Темницы повсеместно рухнули, и свобода вас встретила у входа. Так, кажется, сказано у поэта?
Петров несколько смутился, но все же возразил:
– Разве то, что мы с вами сейчас видим, является свободой?
– А чем же тогда еще? Никакой власти нет, каждый волен поступать так, как ему заблагорассудится, а тот факт, что очень многим нравится быть хищниками… Такова человеческая природа. Нет, то, что вековая синяя птица нашей интеллигенции при ближайшем рассмотрении оказалась приземленным зверем, меня-то как раз и не удивляет. Нечто подобное я уже наблюдал лет двенадцать назад, когда возвращался из Маньчжурии. Масштаб был несколько иной, но в целом – чертовски похоже. Мне интересно другое. Почему это произошло? Словно у мира рухнул стержень, на котором он держался. И главное, так быстро! Впечатление, что по земле прошла эпидемия. Как раньше проходили эпидемии чумы, холеры, оспы. Ладно, уже подъезжаем. Договорим потом, – прервал свой монолог Аргамаков.
И точно, на последних словах навстречу выехал один из конных разведчиков, все время бывших впереди.
– Господин полковник! Деревня. Наблюдателей не обнаружено. На околице никого. Из глубины доносится шум, но что там происходит, непонятно.
Отдавать команды не требовалось. Солдаты торопливо спрыгивали с телег, строились у дороги. Их было немного – всего сорок два человека вместе с офицерами, которые вопреки правилам были на взводах, но зато Аргамаков был уверен в каждом из них. Настолько, насколько сейчас вообще можно было доверять людям.
Леданка раскинулась посреди леса, и от опушки до крайних домов была едва сотня шагов. Откуда-то из глубины деревни раздавались веселые голоса, однако на околице никого не было, и полковник вполголоса скомандовал:
– Цепью вперед!
Сам он вместе с Петровым, Збруевым и тремя конными разведчиками припустил рысью прямо по пыльной дороге.
Единственная улица почти сразу за околицей делала крутой поворот. За ним глазам предстала привычная в последнее время картина. Нагруженные награбленным добром телеги, покачивающиеся трупы повешенных, еще трупы, валяющиеся в самых неожиданных местах, а посреди всего этого разношерстная группа людей, торопливо забегающая в дома и возвращающаяся оттуда с какой-то ношей.
Опоздали! Сердце заныло от тупой боли. Рядом негромко выматерился Збруев.
– Тю! – Один из бандитов заметил всадников и потянyлcя к висящему на боку маузеру. – К нам гости!
Беда разбойников была в том, что они приняли шестерых всадников за весь отряд. Да и были налетчики пьяны, так что их движения не отличались особой быстротой. Но все-таки большинство из них похватало оружие. Защелкали затворы, и тут за спиной Аргамакова появилась слегка отставшая полурота.
– Залпом!.. – миндальничать полковник не собирался.
Передние солдаты проворно опустились на колено, задние застыли над ними. Взмыли вверх винтовки с примкнутыми штыками.
– Пли!
Часть бандитов рухнула в пыль, забилась в агонии, остальные никак не могли прийти в себя.
– Залпом! Пли!
Трое уцелевших бросились кто куда. Лишь один попробовал выстрелить в ответ.
Именно попробовал. Он вскинул винтовку, и полковник увидел направленное на него дуло. Тут же почти над ухом громыхнула трехлинейка Збруева. Разбойник сразу выронил оружие, упал следом в вездесущую пыль, а мимо него вдогон ушедшим уже летели разведчики и бежали стрелки.
Все было кончено в какую-то минуту. Тринадцать бандитов были убиты наповал, трое ранены и добиты на месте и лишь один взят в плен. А следом в деревню с другой стороны заскочили ушедшие в обход кавалеристы, и среди них неловко сидевший на лошади проводник.
Допрос пленного не отнял много времени.