Гурьяныч, не торопясь и всё время с опасением следя за быком, достаёт волосяной аркан, набирает его большими кругами в руку. Выходит из-за кедра. Человек и зверь стоят в пяти метрах друг против друга. Я с замиранием сердца, с какой-то боязнью за Гурьяныча, слежу за этим немым поединком.
Бык, не трогаясь с места, чуточку приседает и, горбя спину, уже готов обрушиться всей своей силой на врага, но в воздухе слышится свист аркана, Старик ловким броском заарканивает его и конец захлёстывает за ствол кедра.
Марал вздыбился, рванулся вправо, влево, до хрипоты затянул на шее петлю и замер, упёршись всеми четырьмя ногами в землю. Он взглянул на нас обезумевшими глазами, в которых не осталось и капельки страха, и бросился в пропасть. Аркан лопнул - и бык исчез за скалой.
Снизу донёсся грохот камней и треск сломанных деревьев.
Пашка так и остался стоять, ещё сильнее прижавшись к берёзке. На лице Гурьяныча и отчаяние, и виноватость, Я не могу прийти в себя от случившегося. Инстинкт жизни - самый могучий инстинкт - в последний момент толкнул зверя искать спасения в смертельном прыжке…
Мы подходим к краю обрыва, заглядываем вниз, но из-за карнизов не видно основания скал, куда упал бык.
День угасает на лохматых вершинах старых кедрачей, в морозном румянце заката. Дали прячутся в тумане. Неумолимая темень сползает с гор, окутывает дремучее царство хвойных лесов…
На душе тяжёлое чувство вины.
Спускаемся под утёс.
Зверь лежит шершистым комком, заваленный сучьями и снегом. В его помутневшем взгляде теперь нет ни гнева, ни беспокойства. Он умирает. Его дыхание становится всё реже, глаза перестают закрываться, и мы видим, как угасает в них жизнь.
- Не покорился!.. - говорит с болью Гурьяныч и начинает снимать с шеи зверя обрывок аркана. Потом поворачивается к внуку, долго молчит и пристально смотрит ему в глаза. - Уважать надо такое! Не смотри, что зверь, а геройски погиб за волю.
Пашка утвердительно кивает головой.
Ещё с минуту мы стоим молча, охваченные чувством гордости за зверя.
- Пашка, айда на стоянку! Пусть Василий Николаевич запрягает Кудряшку и едет навстречу, а мы потихоньку потащим маралуху. Поторопись, внучек!
- Я, дедушка, вмиг добегу! - кричит Пашка, и в кедраче смолкает шорох его лыж.
Месяц огненным бубном виснет над тёмными кудрями сосен. Чуть посветлело в лесу.
Вот и закончился долгий и трудный день. Отбивает поздний час дятел. Настывает снежная корка. Только высоко в небе чуть заметный отблеск давно скрывшегося солнца.
В одиннадцать часов, уставшие, измученные, мы наконец добрались с живым грузом до палатки. Гурьяныч и Василий Николаевич ещё долго возились возле маралухи: надо было сменить на ногах мокрые верёвки, овчину и подостлать под бок побольше хвои.
В палатке жарко от накалившейся печки. В тепле ещё больше обнаруживается усталость. Ужинать не захотели. Выпили по кружке чая - и спать. Сон был единственной наградой за дневные дела.
В печке гаснет пламя. Над полотняной крышей ночь, И засыпая, я думаю о том, какая разная судьба у этих трёх маралов… Потом вспоминаю Пашку: ему повезло. Сколько впечатлений, сколько свежих мыслей, загадок! Всё, что парнишка видел сегодня в природе, что пережил, несомненно осядет добрым слоем в его ещё детской душе, Природа не терпит фальши, она воспитывает смелых, честных, сильных духом людей. Её благотворное влияние на человека безгранично, и очень жаль, что мы порой недооцениваем этого.
С этим я засыпаю, но слышу рядом шорох и шёпот:
- Дедушка, почему он прыгнул в пропасть?
- Говорю, страх перед неволей у него сильнее смерти.
- А-а… - и парнишка отползает, ещё долго ворочается, вздыхает, не спит.
Гурьяныч поднимает нас рано, торопит в путь. Слышно, как стонет маралуха. Выхожу из палатки. Над заиндевевшими кедрачами голубеет ласковое небо, политое нежным светом наступающего утра.
Занимается светлая зорька. За тёмным краем леса встают гранитные утёсы, слитые воедино с кедрами.
После завтрака общими усилиями поворачиваем Лань на другой бок, и она успокаивается. Гурьяныч с Василием Николаевичем опять перевязывают ей ноги: старик боится, как бы они не затекли у неё. Затем вливают ей в горло несколько кружек тёплой воды и начинают делать из хвои настил на санях.
Я свёртываю палатку, постели, а Пашка занялся печкой. Он высыпает из неё на снег красные грудки жара.
- Гляньте, трава! - кричит парнишка, показывая на оттаявшую под печкой землю, покрытую густой щетиной яркой зелени.
- Ишь, какое нетерпение! - удивился я.
