Достаточно привычная в последние месяцы картина, привычная настолько, что душа перестала воспринимать ее как трагедию. Все равно как на фронте, где вид погибших был некой данностью, которую человек все равно не в состоянии изменить. Правда, там был именно фронт, и мужчины выполняли долг перед престолом и Родиной, а здесь…
Но смерти – смертями, сейчас главное было разжиться едой. В вещмешке осталось четыре сухаря, дорога же была долгой, как сама жизнь.
Впрочем, нет, как раз-то жизнь могла оборваться в любой момент, как у этих, лежавших раздетыми у безымянной станции.
– Почем? – Орловский остановился около здоровенного мужика, держащего в руках кусок сала.
– А че дашь? – вопросом на вопрос ответил мужик, а затем пояснил: – Деньги мне без надобности. Вот винторез…
– Офигел? – Орловский вцепился в ремень винтовки, словно испугался, что ее могут отнять.
– А че? Ты все едино отвоевался, а мне в хозяйстве пригодится. Знаешь, сколько шаромыжников развелось?
– Мне тоже пригодится… – И добавил: – В хозяйстве.
– Как знаешь, – настаивать мужик не стал. Может, и сам понимал, что цену за кусок сала заломил немереную. Все ж таки с винтовкой разжиться едой – не проблема, а сало что? Съел и забыл. Брюхо – злодей, вчерашнего добра не помнит. – Ну, хоть патронов с десяток подкинь.
С патронами у Орловского было неважно, а винтовка без них – все равно что пика. Только штыком и колоть. Однако и есть что-то надо, поэтому пришлось пуститься в торг.
– Пять.
– Ты че, по миру пустить меня хочешь? Дай хоть девять.
– И штык в брюхо, – с неожиданной для себя злостью добавил Орловский. – В твоем куске от силы фунт.
– Полтора, – тут же возразил продавец.
– Да че ты с ним торгуешься, браток? Шлепнуть спекулянта – и вся недолга! – неожиданно пришел на помощь Орловскому какой-то расхристанный солдат, как раз проходивший мимо.
– Пять так пять, – сразу сменил тон мужик.
– То-то. – Случайный прохожий посмотрел, как Орловский отсчитывает патроны, и сплюнул. – Развелось мироедов. Раньше господа на шее сидели, так теперь свой брат туда забраться норовит. Совсем совесть потеряли!
Солдат прошествовал дальше.
Орловский забрал свое сало, сунул его в мешок и тоже двинулся прочь. На душе было погано, как все последние дни, но это состояние стало уже привычным.
Он отошел к какому-то дереву, сбросил с себя поклажу, присел прямо на торбу и достал из кармана кисет. Махорка была не очень, однако все ж таки курево, и Орловский жадно затянулся порцией вонючего дыма.
– Слышь, браток, дай курнуть! – Еще один солдат, степенный бородач средних лет, появился рядом и стал в нерешительности.
Орловский молча протянул кисет. Солдат сразу поставил рядом свой вещмешок, сел прямо на землю и стал сворачивать самокрутку.
– Как зовут-то?
– Егором, – нарочито упростил свое имя Орловский. Разговаривать не хотелось, но и куда-то уходить – тоже.
– А меня – Прохором, – представился в ответ солдат. – Откель будешь?
– Можно сказать, что с Подмосковья. Хотя куда меня только не бросало!
– А я – Самарской губернии, – поведал бородач– Вот, на родину пробираюсь. Ты тоже?
– Куда ж еще? Там у меня семья. Жена, сын, – ответил Орловский и тяжело вздохнул. – Без мужика им не прожить.
– Да, без мужика трудно, – согласился бородач. – Сам-то, чай, из рабочих?
– Был когда-то, – покривил душой Георгий.
Не объяснять же правду этому бородачу, тем более что правды этой он не захочет ни понять, ни принять!
– Тады вообще не сахар! Землица-то завсегда прокормит, а вот вам в городах будет плохо, – вздохнул Прохор.
От него исходило впечатление основательности, надежности, как от той земли, на которой он рос и которую обрабатывал.