Нагота помогла опомниться. Голый мужик, хлещущий «Смирновскую». Фи.
Он начал одеваться — медленно, тщательно. Трясущиеся руки и не дали бы спешить. Белье. Рубашка. Носки. Брюки. Галстук. Жилет. Туфли. Маленькие шажочки. Путь ребенка. Цель на завтра, на будущий вторник, на конец месяца. И в конце — да что же это? Я ведь не этого хотел! Я думал — так, пустяки, игра ума. Забава.
Вабилов подошел к телефону, набрал номер.
— Я бы хотел погулять по городу. Скучно мне здесь. Нет, пешком, только пешком. Хорошо, жду.
Повесив трубку, он вернулся к бару, налил в стакан на палец пахучей анисовой и выпил, блаженно улыбаясь.
Нужно держать образ.
Держать, твою мать!
5
Гагарин неловко взмахнул удилищем, над головой просвистело, поплавок звучно пал на воду. И пусть. Не везет в малом — авось в большом иначе будет. Вообще-то он любил рыбалку, но преимущественно теоретически, по книгам Сабанеева; правда, снасти у него были отменные, и без рыбы оставался он редко, но сегодня, право, не до нее, хотя и время уловистое, начинался осенний жор, но главнее был жор другой. Куда главнее.
Переступив с ноги на ногу, он огляделся. Охранник маячил поодаль, нечего вид застилать, легкий туман над озером доживал последние минуты, ветерок тихий, неприметный, благодать. Поплавок повело, и он нарочно рано подсек. Впустую, на крючке один червяк, натуральный, навозный.
— Не везет, — выбранился он вполголоса, — поменять место, что ли.
Неловко, по-городскому, он пробирался по берегу, ища, где бы пристроиться; камыша было много и не так-то просто сыскать гожее место. Вот, вроде, есть но — занято: рыболов в дождевике грязно-зеленого цвета как раз вытащил карасишку и теперь отправлял того на кукан.
— Позвольте полюбопытствовать, — Гагарин из вежливости держал удочку так, что было ясно — он не претендует на данное место, просто — поглядит и удалится.
Охранник захотел было приблизиться, но Гагарин коротким кивком остановил его. Держись где велено, без нужды не мельтеши, мил человек, ясно?
— Так себе, хвалиться нечем, — отозвался рыбак, но рыбы на кукане было изрядно. Он тоже глянул на охранника, но не мельком, а долгим взглядом, запоминая и давая запомнить себя.
— Недурно, — Гагарин вздохнул завистливо. — Сегодня. Ты готов?
— Конечно, — рыбак невозмутимо насадил на крючок червя, забросил удочку. — Не сомневайтесь. Винтовку пристрелял, ничего, годная, хотя нашей я и за семьсот метров достал бы.
— Никаких наших. Обязательно этой.
— Я понимаю, понимаю, — у рыбака клюнуло, опять карась. Прикормил место? С него станется.
— Тебя не замечали? Не останавливали?
— Три раза ходил, ни одна душа не спросила, куда. Они, лейб-стража, у самой ограды пасутся, а вглубь не идут. Место, что вы показали, дрянь. Я лучше подобрал, чуть ближе, зато и терраса, и столовая — все на ладони.
— А отойти сможешь?
— Я что, враг себе? Конечно, уйду.
— Винтовку брось на видном месте, чтобы долго не искали.
— Обижаете, — усмехнулся рыбак. — Я понимаю, что главное — винтовка. Американская штучка.
— Прекрасно, — Гагарину не хотелось развивать тему. — За понятливость тебя и ценю.
— Премного вами благодарен. Лучше бы золотом.
— Золотом, так золотом, — согласился Гагарин. Он еще раз увидел карася, точно, прикормленное место, и, небрежно распрощавшись, оставил рыбака.
— Может, его прогнать? — спросил охранник, когда Гагарин поравнялся с ним.
— Зачем, ловит и ловит себе. Успеем к поезду семь пятьдесят две?
— Быстро идти придется, — охранник посмотрел на часы. — Быстро и напрямик.
— Тогда веди.
Напрямик получилось через кустарник, не слишком густой, но глаза пришлось поберечь.