Говорили о Якобе Шмидте, работавшем в самом
университете. Это он вызвал гестапо. Впрочем, они могли и в другом месте их разбрасывать, и кто-то еще запросто мог на них донести. Он ведь
сегодня далеко не все видел и знает. Но вот с датой у Шнайдера явная нестыковка.
Что же получается? Ганса и Софи Шолль, а также профессора Хубера казнят. В этом нет сомнения, если верить этой дьявольской книге. А
оснований не верить ей оставалось все меньше. Все, что он успел перевести за эти три дня, соответствовало действительности. Он вполне
допускал наличие неточностей и опечаток. Он понимал, что книга в какой-то мере могла быть тенденциозной и грешить чрезмерным усилением
нужных автору акцентов. Но такая информация, как казнь реальных людей, не могла быть ошибкой. Слишком она серьезна и непростительна для
солидного историка.
* * *
I had a dream that was not all a dream.
[_Мне_снился_сон_–_не_все_в_нем_было_сном._
_(Байрон_Дж._Г._Темнота)_(англ.)_ ]
В ту ночь ему приснился странный сон.
В этом сне он осознавал себя римским квиритом Авлом Элианием, патрицием и сенатором. Он стоял в числе многих, таких же как он сам, в целле
храма Беллоны, что на Марсовом поле. Их согнали сюда силой по приказу Суллы – первого из граждан, кто осмелился двинуть на Рим легионы
против воли сената.
Они все были напуганы. Их вытолкали из домов на улицу и привели сюда под конвоем на виду у плебеев, вольноотпущенников и рабов. На
некоторых висели сенаторские, наспех надетые тоги, на большинстве – домашняя одежда, никак не подходившая для этого места.
Окружавшая Элиания толпа волновалась. Он видел вокруг себя нечеткие тени людей и слышал их ропот, доносившийся словно из глубокого
каменного туннеля. Изображение было резким только в центре, но размыто по краям, как будто он смотрел на все происходящее через большую
вогнутую линзу. Его глаза еще не привыкли к внутреннему полумраку, а когда он направлял взгляд в сторону вестибюля, его снова ослеплял
яркий свет неба, бьющий меж размытых очертаний колонн.
Элианий явственно ощутил необычность происходящего с ним. С одной стороны, он вроде бы бывал здесь много раз, с другой же – видел эти
колонны, эти ионические капители, эти надписи, блестевшие тусклым золотом с высоты фризов, впервые. «In Bellonae hortis nas-cuntur semina
mortis» [7 - В садах Беллоны растут семена смерти (лат.).], – прочел он в одном месте.
Внезапно что-то переменилось, и сразу все стали поспешно расступаться. Гремя по выщербленным плитам пола подбитыми железом калигами, в храм
начали входить солдаты. Они шли двумя колоннами, без щитов и несли в руках обнаженные мечи. Многие заметили на мечах кровь. Она капала с
опущенных клинков на каменный пол густыми черными каплями.
Солдаты прошли сквозь толпу, бесцеремонно отталкивая тех, кто стоял на пути, и встали позади сенаторов. В шлеме с пышным черным гребнем
появился император, Сопровождавшие его Красc, Помпей и два военных префекта остановились у входа. Сулла – недавний победитель Мария –
прошел в центр круга и остановился. Никто не крикнул «Виват император!» или «Слава освободителю отечества!». Да он этого и не ждал.
– Во что вы превратили Рим? Вы, скопище баранов!
Он стал медленно поворачиваться вокруг, обводя взглядом тех, кто до недавнего времени вершил здесь суд и закон.
– Я вас спрашиваю! – Сулла простер руку в направлении первых рядов.