Другой британский командир корпуса, Хейг, слишком хорошо заботился о своем здоровье, чтобы вызвать такое беспокойство. В пятьдесят три года его физическая форма была исключительной. Во время Южно-Африканской войны его основательность и методичность сделали его в глазах Френча идеальным штабным офицером; но позже, когда он получил командование над подвижными силами, этих качеств было уже недостаточно. Следует помнить, что когда в свое время Уоллс-Сэмпсону, "несравненному офицеру разведки и боевому разведчику", сообщили о назначении Хейга командиром взвода, он заметил: "Он вполне хорош, но слишком осторожен: он будет настолько занят тем, чтобы не дать бурам шанса, что не даст его и себе".
Тринадцать лет спустя мнение Уоллс-Сэмпсона нашло себе подтверждение. Пересмотренная официальная история 1914 года, опубликованная после того, как с окончания войны миновало поколение, показала, что в первом серьезном испытании Хейга в качестве командира корпуса незначительная ночная стычка выбила его из равновесия до такой степени, что он сообщил, что "ситуация очень критическая", и неоднократно звал на помощь соседа, которому приходилось действительно тяжело. Это испытание также выявило, что чрезмерная осторожность Хейга по достижению Эны привела к промедлению и позволила врагу на четыре года завладеть позициями по ту ее сторону. Но хотя командование не было лучшей ролью для Хейга, он имел некоторые качества, которых недоставало другим, а как только фронт установился, условия войны привели к превращению роли командира в роль высококлассного штабного офицера.
Ошибки замысла обходились дороже, чем любые ошибки исполнения. Урокам Южно-Африканской войны, которые касались не только выбора лидеров, не придали должного значения. Вышедшие в свет в 1914–1918 годах "Свидетельства, принятые Королевской комиссией по войне в Южной Африке" демонстрируют удивительное доказательство того, как взгляд профессионала может не заметить леса за деревьями. В них содержится мало указаний, что среди тех, кто станет командовать в будущей войне, были распознавшие главную проблему будущего - доминирующую силу огневой обороны и чрезвычайную сложность пересечения простреливаемой зоны. Один сэр Иэн Гамильтон уделил этому должное внимание - но даже он слишком оптимистично смотрел на возможность решения данной проблемы. Однако решение, предложенное им, следовало в верном направлении. Он настаивал не только на использовании преимуществ внезапности и тактики просачивания, способной свести на нет преимущества обороняющихся, но и в необходимости использования тяжелой полевой артиллерии для поддержки пехоты. Еще более пророчески он предположил, что пехота может быть наделена "стальными щитами на колесах", чтобы иметь возможность пересекать нейтральную полосу и закрепляться на вражеской позиции.
Мистер Эмери, автор истории этой войны от "Таймс", нащупал слабое место в общепринятой европейской теории и указал, что военное мастерство в настоящее время значит больше, чем превосходство в численности, и с развитием материальной базы эта пропорция будет возрастать. То же соображение пришло на ум генералу Баден-Пауэллу, который настаивал, что развить это мастерство можно, воспитав в офицерах ответственность с юности - но ему пришлось доказывать действенность этого способа в движении бойскаутов, а не в армии.
У двух генералов, Пэджета и Хантера, имелась концепция ценности и дальнейшего использования транспортных средств во время войны, в то время как Хейг заявил, что вместо конной пехоты он бы предпочел пехоту "на моторах". В связи с развитием двигателей между 1903 и 1914 удивительно, сколь мало пользы было извлечено из этого к началу следующей войны - и даже к ее концу!
Но самая примечательная особенность этой Королевской комиссии состояла в том, как Френч и Хейг рассуждали о первостепенном значении arme blanche, подразумевая, что до тех пор, пока возможна кавалерийская атака, военные действия будут удачными. Столь же яркая недооценка огневой мощи содержится в прогнозе Хейга о том, что "похоже, артиллерия будет действительно эффективной только против необстрелянных войск". Он уверенно заявлял, что "в будущей войне конница получит более широкую сферу применения". И продолжал: "Помимо того, что было использовано до, в момент и после боя до настоящего времени, мы должны ожидать ее стратегического использования в гораздо больших масштабах, чем прежде".
