Поэтому план, издавна принятый Германией, заключался в том, чтобы начать быстрое наступление против Франции, сковывая в то же время передовые силы русских - а позднее, когда Франция будет раздавлена, расправиться и с русской армией. Но этот план, в свою очередь, усложнялся серьезным препятствием естественного и искусственного характера. Этим препятствием для наступающего являлась французская граница. Узкая, протяжением всего лишь около 150 миль, она представляла мало удобств для маневра или хотя бы для развертывания тех масс, которые Германия предполагала бросить против своего врага. На юго-восточном конце граница примыкала к Швейцарии и после неширокой полосы ровной местности, известной под названием "Ворот Бельфора", на протяжении 70 миль тянулась вдоль Вогезских гор. За этим естественным барьером, удлиняя и углубляя его, лежала почти непрерывная система укреплений, опиравшихся на крепости Эпиналь, Туль и Верден. В 20 милях за Верденом проходили не только границы Люксембурга и Бельгии, но и малоудобная область Арденн.
За исключением сильно прикрытых Бельфором и Верденом путей наступления, единственно возможным проходом сквозь этот барьер был Шарм, лежащий между Эпиналем и Тулем. Проход этот сознательно был оставлен открытым, чтобы послужить стратегической ловушкой, куда могли быть заманены германцы и где они затем были бы раздавлены французским контрударом.
Имея перед собой такую интеллектуальную и физическую преграду, немецкой военной мысли не оставалось ничего другого, кроме естественного и логичного стратегического вывода - обойти эту стену широким маневром сквозь Бельгию.
Граф Шлиффен, бывший начальником германского Генерального штаба с 1891 по 1906 год, задумал и разработал план, согласно которому французские армии должны быть окружены путем широкого охвата. Таким образом предполагалось добиться быстрой победы. Разработка этого плана была закончена к 1905 году, тогда же он и вступил в силу.
Чтобы достигнуть поставленной цели, план Шлиффена сосредоточивал главную массу германских сил на правом фланге с целью провести гигантский заходящий маневр. Шлиффен сознательно шел на риск, сводя до минимальной величины численность войск левого фланга, стоявшего против французской границы.
Крыло захождения, осью которого служили укрепленные районы Мец и Тионвиль, должно было состоять из 53 дивизий, поддержанных частями ландвера и эрзац-резерва по мере их формирования. В то же время силы на левом фланге включали только 8 дивизий. Но даже слабость этого фланга помогала главному удару: чем дальше французское наступление оттеснило бы левый фланг германцев назад к Рейну, тем труднее было бы французам отразить удар по их флангу через Бельгию. Это напоминало принцип вращающейся двери. Если человек сильно налегает на одну половинку такой двери, другая половинка, описав круг, ударит его в спину. Именно в этом, а не только в географическом обходе, и заключалась действительная мудрость плана Шлиффена.
Германские армии охвата должны были зайти через Бельгию и северную Францию и, продолжая движение по широкой дуге, постепенно поворачивать на восток. Крайний левый фланг должен был пройти южнее Парижа и пересечь Сену у Руана. Затем он прижал бы французов к Мозелю, где они оказались бы между молотом и наковальней, образуемой крепостями Лотарингии и швейцарской границей.
План Шлиффена выделял 10 дивизий, чтобы сковать русских, пока остальные немецкие силы не раздавят Францию. Необходимо отдать дань предвидению этого великого человека: он рассчитывал на вмешательство в войну Британии и допускал также появление экспедиционной армии в 100 000 человек, оперирующей во взаимодействии с французами. Ему же германцы обязаны проектом использования частей ландвера и эрзац-резерва в активных операциях, а также использования национальных ресурсов в армии. Рассказывают, что последними его словами на смертном одре были: "Дело должно дойти до сражения. Только усильте правое крыло!"
