В то время он и сам был готов сделать все, что угодно, лишь бы увидеть свое творение опубликованным, но против ожидания роман пошел в печать практически без изменений. Так, легкая стилистическая правка. И что таить - он слегка гордился собой: вот я. мол, какой молодец, даже не нашли к чему придраться, исправили два слова и три запятых.
Потом редакторы ему попадались всякие - умные и не очень, люди влюбленные в свое дело и равнодушные клерки от литературы. Иногда он спорил до хрипоты, отстаивая свою точку зрения, сражался за каждое слово, а иногда - покорно переделывал. В последнее время и спорить перестал, относился вполне философски - у них тоже своя работа! Даже добрейший и интеллигентнейший Николай Алексеевич, упокой Господи его душу, иногда просил добавить "эдакого остренького" - схваток, крови, голых баб… "Поймите, голубчик, у нас все-таки массовая литература, приходится ориентироваться на читателя!"
"А вот фигушки вам! - подумал Максим с некоторой долей злорадства. - Теперь я сам себе господин".
Эта мысль почему-то принесла успокоение, почти обрадовала. Максим вскочил с кровати, как будто ему не терпелось поскорее приняться за дело, взъерошил волосы пятерней и натянул видавшие виды домашние джинсы. Удивился еще, что они стали слишком просторными, вон и ремень болтается… Он взглянул на себя - и вдруг заметил, как ввалился живот и ребра торчат почему-то. Исхудал, брат! Скоро впору будет ходить по улице, нацепив дурацкий значок "Хочешь похудеть? Спроси меня как!".
Всего одна беседа с Королем Террора - и результат гарантирован.
Он вышел в коридор - и едва не споткнулся о Наташины туфельки. Именно в них она ушла вчера… Странно. Когда Максим вернулся домой, их тут не было, это точно. Неужели сестренка дома не ночевала?
А с кухни несутся вкуснейшие запахи. Похоже, Наташка затеяла очередной кулинарный эксперимент. Что это с ней, а? То век не готовила, а то каждый день у плиты колбасится, да не по необходимости, а с радостью, с охотой.
- Максим, доброе утро! Омлет с грибами будешь?
Наташа встретила его улыбкой. Только вот странной выглядела эта улыбка - вымученной какой-то, будто через силу. И глаза грустные. Правда, выглядит хорошо - розовая такая, цветущая. Как будто и впрямь эту ночь провела не одна.
Максим буркнул "Привет" и отвел глаза в сторону. Недоброе, завистливое чувство шевельнулось в душе: "Ну вот, ей хорошо, а я? А Верочка? Как вообще кому-то может быть хорошо, если ее нет? Был человек - и пропал, а мы сначала поплачем, потом утрем слезки и примемся жить дальше?" Умом он прекрасно понимал, что не прав и не справедлив по отношению к сестре, но ничего с собой поделать не мог. Видеть ее (уж не говоря о том, чтобы еще кого бы то ни было) было тяжело и неприятно.
- С грибами, говоришь? - начал он и тут же осекся. Изо рта явственно несло перегаром, аж самому противно. Не хватает только еще Наташке объяснять, где вчера был и что делал. - Сейчас, погоди, умоюсь только, - бросил он и скрылся в ванной.
Бледную и помятую физиономию, отразившуюся в зеркале, хотелось немедленно закрасить черной краской, чтобы не оскорблять зрение и не расстраиваться напрасно. Максим долго, тщательно чистил зубы, потом умывался и брился, как будто до последнего оттягивал момент, когда нужно будет выходить.
- Максим, ты как там? - Наташка постучала в дверь. - Что так долго? Еда стынет!
- Да, да, сейчас!
Максим смыл остатки пены. Как ни крути, а спрятаться в своей скорлупе надолго не получится. И куда спрячешься от себя самого? Лицо-то в зеркале - вот оно! Значит, придется жить так, чтобы хоть самому себе в глаза смотреть было не противно.
- Иду, Натуля, не сердись!
Через час Максим снова сидел за компьютером. Съеденный завтрак упал в желудок тяжелым комком. Не следовало, конечно, "уговаривать" полсковородки омлета, да еще и пирог потом, но Наташку обижать не хотелось. Она так старалась…
Максим отхлебнул кофе из большой кружки и постарался сосредоточиться. Он быстро просматривал текст, положив рядом блокнот и ручку - на случай, если выплывет какая-нибудь нестыковка или просто появится новая, свежая мысль.
"- Ну что же, любезный колдун… Ты не зря поработал.
Вейс ходил по своим роскошно убранным покоям взад-вперед, потирая руки, словно не мог усидеть на месте. Он как будто даже помолодел - или это отсвет утреннего солнца в разноцветных витражах бросает блики на его лицо, придавая ему живые краски?
- Да ты садись, не стой столбом!
