Потом сделала вид, что уснула, а об остальном вы знаете: кошмары, глюки, кофе, ванна. После я отправилась, таки, на работу.
***
Стоило мне переступить порог нашей комнатенки, как на меня накинулись мои товарки.
- Что случилось? - заверещала Маруся, только завидев носок моего сапога. Когда же показалась я вся, к ней присоединились и остальные. - Что опять произошло?
- Вы чего, граждане? - опешила я, не ожидая такой осведомленности.
- Как чего? А ограбление? Рассказывай!
- А вы-то уж откуда знаете?
- Уж знаем. - И Маринка затараторила. - Сонька, подружка твоя, доложила. Позвонила, предупредила, чтобы мы, типа, бережнее с тобой обращались, щадили тебя, типа, у тебя травма… Будто тебя тут заобижали все, несчастную. - Она затихла, ехидно улыбаясь, потом встрепенулась и потребовала. - А теперь колись.
Я тяжко вздохнула и выложила им все сведения под чистую. Не стоит говорить, что мой рассказ произвел фурор.
- Ворвались? Замки взломали?
- И курку стибрили, и золото? И нож пропал?
- А Сонька что? Никого не видела?
- И не страшно было?
Последний вопрос задала Эмма Петровна, до сего момента лишь пораженно молчавшая.
- Нет, - растерянно ответила я.
- А я бы умерла…
- Уж это мы догадываемся, не сумлевайтесь, - Княжна похлопала побелевшую Эмму Петровну по плечу, а потом деловито осведомилась у меня. - А ты, Леля, не выяснила кто к тебе забрался?
- Я вам что Ванга что ли?
- Нет, ты у нас Шерлок Холмс, - польстила мне Маринка.
- Да какой там… - я устало отмахнулась. - Я ведь даже теперь не могу узнать, как продвинулось следствие. Нашли ли какие отпечатки, видел ли кто из соседей злоумышленника, допросили ли Коляна…
- Почему? Разве Геркулесов тебе не скажет?
- Не дружусь я с ним, - буркнула я.
- Милые бранятся, - захихикала Маруся.
- Заткнись, - предупредила я. Маруся испугалась и заткнулась.
- Может, нам спросить. Мы, вроде, тоже не посторонние, - неуверенно предложила Марья.
- Вам он тем более ничего не скажет, - расстроила я подружек.
- Остается только одно, - изрекла Княжна, вставая с трона (облезлого кресла со сломанным подлокотником). - Идти на поклон к Антошке Симакову.
Я кивнула и направилась к двери, все остальные потрусили следом, даже бледная Эмма Петровна.
Застали мы Антошку за его любимым занятием - подслушиванием. Стоял он, когда мы без стука ворвались в его кабинет, у стены, прислонив банку (на сей раз трехлитровую) к уху, выражение лица при этом имел одухотворенно-счастливое. Нас он даже не заметил.
- Товарищ Симаков, - гаркнула я бодро. - Какие новости?
Антошка охнул и выронил радар из ослабевших рук. Мы с ужасом, самый неподдельный читался на Антошкином лице, следили за тем, как банка приближается к полу, как ударяется об него, как бумцает, катится… и не разбивается.
- Ура! - возопил Антошка и тут же вцепился в уцелевший локатор обеими руками. - Сейчас самое интересное будет.
- Про кого? - Маруся засеменила к Симакову, навострив ушки.
- Про чего.
- Про что, - поправила Эмма Петровна.
- Да тихо вы, там Геркулесов слово взял.
- Так значит, они за стеной…?
- Помолчите, - пресек любые дальнейшие расспросы институтский Штирлиц, после чего вновь припал к банке.
Мы послушно замолкли. Только Маруся, бубня что-то обидное, начала кружить по комнате, шаря глазами по сторонам. Мы уже не знали за кем нам следить: за Антошкой, стоящим, как цапля, на одной ноге, и постигающим нечто нам неведомое, или за подружкой, целенаправленно что-то в помещении вынюхивающей. Не знаю, как других, но меня привлекала больше Маруся, поэтому я плюнула на Симакова, и двинулась за ней. И не зря, ибо Маруся нашла, что искала - с победным улюлюканьем она кинулась к тумбе, на которой стояли искусственные цветы в аляповатой вазе, хватанула их за соцветия, швырнула в угол, и, завладев тем, что так долго выискивала, ломанулась к стене, пихнула Антошку в бок, заняла его место, пристроила вазу, приложила ухо к ее дну, зажмурилась, после чего замерла.
Стояла она так недолго. Минут 5. По истечении которых оторвалась от стены, повернулась, продемонстрировав нам свое покрасневшее оттопыренное ухо, и растеряно выдала:
- Не знают они ни черта.
- Как это? - возмутились мы, буравя глазами то Марусю, то Антошку.
- Очень просто.
- Вот тебе раз! И никаких улик в моей квартире не нашли? - переспросила я, на всякий случай. Антон кивнул, а я не успокоилась. - А что еще Геркулесов говорил?
- Про какого-то алканавта, который живет под твоим диваном.
- О! У нас под диваном кто-кто живет? - Марусины щеки стали под цвет ее уха, наверняка, от любопытства. - И от кого мы его прячем, если у нас нету мужа?
