Долго они сидели в тишине. Потом Карен услышала ровное, сонное дыхание дочери. Она обняла девочку, прижалась к ней. Это их с Грегом ребенок. Как все было бы просто, если бы она могла Грега ненавидеть, изгнать его раз и навсегда из своего сердца. Но любовь к нему превратилась в давнюю, неистребимую привычку. Карен сделала над собой усилие, чтобы не думать, где он сейчас: один, на холоде, среди ночи. Избавиться от этих мыслей оказалось невозможно. Каждый вечер Грег стремился поскорее вернуться домой, опуститься в свое любимое кресло у камина, обнять жену, поцеловать дочь. Когда Дженни была маленькой, она говорила, что они трое - папа-медведь, мама-медведица и дочка-медвежонок. Это сравнение их всех очень веселило. И вот папа-медведь, загнанный охотниками, бродит где-то в ночи. А здесь, под их семейным кровом, дотлевают угольки, оставшиеся от семейной сказки. "Как же ты мог с нами так поступить?" - хотелось крикнуть Карен. Но что толку кричать, когда тебя никто не услышит? Никто не услышит, никто не объяснит. Сердце Карен корчилось в языках пламени.
Глава 19
Эмили долго возилась, разыскивая в шкафу непромокаемую шляпку. Уолтер тем временем мыл оставшуюся после завтрака посуду, а его сестра Сильвия сидела у стола, дожидаясь Эмили.
- Тебе давно пора купить посудомоечную машину, - нудила она. - И микроволновую печь. Ты посмотри на этот пол, линолеум давно протерся. Чему тут удивляться? Линолеум был застлан еще в тот год, когда умер отец. Почти полвека прошло. Время-то на месте не стоит.
Уолтер вытер кофейную чашку и поставил ее в сушилку. Дверца сушилки заскрипела, и Сильвия скривилась.
- Не понимаю, как ты можешь так жить? Ты посмотри на эти гравюры, того и гляди на пол свалятся. Неужели так трудно выделить две минуты и приколотить гвозди как следует?
Уолтер убрал последнее блюдце и закрыл дверцу сушилки.
- Я вообще не представляю, как ты можешь тут жить, - вздохнула Сильвия. - Вот у нас в Сисайд-Виллидж настоящий рай. Все новенькое, все сияет. Если что-то сломалось, вызываешь мастеров, и они моментально чинят. Если, конечно, ты сам не в состоянии это сделать, - добавила она, глядя на брата с осуждением.
Уолтер протирал салфеткой очки, не обращая внимания на ворчание сестры.
- В этой старой развалюхе жить вообще невозможно, - повторила она.
Уолтер поднял очки, посмотрел стекла на свет, чтобы убедиться, не осталось ли пятен.
- Честно говоря, - не унималась Сильвия, - после смерти мамы я твердо решила, что ноги моей больше не будет под этой крышей. Мне казалось, что здесь царят мрак и болезнь… - Она передернулась.
- В жизни не встречал более кошмарной персоны, чем ты, - спокойно заметил Уолтер, водружая очки на нос. - Зачем, к примеру, тебе понадобилось идти сегодня на эти похороны? Думаю, тебе просто приятна сама мысль о том, что кого-то убили.
Сильвия возмущенно вскочила:
- Для твоего сведения, я знаю семью Эмери уже много лет, мы встречаемся в церкви. Кроме нашей общины, у них в городе никого нет. Вот если бы ты сам был более примерным прихожанином…
- Ты же знаешь, что Эмили не любит похороны, - заметил Уолтер.
- Ерунда, - фыркнула его сестра. - Эмили совершенно безразлично, куда она идет - на похороны или на званый ужин. У нее есть слабость, о которой ты знаешь так же хорошо, как и я.
Из соседней комнаты донесся голос Эмили:
- Я сейчас! Вот только найду перчатки.
Сильвия поправила юбку.
- Уолтер, тебе тоже следовало бы сходить на похороны. Посмотришь, кто туда явится. Говорят, что убийцу неудержимо тянет на похороны жертвы.
- Ладно, покрасуетесь в трауре без меня.
- Весьма безответственная позиция. Особенно если учесть, что ты упустил убийцу.
Уолтер не ответил. Он надел пиждак и направился к двери черного хода. Постоял на пороге, посмотрел на дождь.
- Ладно, желаю насладиться зрелищем, - сказал он сестре. - День для похорон самый подходящий.
- Мама, ты готова? - спросил Билл Эмери. - Лимузин ждет.
Элис стояла у раскрытой двери чуланчика, битком набитого пустыми сумками, сапогами, зимней одеждой. С самой верхней полки она достала черную бисерную сумочку.
- Помнишь, как Линда подарила мне ее на Рождество? Она сидела с чужими детьми, копила деньги…
Сын взглянул на часы, потом - мельком - на сумочку.
- Не помню. Рождественские праздники все похожи один на другой.
Элис грустно улыбнулась:
- Так я никуда и не сходила с этой сумочкой. Твой отец не любил нарядных вещей. - Она покачала головой. - Ума не приложу, почему Линда выбрала именно этот подарок. Она же знала, что по театрам мы не ходим. Наверно, видела в кино похожую и решила подарить мне.
- Все может быть. Я не знаю.
- Возьму-ка я ее с собой, - решила Элис.