Автар хмуро покосился на мягкое кресло, крытое парчой, - уже не то, что в прошлый раз, а высокое, с подголовником. Час назад вейсовы слуги вывели его из подземелья, накормили и дали чистую одежду, но проклятые браслеты из метеоритного железа все еще позвякивают на запястьях. Хорошо еще, хоть цепи сняли…
Автар медленно опустился в кресло - и только теперь почувствовал, как болят все кости, как будто холод подземелья все еще пожирает его изнутри. Сейчас он чувствовал себя слабым, как новорожденный котенок.
- Только что мне принесли добрую весть - Кастель-Тарс взят нашими войсками. - В голосе Уатана звучало нескрываемое ликование. - Не знаю, что принесло победу - твои заклинания или воинское искусство моих солдат, но… Я держу свое слово. Проси чего хочешь, чародей.
Автар откинул голову на подголовник кресла и чуть прикрыл глаза. Солнечные лучи падали ему прямо на лицо, а он сидел молча и неподвижно, впитывая их живительную силу. Так умирающий от жажды пьет, наткнувшись на источник, так голодный вгрызается в кусок хлеба, так влюбленный после долгой разлуки обнимает единственную желанную женщину…
- Что же ты молчишь? У тебя нет желаний или ты просто онемел от счастья?
Вейс сдвинул брови, и в голосе его зазвучали совсем иные, грозные ноты:
- Э, да ты не смотришь на меня, колдун!
Автар медленно открыл глаза, с трудом приподняв тяжелые веки.
- Отпусти меня, вейс, - вяло сказал он, - я выполнил то, что ты хотел, и теперь хочу уйти отсюда. Прикажи снять это, - Автар протянул закованные руки, - и я уйду. Мне не нужно награды.
- Нет, любезный колдун, - вейс покачал головой, - этого я сделать не могу.
- Почему?
Вейс посмотрел укоризненно, как будто удивляясь его недогадливости, и заговорил медленно, размеренно, словно увещевая непослушного ребенка:
- Не заставляй меня усомниться в твоих способностях, любезный колдун! Ты называешь себя Ведающим - и не можешь понять самых простых вещей. Сейчас ты помог мне… Во всяком случае, сделал нечто - и победа пришла. А что делать, если снова явится необходимость в твоих услугах? Искать тебя по всей Империи - от Шатгарских гор до устья реки Ярвы? И потом… Посуди сам - ведь нанять тебя может каждый! И мои враги в том числе. Разве я могу так рисковать - дать в чужие руки оружие против себя самого?
Он помолчал недолго и твердо добавил:
- Здесь, во дворце - проси чего хочешь. В пределах разумного, конечно, потому и браслеты останутся на своем месте, так что использовать свою колдовскую силу против моих добрых подданных тебе не удастся. Попробуешь сбежать - закончишь свои дни в подземелье.
Автар сглотнул тяжелый комок в горле. Можно познать тайны трав и цветов, вычислять движение планет в небе и призывать духов, но человеческая душа так и останется тайной, скрытой за семью печатями. И у каждого - своя… В самом деле, как он мог быть таким недогадливым?
- Посмотри на это с другой стороны, - вейс вдруг заговорил мягко, почти утешающе, - ведь во всем есть и хорошее! Неужели пыль дорог, холод и зной тебе милее моего дворца? Вспомни, сколько раз ты ложился спать голодным, подложив под голову свою тощую суму и укрывшись дырявым плащом, а кровлей тебе служило только небо? Сколько раз крестьяне или лавочники нанимали тебя за гроши, а потом плевали вслед? У тебя нет ни дома, ни пристанища, ты добываешь хлеб неверным и опасным ремеслом… Так стоит ли так сильно жалеть о прошлой жизни?
Автар покосился на свою левую руку. Там, на внутренней стороне предплечья, бугрился длинный уродливый шрам - память о зубах водяного дракона, что лет пять назад повадился таскать гусей и уток у крестьян, живущих в маленькой деревушке, притулившейся в излучине Ярвы. Как она там называлась-то? Мокрый Кут… Сырой Лог… Совсем вылетело из памяти.
Дракон был совсем молодой, даже не успел сменить третью кожу, потому и довольствовался мелкой живностью. Крестьяне охали, вздыхали, жаловались на убытки: "Гусь-то какой был! Поросенок, а не гусь", бабы боялись полоскать белье в реке, но, в общем, все было спокойно - до тех пор, пока зверь не начал утаскивать под воду зазевавшихся ребятишек. С детьми ведь вообще дело известное - как ни стращай, как ни наказывай, все равно норовят влезть куда не просят.
Автар вздохнул, вспомнив растрепанные волосы и безумные глаза воющей от горя бабы, которая все повторяла: "Мортик! Сыночек!" - и норовила кинуться в воду. Обычно он не убивал драконов, их и так мало осталось. Древняя тварь, которая пытается выжить в изменившемся мире, только у простаков вызывает суеверный страх, но не у Ведающего.