- Это он про Коляна, а живет Колян, сами знаете где.
- А… Эта история нам известна, - разочаровалась Маруся. - А ты впрямь думаешь, что он видел нашего убийцу?
- Уверена.
- Так чего мы тут дурью маемся? - вскочила Маринка. - Побежали его искать!
- Где? Я адресов бомжатников, где его подружки живут, не знаю.
- Надо узнать, - не умеряя пыла, настаивала Маринка.
- Не к спеху. Все равно он мало чего сможет рассказать - он же отрубился.
- Но вечеров ты его допросишь, да, Лель?
- А как же.
Антошка, который весь превратился в слух, стоял, как Пизанская башня, чуть наклонившись, и ловил каждое наше слово. То, что слова эти были ему мало понятны, его не волновало, он, видно, решил, что главное запомнить все досконально, а уж потом расшифровать. А уж коль и расшифровать не получится, то смысл придумать самому - при его таланте, это раз плюнуть.
- А про Ваську он там ничего не говорил? - задумчиво протянула я.
- А? - Антошка заморгал, не сразу понимая, что этот вопрос обращен к нему.
- Говорил что-то, - встряла Маруся, очень гордая оттого, что из нас оказалась самой находчивой. - Что-то про то, что пока Ваську выпускать нельзя. Потому что, хоть он и в несознанке, все улики против него.
- Ага. А про наших мужиков?
- А про них-то чего?
- Ну так. Может, чего болтнул?
- Ваши субчики у Николая Николаича под колпаком, - веско вымолвил Антон, шарахнув по Марусе уничтожающим взглядом. - За ними давным-давно слежку установили, и пока решили не снимать.
- Неужто?
- А то! - самодовольно хмыкнув, заверил нас Антошка, после чего отнял у Маруси вазу и вновь превратился в слух.
Мы еще немного постояли, перекидываясь фразами, коими обеспечили Симакову пищу для размышления и материал для фантастических историй. После, с чувством исполненного долга, удалились в свою комнату. Последнее, что мы видели, притворяя дверь 46-го кабинета, это счастливую физиономию Антона, прижимающего к груди недавно приобретенный чудо-радар, украшенный лепными розочками.
К обеду нас ошарашили известием о том, что кое-кому из нас надобно задержаться до 7 вечера для срочной работы. Авралы у нас случаются крайне редко, и мы к ним не привыкли, по этому хотели отпинаться, но на сей раз Кузин был непреклонен - директор распорядился выдать работникам зарплату днем раньше, поэтому вычислительный центр обязан сделать ведомости к завтрашнему утру.
- Как же мы без предупреждения домой не явимся? - захлопала глазенка Маруся, давя на Кузинскую жалость и верность домостроевским устоям.
- Позвоните, предупредите. - Настаивал Кузин, проявляя несвойственную решимость. Видно, страх перед директором был сильнее верности и жалости.
- У нас дети маленькие, мы не можем, - начала канючить Княжна.
Я хрюкнула - ничего себе маленькие, Ленкиной дочке 15, остальным не меньше 7.
- И мужья любимые, их надо ужином кормить, - подключилась Маринка, которая даже посуду за благоверным не мыла.
- И что вы предлагаете? - озлился Кузин. - Ослушаться директора, чтобы нас всех уволили?
- Оставить тех, у кого ни детей, ни мужа, - пряча глаза, промолвила Марья.
- Правильно! - встрепенулась Маруся, довольная тем, что первой озвучила подлую мысль не она.
- А у нас что же, по-вашему, и личной жизни нет? - возмутилась Эмма Петровна.
- Есть? - Маруся придвинулась ближе, надеясь услышать нечто грандиозное о бурной личной жизни Эммы Петровны.
- Есть. У меня, например, мама сейчас живет, она больна, и мне надо за ней ухаживать.
- Ну… - вздохнул Кузин. - Это, конечно, причина уважительная. Мама, это мама. Кхм, - кашлянул он и воззрился на меня: типа, что ты, девонька, придумаешь, чтобы отлынить от исполнения своего долга.
- Иван Львович, - неуверенно начала я. - Мне бы сегодня Коляна поймать…
Договорить я не успела, так как, мой блуждающий от безысходности взгляд вдруг наткнулся на окно, и я смогла разглядеть, как за стеклом, по асфальтовой дорожке, ведущей к институту, вышагивают братья-электроники Санин и Манин. Шли они бодро, неся - один за одну ручку, другой за другую - преогромную сумку, на первый взгляд пустую. И ноша их так меня заинтересовала, что я потеряла и пыл, и аргументы для достойной отмазки, чем не преминул воспользоваться Кузин:
- Значит, Леля остается. Да, Леля?
- А? - я отвернулась от окна, так как Санин с Маниным уже скрылись за дверями НИИ. - Что я делаю?
- Остаешься, - повторил Иван Львович, умоляюще глядя на меня.
- Ладно, - пожалела начальника сердобольная Леля. - А кто со мной? Вдруг наша супер-ЭВМ сломается.
- Санин с Маниным, - радостно взвизгнул начальник. - Вместе и домой поедите.