К несчастью для Германии, у младшего Мольтке, преемника Шлиффена на посту начальника Генерального штаба, не хватало ни его мужества, ни его стратегических талантов. Мольтке сохранил план Шлиффена, но выхолостил основную его идею. Из 9 новых дивизий, которые Германия организовала за период с 1905 по 1914 год, Мольтке 8 дивизий придал левому флангу и только одну - правому! Правда, он добавил сюда еще одну, сняв ее с русского фронта - но это мизерное подкрепление было куплено дорогой ценой, ведь русская армия 1914 года представляла собой более серьезную угрозу, чем в то время, когда Шлиффен работал над своим планом. В итоге в самый разгар августовской кампании с французского театра военных действий пришлось снять два корпуса для усиления Восточного фронта. Завещание Шлиффена было оставлено его преемником без внимания.
Мольтке также внес изменения и в сам план. Эти изменения имели серьезное политическое значение. Шлиффен предполагал, что правый фланг развернется не только вдоль бельгийской, но и вдоль голландской границы, доходя к северу до Крефельда. Пройдя полоску датской территории, известной под названием "Маастрихтского придатка", легко было обойти фланг льежских фортов, преграждавших дорогу на узкой полосе бельгийской территории севернее Арденн. Шлиффен надеялся, что германская дипломатия добьется согласия на проход сквозь Голландию; он не желал зря насиловать Бельгию или Голландию и хотел спасти себя от лишних упреков.
Шлиффен полагал, что открытое незамаскированное развертывание там части германских сил настолько перепугает французов, что заставит их первыми пересечь южную границу Бельгии и занять естественную оборонительную позицию в долине Мааса, южнее Намюра. Этим французы создали бы предлог для вступления на нейтральную территорию также и германцев. Но если бы даже сорвался план этой искусной ловушки для французов, все же Шлиффен рассчитывал, что он сможет вовремя захватить Льеж и избежать всяких задержек для наступления главных сил германцев. Он хотел поставить крайне жесткие временные рамки для захвата Льежа, отсрочив эту операцию до последней минуты, чтобы дать германским государственным мужам все возможности избежать упреков в оскорблении нейтральных стран.
Такие расчеты и смелость решений были не по плечу Мольтке-младшему. Он решил, что Льеж должен быть захвачен coup de main непосредственно после объявления войны. Таким образом, ради проблематичного обеспечения военных операций он добровольно шел на акт насилия против нейтральной страны, провоцировал Бельгию на сопротивление и втягивал в борьбу против себя Британию. Методы Мольтке - "потопить" противника - были полной противоположностью методам Шлиффена. Все это является наглядным примером тех опасностей, в том числе и военных, которые могут явиться в результате того, что стратегии разрешают доминировать над политикой.
Если ошибкой последнего плана германцев был недостаток смелости, то ошибкой французского плана было как раз обратное.
В последние предвоенные годы французское командование утеряло четкость мышления. После разгрома 1870 года французское командование вначале приняло доктрину обороны, опиравшейся на приграничные крепости. Лишь позднее должен был последовать решительный контрудар. В соответствии с этим планом и была создана мощная система крепостей, причем в ней были оставлены проходы, вроде Шармского, чтобы ввести в определенное русло вторжение противника и быть готовым опрокинуть его контрударом.
Но в последнее десятилетие перед войной возникла новая школа, утверждавшая, что наступление больше соответствует духу и традициям Франции, что наличие 75-мм полевой пушки - единственной в мире по своей подвижности и скорострельности - делает это тактически возможным, а союз с Россией и Британией позволяет избрать такой образ действий и на стратегическом уровне. Забывая уроки 1870 года, французы вообразили, что их elan неуязвим для пуль. Доля ответственности за это заблуждение лежит частично и на Наполеоне, которому принадлежат известные слова: "Соотношение между моральным и физическим элементами выражается как три к одному". Слова эти заставили военных думать, что возможен разрыв этих двух элементов, в то время как они тесно зависят друг от друга: оружие недействительно без мужества бойца - но так же бесполезны будут храбрейшие войска без достаточного оружия, чтобы защищать свой "дух". Когда солдаты теряют веру в свое оружие, мужество их быстро исчезает.
Результаты оказались плачевны. Новая школа нашла своего пророка в полковнике Гранмезоне. В генерале Жоффре, начальнике Генерального штаба в 1912 году, она нашла рычаг для проведения в жизнь своих планов. Прикрывшись авторитетом Жоффра, сторонники offensive a outrance получили право распоряжаться военной машиной Франции и, отбросив старую доктрину, сформулировали общеизвестный теперь "План XVII".