* * *
Гарри предложил ехать машиной. У него был почти новый, добротный "форд", который с честью выдержал несколько долгих путешествий. Лера была не против.
Они проехали через Таллин и Ригу, проведя день в каждом из этих красивых городов, в которых Лера прежде не бывала. Она с удовольствием слушала рассказы Гарри об их богатой истории и наслаждалась экзотическими видами.
Иногда он спрашивал ее: "Вы не устали меня слушать?"
Нет, напротив, с ним Лера исполнялась сил и нового интереса к жизни.
На подъезде к Паланге, когда дорога вышла к морю, Гарри остановил машину.
- Я всегда волнуюсь, подъезжая к дому. Притом что я не могу назвать себя сентиментальным… - Он замолчал, но Лера поняла, что он хочет сказать что-то еще, что-то важное. - Можно я закурю?
Она всего несколько раз видела его с сигаретой.
- Конечно.
Гарри затянулся. Он смотрел прямо перед собой, на полосатое серо-сине-бежевое море.
- Каждый раз у меня возникает чувство, что то мое детство… реальное, которое было у меня, оно не мое… Я не знаю, как это объяснить… Что это нечто вроде фильма, виденного мной давным-давно… А мое - это мама и папа, которые любили и лелеяли меня… Что они выйдут навстречу, будут наперебой обнимать, целовать… - Лера услышала в голосе Гарри сдавленные слезы. Он откашлялся. - И что я буду жить в своей комнате, где все осталось так, как было в детстве… А у меня не было такой комнаты в родительском доме. У родителей было по спальне, а я спал и делал уроки внизу, в проходной гостиной… когда не жил у бабушки… Потом они переехали в бабушкин дом и мою комнату в нем ликвидировали…
Лера закрыла лицо и заплакала. Гарри даже испугался.
- Что с вами? Лера… Лера…
Он отстегнул ремни и положил ее голову к себе на плечо. Он гладил ее по волосам и спине и приговаривал:
- Ну не надо… Простите… Я не хотел вас расстроить…
Но от его нежности, от его тихого голоса и теплых больших рук она совсем разошлась. Она рыдала и не могла остановиться, как когда-то в Катькиной комнате.
В последний раз ее обнимали вот такие же крепкие руки, когда ей было двадцать лет. Это папа поздравлял ее с днем рождения. А потом его арестовали и осудили, и больше никогда не довелось ей испытать подобного сладостного чувства нежности и защищенности. И любви.
Ну как родители могут не любить своих детей?.. Этого не может быть! Не может быть!.. Любите, сказал Гарри… Гарик, любите - это единственное, что имеет смысл. Бедный, бедный Гарик. Бедный его отец - этот большой и сильный мужчина, достигший таких вершин… но не знавший ласки матери… нежности женщины - любящей женщины… отдающей, а не требующей…
Когда Лера успокоилась и привела себя в порядок, она спросила:
- А вы не пробовали первым сделать шаг навстречу?
Гарри задумался.
Они брели по песку, оставив машину на дороге.
- Не пробовал… А как вы себе это представляете?
- Ну, я не знаю… Как происходит ваша встреча?
- Мы с отцом пожимаем руки, с матерью приветствуем друг друга словами…
- А вы подойдите и обнимите маму, поцелуйте ее… и папу…
- Да это невозможно! - Он усмехнулся. - Не станете же вы обнимать фонарный столб!..
- Неправда! Они - не фонарный столб! Они - люди! У них есть душа! Ее не может не быть! Как бы глубоко она ни была спрятана! И любовь к вам в них есть!.. - Лера опомнилась и сбавила тон. - Ну попробуйте…
Гарри остановился.
- Меня от одной мысли об этом парализует.
- Вам что - страшно? противно? стыдно? Вас что, поразит током?.. - Лера опять разгорячилась.
- Да у меня руки не поднимутся! Я деревенею…
- Стоп! - Она остановилась напротив Гарри. - Я - ваша мама.
Гарри посмотрел на нее удивленно, понял и улыбнулся. Лера сказала:
- Лаба дена, сынок. - Гарри научил ее нескольким словам и фразам. Она протянула к нему руки.
Гарри засмеялся.
- Ну? - сказала Лера. - Ах да, - спохватилась она и опустила руки, продолжая смотреть на него выжидающе.
- Лаба дена, мамите, - сказал Гарри и двинулся к Лере.
