Фотография. Сложенная вдвое, помятая… Максим сперва даже не понял, как она туда попала, а когда вспомнил - руки задрожали. Снова видеть глянцевую черноту вместо улыбающейся Верочки было бы невыносимо, но зачем-то он все-таки развернул плотный прямоугольник.
То, что он увидел, заставило его улыбнуться - впервые, наверное, за эти долгие черные дни. Совершенно невероятно, но фотография снова как будто ожила! Даже вроде ярче стала. Верочка смотрела на него улыбаясь, и в этот миг Максим поверил твердо, что она жива и в его силах спасти и вернуть ее, а главное - что все еще может быть хорошо. Вот просто поверил - и все.
Он снова сложил фотографию, как будто проверял, не померещилось ли ему, потом развернул - и уже не выпускал из рук.
Наташа проснулась, когда у Армена на тумбочке требовательно запищал будильник. Ух ты, утро уже! Семь часов. Неужели ночь пролетела так быстро? Наташа села на постели, закутавшись в простыню, и попыталась привести мысли в порядок. Ей было немного стыдно, что забыла обо всем на свете вчера, даже домой не зашла. Что теперь Максим подумает?
Армен, не глядя, протянул руку и выключил будильник.
- Спи, ахчик! Рано еще. Это мне вставать надо… Чуть позже. - Он ласково, но сильно притянул ее к себе.
- Нет, я пойду. Пора уже. Максим там один, я вчера даже домой не заглянула. - Наташа высвободилась из его объятий, быстро вылезла из постели и принялась одеваться, собирая разбросанные по всей комнате предметы туалета. Ну как мог кружевной лифчик оказаться на настенном бра? Жакет валяется прямо на полу, а трусики куда подевались - вообще уму непостижимо!
Армен проснулся окончательно и теперь лежал на спине, закинув руки за голову и с улыбкой наблюдая за ней.
- Да ладно тебе, ахчик! Что волнуешься? Не маленький он уже.
- Не маленький… Это только кажется так. - В голосе прозвучали ворчливо-озабоченные нотки. Совсем как у мамы когда-то.
Наташа наклонилась к Армену, поцеловала, щекотно провела волосами по лицу.
- До вечера, да?
- До вечера.
Она улыбнулась ему и пошла к двери, а Армен все смотрел ей вслед.
- Ахчик!
Она обернулась, грациозно изогнув шею, и блики солнца играли у нее в волосах. Какая же она красивая была в этот момент!
- Ахчик, выходи за меня!
- Что? Ты… ты это серьезно?
- Конечно серьезно! Не знаю, как у вас в Москве, а у нас такими словами не шутят. А что? Дом построим, сына родим… Ну, может, девочку еще, чтоб ему скучно не было. Все хорошо будет!
Она закрыла лицо руками и опрометью выбежала из квартиры. Вот тебе и раз! Замуж… И ведь действительно все могло бы быть хорошо - и дом, и дети. Именно с этим человеком, каким бы чужим он ни казался вначале.
Только вот не будет у нее детей, никогда не будет. Тогда, пять лет назад, в больнице чужие равнодушные и, может быть, не слишком опытные руки отняли у нее эту возможность и отпустили в жизнь - домучиваться. Как теперь сказать человеку, ставшему родным и близким так неожиданно и странно, что будущего у них нет? А потом снова остаться одной…
Именно теперь это будет особенно горько.
Она вошла в квартиру, осторожно прикрыв дверь за собой, чтобы не хлопала. Оглянулась - вроде все в порядке. Малыш вышел встречать ее, лениво потягиваясь и виляя хвостом.
- Сейчас, сейчас, мой хороший! - Она гладила собаку, глотая слезы. - Только ты один у меня и есть. Пойдем погуляем с тобой. Дай переодеться только.
Она сбросила туфли и вошла в комнату, тихо ступая босыми ногами по паркету. Заглянула к Максиму - спит… Даже улыбается, как маленький. И Верочкина фотография в руке - мятая, как будто ее сто лет в кармане таскали.
Наташа вздохнула. Вот ведь - даже ночью расстаться не может! Жалость кольнула в сердце. Плохо ему все-таки одному. Наташе даже стыдно стало - вон что творится, Верочка пропала неизвестно куда, Максим сам не свой, извелся весь, а она что делает? Жизни радуется?
Она подошла ближе, хотела вынуть фото, но потом передумала. Слишком крепко сжаты пальцы, прямо намертво. Если ему так легче, пусть остается.
Верочка в легком белом платье гуляла по цветущем саду. Странное это было место. Вроде все красивое, ухоженное, дорожки выложены желтым камнем и трава аккуратно подстрижена, и вместе с тем… Было в нем что-то ненастоящее и оттого пугающее. Максим сначала даже не понял, в чем странность, а потом догадался - все вокруг совершенно неподвижное, застывшее, как на картине. Не порхают бабочки и шмели над цветами, ни одна травинка не шевелится от дуновения ветерка, даже облака в небе не движутся, словно нарисованные.