Какая пропасть лежала между этими ожиданиями и реальностью! Французы, немцы, русские и австрийцы, конечно, обладали к началу войны готовой кавалерией беспрецедентных размеров. Но на первом этапе она создавала больше проблем для своих сил, чем для врага. С 1915 ее роль стала совсем незначительной - за исключением нагрузки на запасы их собственных стран. Несмотря на относительно небольшую численность британской кавалерии, фураж был крупнейшим предметом импорта, его ввоз превышал даже ввоз боеприпасов; то есть он являлся наиболее опасным фактором, усугубляющим подводную угрозу. В то же время, по авторитетному мнению, именно транспортные проблемы, вызванные необходимостью прокорма огромного количества кавалерийских лошадей, стали важным фактором, спровоцировавшим развал России.
К тому же в британской армии еще один результат этого заблуждения заключался в том, что когда кавалерийская школа добилась успеха в последние годы перед войной, появилась свойственная военным склонность наказывать офицеров, предлагавших более реалистичные идеи, отсутствием карьерного роста - в результате широкие круги военных были вынуждены хранить молчание. Это обстоятельство крайне печально, поскольку необходимость в мобильности войск была важна настолько же, насколько устарели средства для их передвижения; чрезмерный акцент на старом означал, что создать эти средства заново будет затруднительно.
Тем не менее горькие уроки Бурской войны принесли много пользы и оказали влияние, до некоторой степени противодействующее тому омертвению мысли и ритуальности в методах, которые вырастают вместе с ростом профессиональности армий. Прогрессом в своей организации в преддверии 1914 годом британская армия многим обязана лорду Халдану. Ему же Англия обязана созданием второочередной армии из граждан, частично подготовленных в военном отношении, то есть территориальной армии.
Лорд Робертс ратовал за общеобязательную военную подготовку, но принципы добровольности так глубоко проникли в сознание английского народа, что пойти на это было рискованно. Халдан вполне разумно попытался расширить военную мощь Англии, не порывая уз, накладываемых в этом вопросе традиционной политикой Англии. В результате Англия имела в 1914 году экспедиционную армию в 160 000 человек. Это была ударная армия, лучше отточенная и подготовленная, чем армии других стран, - рапира среди кос. Чтобы поддерживать нужную численность этой армии, прежняя территориальная милиция была преобразована в специальный резерв, откуда экспедиционная армия могла черпать пополнения.
За этой первоочередной армией шла территориальная, которая хотя и предназначалась только для защиты метрополии, но все же имела постоянную военную организацию. В этом и было основное отличие этой армии от бесформенной армии добровольцев, которой она пришла на смену. В отношении технических средств борьбы британская армия не обладала по сравнению с другими никакими преимуществами, но меткость винтовочной стрельбы ее бойцов не была превзойдена ни в одной из других армий мира.
Реформы, благодаря которым британская армия сравнялась с передовыми армиями континента, имели один серьезный недостаток: на эти реформы оказали сильное влияние тесные контакты, установившиеся со времени соглашения между британским и французским Генеральными штабами. Это привело к появлению "континентального" склада мышления среди сотрудников британского Генерального штаба, а действия совместно с союзной армией настраивали британских командиров к решению задач, для которых их более гибкая армия была мало пригодна. Это обстоятельство мешало проявлению традиционно сильных сторон использования британской армии на суше - таких, как подвижность. Маленькая, но хорошо подготовленная армия, "как гром с неба", обрушивающаяся на противника в важном стратегическом направлении, может привести к такому стратегическому успеху, который по своим размерам ни в каком отношении не соответствовал бы ее небольшой численности.
Последний аргумент ведет нас к исследованию обстановки на море, т. е. к изучению соотношения между флотом Британии и Германии. Морское превосходство Британии, не вызывавшее в течение долгих лет никакого сомнения, в последние годы перед войной стало оспариваться Германией, которая поняла, что мощный флот является ключом к тем колониальным владениям, о которых она мечтала, как отдушине для ее торговли и возраставшей численности населения. В этом отношении претензии Германии росли по мере того, как опасный гений адмирала Тирпица усиливал инструмент для их удовлетворения.