Он не без усилия обнял ее. Его руки и впрямь были деревянными - совсем не такими, как несколько минут назад в машине.
- Плохо, сынок. Ты, видно, меня совсем не любишь… свою мамите.
Гарри сжал объятия - совершенно механически.
- Попробуем по-другому, - сказала Лера, высвободившись и встав в исходную позицию.
- Лаба дена, сынок. - Она обвила шею Гарри и поцеловала в обе щеки.
Он обнял ее в ответ - живыми и нежными руками.
Лера снова высвободилась.
- Четыре с плюсом, - сказала она.
Гарри рассмеялся. Он схватил Леру в охапку и крепко прижал к себе. Лера запищала, а он кружил ее и приговаривал:
- Мамите мано… Мамите моя…
Он опустил ее на песок. Оба были в смятении и не смотрели друг на друга.
Совладав с собой, Лера сказала:
- Если вы сможете повторить, это будет выше всех ваших диссертаций.
Остаток пути они ехали молча. Лера только спросила:
- Они знают о вашем приезде?
Гарри кивнул.
- А…
- Нет, об этом нет.
По тому, как напряглись руки, державшие руль, Лера поняла, что они близки к цели.
Машина остановилась около живой изгороди, в проеме которой виднелась мощеная прямая тропинка, ведущая к большому кирпичному дому.
Гарри пошел первым, Лера за ним. Вероятно, их заметили в окно. Из дому вышли два старых человека. Сухощавые, аккуратно одетые, строгого вида мужчина и женщина. Они остановились у порога. Лица были спокойными и бесстрастными.
Гарри замер в нескольких шагах. Потом решительно подошел к матери и прижал ее к себе, поцеловал. Потом обнял и поцеловал отца. Те не шелохнулись, а на их лицах сквозь маску суровости проступило недоумение. Только приветствия слетели с губ.
Гарри представил Леру:
- Лера. Мой лучший друг. - Потом сказал несколько фраз по-литовски и продолжил, обращаясь к Лере: - Мама - тетя Констанция, папа - дядя Миндаугас.
Они разгрузили машину, Гарри поставил ее в гараж, рядом с новой бордовой "семеркой".
Было около пяти вечера. Мать стала собирать на стол. Лера предложила свою помощь. Гарри указал Лере на сумку с привезенной провизией и велел ее выпотрошить, а сам отправился с отцом на задний двор, как он пояснил после недолгого монолога матери - за свежей зеленью и клубникой.
Мать была молчалива. По-русски она говорила медленно, но довольно чисто. Лера решила быть самой собой и не подстраиваться под царящее в доме настроение. Она живо общалась с родителями Гарри, спрашивала о том, что ее интересовало, рассказывала о том, что приходило в голову по ходу разговора.
За обедом она ловила на себе нежный и благодарный взгляд Гарри и улыбалась ему и остальным. В ее душе был мир. Она уже любила этих суровых стариков, как своих родных.
Поужинав, они пошли к морю. Был тихий теплый вечер. Садилось солнце.
Оставшись наедине с Гарри, Лера чувствовала, что что-то витает между ними, мешая прежним легким отношениям. Она решила, что причиной этому могут быть вновь не оправдавшиеся ожидания Гарри, приехавшего в свой дом, который, увы, не стал теплей. Или груз страшной тайны, которую ему предстоит поведать родителям… Или то и другое вместе.
Быстро стемнело, и они вернулись.
Мать о чем-то спросила Гарри по-литовски - родители звали его Гарис, - он ответил:
- Лера - мой друг.
Мать посмотрела на Леру и вышла.
Гарри смущенно пояснил:
- Она спросила, стелить ли нам одну постель.
С наслаждением вытягиваясь в прохладных крахмальных простынях, Лера замерла. Она вдруг вспомнила, как Гарри обнимал и кружил ее, как прижимал к своему плечу в машине. Ее кожа словно восстановила его прикосновения, его тепло. Ей стало невыносимо хорошо, и захотелось, чтобы все повторилось… Потом она испугалась - к чему это? Но тут же отогнала от себя ненужную сейчас мысль и вернулась к приятным воспоминаниям.
В ее затуманенном усталостью и волнением сознании неожиданно всплыл вопрос матери, обращенный к сыну. Это повергло Леру в еще больший трепет. Она попыталась представить себе, что подумал Гарри… но провалилась в блаженную бездну.
Ночью ей снилось детство и море в Крыму.