- Но это театральная сумочка. Для похорон она не годится.
- Без тебя знаю, - заупрямилась мать. - Но я все-таки возьму ее.
- Ладно, бери. Ну, нам пора.
Пальцы Элис дрожали, когда она щелкнула замочком.
- Что ты собираешься делать?
- Положу туда свои вещи.
Она показала на старую потертую сумку, лежавшую на телевизоре.
- Дай-ка мне ее.
Подавив вздох, Билл потянул сумку за лямку, и из нее на пол посыпалась всякая мелочь: губная помада, полупустая пачка печенья, мелочь, салфетки. Билл опустился на колени и засунул все обратно, после чего протянул сумку матери.
- Нас же люди ждут, - сказал он.
Элис не спеша перекладывала содержимое из одной сумки в другую.
- Ничего, подождут.
Она задумчиво зашуршала страницами записной книжки.
- Мама, это там тебе не понадобится. Да и вообще, в эту сумочку все не влезет.
Элис вновь стала шарить в сумке, не обращая на сына внимания.
- Зачем я только тебя послушала? Я буду жалеть об этом всю оставшуюся жизнь.
Глаза Билла вспыхнули, но он сдержался:
- Я тебя ни к чему не принуждал.
Голос Элис дрогнул:
- Я выставила ее за дверь. Свою родную дочь. Больше мне никогда не суждено с ней поговорить.
Она сосредоточенно засовывала салфетки в театральную сумочку.
- Но мы же не знали, что все так случится.
- Ты во что бы то ни стало хотел поступить по-своему. - Теперь Элис запихивала в сумочку бумажник. - Я была против, но понимала, что спорить бесполезно - ты бы обвинил во всем меня.
Билл стиснул кулаки, подошел к окну, отдернул занавеску. Из машины высунулась Гленда, помахала ему рукой.
- Пора идти, - сказал он.
Элис покачала головой:
- Неужели тебе все равно? Ведь это твоя родная сестра.
- Я не хочу, чтобы ты сваливала все на меня.
- Билл, как ты можешь так говорить!
Он вышел в прихожую и крикнул:
- Сейчас идем!
Элис надела шляпку, опустила на лицо черную вуаль.
- Дети в машине? - рассеянно спросила она.
- Я уже дважды тебе говорил, что мы оставили их у соседей, - раздраженно буркнул Билл. - Они слишком малы для похорон.
- Так они и не узнали толком свою тетю, - вздохнула Элис, вытаскивая из битком набитой сумочки салфетку.
Она вытерла глаза, сунула сумочку под мышку, плотно прижала ее к себе.
- Ну и кто в этом виноват? - процедил Билл.
- В чем? - обернулась к нему Элис.
- Ладно, ни в чем. Пошли.
Если учесть, что Линда Эмери отсутствовала в Бейланде много лет, можно сказать, что на ее похороны пришло на удивление много людей. Однако мало кого из них можно было причислить к скорбящим. Большинство составляли журналисты и любопытствующие. Многие явились, чтобы посмотреть, как будет вести себя дочь Линды - девочка, отца которой обвиняли в убийстве. Однако зевак ждало разочарование. Предвидя всеобщий интерес, Карен запретила дочери присутствовать на похоронах. Нечего устраивать из девочки циркового клоуна.
Из-за дождя поминальная служба была недолгой. Слушая священника, Мэри Данкан, стоявшая под зонтом рядом с мужем, вытирала глаза платком. Она видела, как мать Линды заторможенно подошла к могиле и бросила розу на крышку гроба. Какой, должно быть, кошмар потерять за несколько месяцев сначала мужа, а потом и дочь. Мэри взглянула на Билла Эмери, который с бесстрастным выражением лица тоже кинул вниз свой цветок. За Биллом, не отставая ни на шаг, следовала худенькая девушка в темных очках, с пшеничными волосами. Интересно, заметила ли ее Гленда? Вообще-то не заметить было довольно трудно. Мэри неодобрительно покачала головой. Обычно жена узнает о таких вещах последней.
Сэм толкнул ее в бок:
- Ну что, пойдем в машину?
Он не хотел приходить на похороны, Мэри его буквально заставила.
- Помнишь, как нам было весело втроем? - растроганно спросила она.
- Конечно, помню. Ладно, пойдем.
Мэри провела пальцем по лепесткам розы, подошла к могиле, бросила цветок.
- Прощай, подруга, - прошептала она.
Когда Мэри шла к выходу, к ней приблизилась молодая женщина в вымокшей от дождя твидовой юбке и мятом пиджаке.
- Миссис Данкан?
- Да, - ответила Мэри, вытирая глаза.
- Меня зовут Филлис Ходжес, я работаю в "Бейландской газете". Мне сказали, что именно вы помогли полиции установить, что Грег Ньюхолл - убийца.
У Мэри отвисла челюсть. Прежде чем она успела произнести хоть слово, Сэм подхватил ее под руку и загородил собой от журналистки.
- Вы что, с ума сошли? - рявкнул он. - Здесь похороны, к вашему сведению. Люди пришли сюда выразить свою скорбь.
- А я всего лишь делаю свою работу, - огрызнулась Филлис.
- Миссис Данкан понятия не имеет, о чем вы говорите. Пойдем, дорогая.