В 21-40, как было приказано, мы включили генератор помех. В 3 часа ночи или что-то около этого на гору поднялся батальон Лебедя. Их выбили из Ялты. Они начали отступать по северной трассе. Меня и моих людей оставили в арьергарде. Мы сдали ретрансляционный центр нашим войскам. Остались там для охраны. Мне придали взвод резервистов… Ближе к утру вернулся Лебедь, батальон не смог отойти по северной трассе… Они взяли гору… Уничтожили наш взвод… Все.
Верещагин закрыл глаза и опустил голову. Тошнило. Нос был забит кровавой пробкой, и, несмотря на анальгетик, сломанные ребра делали каждый вдох мучительным.
Резун склонился к нему.
— Нет, не все. Послушай, друг мой… Вытаскивая тебя с Роман-Кош, мы потеряли боевой вертолет. А я до сих пор не знаю, стоишь ты того или нет. И если не стоишь, то какой мне смысл защищать тебя и дальше, давать обезболивающее, перевязывать? Да сдохни ко всем чертям! Единственный для тебя путь остаться в живых — быстренько убедить меня в том, что ты достаточно ценный кадр, чтобы взять тебя в Москву. Так что не надо врать, что ты простая армейщина, а шкуру тебе попортили только потому, что десантникам хотелось поиграть в индейцев и Зверобоя.
Артему стало почти смешно.
— Но это правда. Это все правда. Спуститесь вниз, в первый отдел, найдите мое дело. Это правда.
— Но ведь не ВСЯ правда, — заговорил майор. — Где ты взял эту форму, — он швырнул на пол, к ногам Верещагина, десантный комбез, — и эти документы?
— Мне… не нравилось, как… оно все идет, и тогда я пришел к… одному человеку… Ему тоже не нравилось… как оно идет. Мы поладили. Он дал мне форму… и документы. Не знаю, где он их достал. Он дал мне ваше оружие и «ГАЗ». Мы с утра приехали на вышку, выгнали персонал, встретили группу настоящих спецназовцев… Я уже рассказал.
— Фамилия «одного большого человека»? — сквозь зубы процедил Резун.
— Востоков.
— Кто назвал тебе эту фамилию?
— Он сам. Вадим Востоков, полковник ОСВАГ, координатор по России…
— Ты врешь. Тебе назвали эту фамилию, чтобы ты перевел стрелки. Так ты и этого делать не умеешь.
— Я не вру. Я звонил ему по телефону Фредерик 478-98-22, там всегда отвечал автоответчик на имя Остерманна… Я назначал встречу.
Резун поднял трубку, набрал номер. В наушнике зачирикал женский голосок, интонации которого Артему были давно знакомы.
Резун положил трубку, закрыл ладонью глаза, потер большим и средним пальцами виски.
— Ты думаешь, я тебе поверю? — спросил он.
— Проверьте. Есть у вас скополамин?
— У нас есть кое-что получше, друг мой. Хар-рошая газорезка. А начну я с твоих ног.
Арт опять прикрыл глаза, словно задумался. Резуну уже приходилось, и не раз, видеть этот жест — человек смотрит в себя, как сдавшийся командир — на свои укрепления в последний раз. Дальше — опущенная голова и согласие на все.
Беляк поднял:
— Я буду громко кричать.
Резун удержал себя в руках легко. Профессионально.
— Послушай… — голос его упал почти до шепота. — Не наступай второй раз на те же грабли. Потому что второй раз будет больнее. И намного, намного унизительнее. Ты что, еще ничего не понял? Ты один. Тебя все бросили. Подставили, понимаешь? Чтобы ты своей башкой отвечал за выходку какого-то генерала. Никто тебя не выручит, никому ты не нужен.
— Я знаю…
— Ну так чего ломаешься? Думаешь, геройски выглядишь? Дерьмово ты выглядишь. А когда за тебя возьмутся по-настоящему, будешь выглядеть еще дерьмовей.
— Я знаю. Берись за свою любимую газорезку, ублюдок. Заставь меня «петь».
— Тебе этого хочется?
— Нет. Совсем не хочется. Но я правду говорю. А ты не слушаешь.
— На «вы» со мной! — спецназовец взял его за подбородок, вздернул голову. — На «вы» и «гражданин капитан», и больше вежливости в голосе. Понял?
— Да.