт в боре. Бросили конец. Закрепили оба конца вместе. С грохотом начала работать лебедка.