Только Верочка медленно шла ему навстречу и улыбалась, как будто долго ждала его, а вот теперь дождалась. Максим смотрел на нее - и не мог насмотреться, такая она была красивая, спокойная и беззаботная. Кажется, она всегда здесь была, как цветы и травы, раскидистые деревья и облака в небе…
Как будто она принадлежала этому странному месту, а оно - ей.
Максим хотел было броситься ей навстречу, но не мог даже пошевелиться. Ноги словно приросли к земле. Хотел крикнуть, позвать ее - но и голос предательски сел.
Верочка подошла совсем близко.
- Ничего не говори, - сказала она вместо приветствия, - я и так тебя слышу.
Живая. Слава всем богам, живая. "Ну где же ты была, - с горечью думал он, - почему пропала и оставила меня одного?"
- Я всегда с тобой, просто иногда… - она вздохнула, по лицу ее как будто пробежала тень, - иногда ты об этом не помнишь.
Максим вспомнил, как вливал в себя водку прямо из горлышка, вспомнил сумасшедшую гонку по ночным улицам и почувствовал, как жар стыда заливает лицо. Даже уши горят. Хорош гусь, нечего сказать!
Верочка покачала головой.
- Нет, не в этом дело, - сказала она наставительным, "учительским" тоном, - глупости иногда совершают все.
- Я не знаю, что делать, милая! Эти… - Он не хотел говорить про Короля Террора, да и про ангела тоже. Вот ведь везуха - даже ангел-хранитель попался какой-то слишком требовательный, суровый и безжалостный. - Разные советчики и указчики просто на части рвут. Я запутался. Мне страшно.
Он готов был заплакать, как в детстве. Верочка протянула руку и тихонько погладила его по щеке. Прикосновение было прохладным и легким, словно ветерок повеял.
- Бедный ты мой! Не грусти, пожалуйста. Вспомни самое главное - и сразу поймешь, что делать дальше.
Максим потянулся к ней, хотел обнять, но руки хватали только пустоту. Все вокруг постепенно стало меркнуть, расплываться, и вот он уже оказался один, в полной темноте. Последнее, что он услышал, - тихий шепот:
- Я люблю тебя…
Проснувшись, Максим долго еще валялся в кровати. Что делать-то, а? Куда ни кинь - все клин. Либо Верочку видеть только во сне, либо… Максим на краткий миг вновь увидел клубящийся дым, кроваво-красные глаза Короля Террора - и внутренне содрогнулся.
Побереги свои нервы,
А то пойдешь за сто первый
Километр… -
провыл где-то рядом противный голос с глумливой растяжечкой. Максим аж вздрогнул от неожиданности.
Ну а впрочем, знай как хочешь
И не будь такой манерный! -
доверительно посоветовал ему тот же голос. Максим потряс головой, отгоняя остатки сна. "Что за черт? Совсем я, что ли, с ума сошел - уже белым днем всякая ерунда мерещится? Ангелы, демоны, теперь вот еще и голоса в голове… Прямо хоть сам иди в психушку сдаваться".
За здравие свечку,
"Отче наш", как проснешься…
Позвольте, а свечка-то здесь при чем? Максим прислушался. Нет, вроде бы голос доносится откуда-то снаружи. Он встал, прошлепал босыми ногами к раскрытому окну, выглянул - и рассмеялся. Во дворе мужики затеяли ремонтировать машину и музыку врубили во всю мощь, чтобы веселее было. Исполнитель, конечно, не Лучано Паваротти, но песня забавная.
Значит, так.
Будешь делать то, что должен,
И не спрашивать, что дальше… -
решительно припечатал неизвестный исполнитель. Прямо как отрезал.
Спасибо, ребята. Прекрасный совет. Максим отошел от окна, сел на постели, обхватив голову руками, и задумался. "Легко сказать - то, что должен! А что я могу? Что умею? Только писать свои романы. Вымышленные истории, от которых одни неприятности.
Так что единственное, что я могу, - это сделать свою работу максимально хорошо. Без оглядки на всяких внешних и внутренних цензоров, без надежды им угодить, но и без страха, что не прокатит".
Максим вспомнил, как давным-давно принес в редакцию свой первый роман. В коридоре познакомился с какой-то бородатой, потрепанной и не очень трезвой личностью. Новый знакомый оказался тертым и битым графоманом, позже Максим узнал, что все московские издательства давно шарахаются от него, как от чумы. Но это было потом, а тогда Гарик (так он представился) казался ему чуть ли не небожителем. Как же - писатель!
Они пили пиво в какой-то забегаловке с пластмассовыми столиками, а Гарик все подливал в свою кружку водки из заботливо принесенной фляжки и покровительственно гудел:
- Ну, шансы маленькие, конечно. Самотек у нас вообще не печатают, однако чем черт не шутит… Ты, главное, в амбицию не лезь. Если скажут переделать белое в черное, героя в героиню или наоборот - переделывай, не кобенься!