Как это так: босяку, который учится в гимназии за деньги налогоплательщиков и за те же деньги живет в дешевом ирландском пансионе для гимназистов, ничего не надо от Георгия Берлиани, первого парня в Симферополе? Вранье! Ему, как и всем, надо, просто он ломается, набивает себе цену! Долбаный мобил-дробил… Гия свистнет — и он прибежит как миленький, нужно только немного приоткрыть щелочку в допуске к своему сиятельству…
На одной из перемен Гия нашел Артема в классе.
— Слушай, у тебя есть «Пушки Наварона»?
«Пушки Наварона» были у него самого, но нужен какой-то повод для завязывания отношений. Гия прикинул, что у скалолаза-самоучки не может не быть «Пушек Наварона». Небось, воображает себя капитаном Кейтом Мэллори, засранец.
— Есть, — отозвался Артем.
— Дай почитать.
— Приходи.
Георгий на миг потерял дар речи. Не «Когда принести», а «Приходи». Понял? Тебе надо, ты и приходи. До этого никто не приглашал Георгия к себе домой, тем более в пансион — кому охота позориться. Верещагину было охота. Годы спустя Георгий понял, что это был снобизм. Слово «сноб», если кто не знает, произошло от аббревиатуры «S. Nob» — «Sans Nobile», которой в Кембридже и Оксфорде помечали незнатных студентов. Так что Верещагин был снобом в первозданном значении этого слова. И Георгию это неожиданно понравилось. Общение с человеком, которому действительно ничего не нужно, оказалось комфортным. Кроме того, Георгию надоело таскать с собой под стены развеселую компашку. Как-то незаметно Артем вытеснил всех. Он стал напарником Князя по связке, и Гия с некоторой ревностью отметил, что технике Арт учится невероятно быстро. Меньше, чем за год он стал (Гия признал это лишь про себя и со скрипом) лучшим скалолазом, чем свой наставник. Они вместе тренировались, вместе ездили на уик-энды в скалы, вместе ненавидели превозносимого в гимназии Пушкина и читали опального Маяковского, вместе слушали «Битлз», «Роллинг Стоунз», Пресли и Чака Берри, вместе зачитывались Толкиеном и Ле Гуин, наслаждались Маклином, Флемингом и Форсайтом, продирались через Пруста и краснели над Миллером. Оба мечтали о гималайских восхождениях — нога русского альпиниста еще не ступила ни на один из восьмитысячников планеты, так что у них были все шансы оказаться первыми в своей деревне!
Окончив гимназию, Георгий на какое-то время потерял Артема из виду, скованный стальным распорядком жизни курсанта. Через год он, как и предполагалось, уехал в Аннаполис.
Он прожил в Штатах три года, осваивая военно-морскую премудрость, волочась за девушками и побивая в американский футбол команду Уэст-Пойнта (в составе команды Аннаполиса, естественно). С Артемом они переписывались и иногда перезванивались. Начались дипломатические осложнения с Турцией — Гия вернулся в Крым и получил звание офицера, а когда дипломатические осложнения перешли в войну — успел немножко повоевать. Сразу после войны Арт позвонил ему, и они встретились.
Мальчишеская дружба, как и старая любовь, не ржавеет. Но Артем и Гия уже не были теми мальчишками, какими переступили порог гимназии. А в Верещагине эта перемена видна была особенно резко: он стал экстравертней, напористей и жестче. И одновременно — появилась в нем какая-то обтекаемость. Чем-то он стал похож на сверхзвуковой истребитель.
— Класс еще не потерял? — спросил Артем едва ли не с самого начала встречи.
Планы были грандиозны. Верещагин показал графики, полученные факсом из Непала и Индии. Если подсуетиться, можно было забронировать на 75-й год Аннапурну, зимнее восхождение, на 76-й — Канченджангу, на 77-й — Эверест. У Берлиани закружилась голова.
— У нас уже есть полкоманды. Отличные ребята, превосходно лазают. Но маловато experienca на льду. В этом году едем в Альпы, но это не совсем то. Ты можешь по своим американским каналам устроить экспедицию на Мак-Кинли? Совместно с янки, конечно. Посмотрим, наберемся опыта…
Гия понимал, что на этот раз он нужен Верещагину, что без него тот не обойдется.