- Значит, пора, - говорит Гурьяныч, склоняясь над зелёной лункой в снегу. - Мне вон сколько лет, а весну жду, как исцеления. Всё на твоих глазах народится, встанет, запоёт, и ты помолодеешь. Весна, что и говорить, - не шуточное дело, начало жизни! От неё и год начинается.
Как-то странно смотреть на зелёное пятно, глубоко вдавленное в снег. На наших глазах гибкие ростки травы опушаются изморозью, никнут и, припадая к земле, умирают, обманутые случайным теплом.
Вот и солнце. Горы уж не в силах заслонить его. Лучи ярким светом бьют в лесные просветы, гонят прочь остатки ночи. Слышатся птичьи переклички. А там, куда лежит наш путь, серебрится рыжий туман.
Глава 5
ОХОТНИК ЗА ПАУТИНОЙ
Вот и пришла весна, дружная, звонкая, многоголосая. Потекла чернота по увалам. Зазеленели холмы на равнинах. Лес забурел. С каждым днём становилось светлее. Выйдешь на улицу и пьянеешь от свежего воздуха.
Наконец-то настал и для нас с Василием Николаевичем долгожданный отъезд. Теперь, казалось, уж ничто нас не задержит.
Машина загружена. Через два часа самолёт высадит нас за сотни километров от населённых мест.
Прощаемся с провожающими. В последний момент, когда мы уж сели в самолёт и оставалось только захлопнуть дверь, увидели бегущего к нам Пашку. Он размахивал руками, что-то кричал. Я вспомнил, что не попрощался с ним, спустился на землю.
- Вас вызывают на радиостанцию! - выпалил он запыхавшись.
- Зачем?
- Не знаю. Меня за вами радист послал.
Пришлось отложить на час вылет и поехать в штаб. Захожу в аппаратную.
- В подразделении инженера Макаровой какая-то неприятность. Начальник партии ждёт у микрофона, - встречает меня радист.
- Алло, алло, здравствуйте, Владимир Афанасьевич! Что у вас случилось?
- Позавчера приехал к Евдокии Ивановне Макаровой. Она стоит лагерем на вершине Усмунского гольца. Неприятность у неё получилась: нити паутиновые провисли в большом теодолите, пришлось приостановить работу. Запасная паутина оказалась некачественной, видимо старая. Третий день бригада охотится за пауком-крестовиком. Всю тайгу обшарили - ни одного не нашли.
- Напрасный труд, - перебиваю его. - Ведь для инструмента нужна паутина от кокона крестовика. Попробуйте подогреть электролампой провисшие нити в инструменте; если они не натянутся, тогда организуйте более энергичные поиски кокона. Используйте эвенков-проводников. Другого выхода пока я не вижу. Обещать же вам помощь в ближайшие дни затрудняюсь. А что вы предлагаете?
- Никто из нас не знает, где прячет самка паука свой кокон. Тайга большая - разве найдёшь. А проводники у нас молодёжь, ещё не опытные, Сейчас попробуем подогреть нити, может, натянутся.
Вдруг в трубку врывается возбуждённый женский голос:
- Паутину нам не найти. Здесь на горах ещё снег. Неужели не поможете?!
- Здравствуйте, Евдокия Ивановна! Я понимаю вашу тревогу, но как помочь, не знаю. У нас нет запасной паутины, её раздали наблюдателям, а их сейчас в тайге и днём с огнём не разыщешь. Да и как доставить её? Не попутным же ветром? В районе нет ни одной посадочной площадки.
- Но ведь если в ближайшее время не закончим наблюдений, сорвём проектирование.
- Учитываю. Потерпите немного, я сейчас соберу людей, будем решать, что делать.
- Когда нам явиться на связь?
- Через два часа…
Так сегодня и не сбылась мечта улететь в тайгу. Задержка в работе инженера Макаровой, которая ведёт геодезические работы в районе крупного рудного месторождения, действительно чревата неприятными последствиями. Проектировщики давно ждут карту, и мы не должны подвести их.
- Что это за паутина в инструменте? Неужели без неё нельзя обойтись? - интересуется радист.
- Ты когда-нибудь смотрел в трубу обычного теодолита? Видел в нём перпендикулярно пересекающиеся нити? - спрашиваю я.
- Видел.
- Так вот, в обычном теодолите эти линии нарезаются на стекле, а в высокоточном, скажем, в двухсекундном, как у Макаровой, с большим оптическим увеличением, нарезать нельзя - будет слишком грубо. Линии заменяют паутиной, натянутой на специальную рамку. Паутину же берут из кокона, в котором паук-крестовик откладывает яйца. Всего-то для инструмента и надо дециметра два паутины.
- А разве шёлковая нитка не годится?
- Она лохматая, не даёт чёткой линии. Нужна именно паутина.
Скрепя сердце отдаю распоряжение разгрузить самолёт и послать его выполнять другое задание.
Придётся заняться паутиной.
Прежде всего надо организовать поиски в посёлке. Обычно крестовики обитают на чердаках, в кладовых, под соломенными крышами и под тяжёлой мебелью в квартирах. Но никто не знает, где самка прячет свой кокон.
Тут же возникает вопрос: предположим, нам повезёт с паутиной, но как её доставить Макаровой на голец, чуть ли не за двести километров от посёлка, да ещё в кратчайший срок?