Впрочем, не только на пути с кладбища домой, но и при регулярном посещении живыми кладбища, при "гостевании" там, люди должны были двигаться наоборот – иначе, чем в обычной обстановке, среди живых. На Русском Севере, в Пинежье, "кадили" на кладбище и "угощали" покойников "против солнца обязательно".
Иногда умершему высказывали пожелание, чтобы дорога была "скатертью". Ведь путь предстоял долгий, трудный. А само это выражение некогда являлось вполне приемлемым напутственным благопожеланием.
Получается, что путь туда, в "иной мир", и путь обратно различны и в погребальных обрядах, и в фольклоре. Это давние, устойчивые представления различных народов. А вообще при движении похоронной процессии – на "последнем пути" умершего – всё было строго регламентировано. Особенно опасались задержки, непредвиденной остановки. Такое воспринималось как проявление чужой, опасной силы. Это могло нарушить ритуальный сценарий и грозило опасностью – прежде всего, для живых. Сходным образом и при свадебных разъездах старались мчаться как можно быстрее, а всякое торможение расценивалось весьма негативно.
Запрягать на "том свете"
Согласно материалам, собранным В. Е. Добровольской, в Гороховецком районе Владимирской области ещё совсем недавно было такое обыкновение. На сороковой день после смерти человека его близкие выглядывали за занавеску в окно. Если видели тройку лошадей и покойного, который ими правит, то это был знак, что его душа попала в рай. А когда могли разглядеть, что его самого, как коня, погоняют, – это дурной знак: он отправился в ад. Говорили: "И значит – если его погоняют, то значит в ад, а если он погоняет, то значит в рай".
Если это редкостное гадание было в действительности сколько-нибудь распространённым, то его можно сопоставить с известным народным убеждением, что на утопленниках да удавленниках черти "воду возят". Выходит, те мертвецы, смерть которых осознавалась как "неправильная", греховная, "не своя", – они в аду, и там их используют как тягловых животных.
Не так давно Г. Ю. Смирнова обратилась к интересной теме – она постаралась объяснить происхождение расхожих выражений вроде "воду возить (на ком-либо)" и т. п. Обычно указывали, что, согласно старинным славянским народным представлениям, именно таким бывало наказание грешников (например, самоубийц) на "том свете" – на них, дескать, черти воду возят, как на лошадях. Ссылаясь же на один из популярных мифологических словарей, Смирнова утверждала, будто в картинах славянского ада этакого загробного наказания грешников нет. И если так, то тогда, по её мнению, образные выражения могут восходить к речи охотников: о плохо "работающих по дичи", медлительных псах говорили, что они "будто воду возят".
Выявленные Смирновой сравнения дурных охотничьих собак с водовозными животными понятны: та лошадь, что тянет тяжёлые бочки с водой – она не резвый скакун, а скорее старый мерин, вот и тащится еле-еле со своим грузом. Однако из этого ещё не следует, будто бы и сами такие выражения происходят из речи охотников. В конце концов, на собаках (тем более на охотничьих – гончих да легавых) у нас не только не возили воду, но и вообще ничего никогда не перевозили. Так что причины для столь странного сближения нерадивого охотничьего пса с сердитым и недовольным жизнью человеком непонятны: мотив "воду возить" к собаке вовсе не применим, попросту нет оснований для уподобления. Охотники, может, и бранили так своих собак, но уже тогда, когда такие образные выражения вошли в повседневный речевой обиход и стали неотъемлемой частью русской фразеологии. Поскольку эти выражения уже издавна были широко распространены и явно не ограничивались узкими профессионально-сословными рамками, то, если поискать как следует, наверняка обнаружится, что они бытовали не только в речи охотников, но и в разговорах военных, священнослужителей, бурлаков, разбойников…
Всё же славянские поверья о таком наказании самоубийц на "том свете" хорошо известны. Надо только обратиться хотя бы к обширному справочному изданию, которое суммирует многочисленные и основательные работы исследователей народной традиции: "С[амоубийцы] пополняют ряды "заложных" покойников и поступают в услужение к нечистой силе: черти используют С[амоубийц] как лошадей, возят на них воду, ездят верхом, запрягают в повозки и часто заезжают к кузнецу, чтобы их подковать. Ср. популярный сюжет восточнославянских быличек: кузнеца ночью будит путник, прося подковать коня; выполняя работу, кузнец узнаёт в лошади человека, недавно повесившегося в соседнем селе" (курсив мой. – В. К.). Кроме этнолингвистического словаря "Славянские древности", подобных свидетельств и в других изданиях немало.
При этом очевидно, что мотив "черти на самоубийцах воду возят" – это лишь вариант более общей мифологической темы наказания самоубийц. Главное в этом наказании – использование человека (после смерти, разумеется) в качестве вьючного животного или скакуна, то есть уподобление человека животному и эксплуатация его в таком качестве. Известно, что у славян были широко распространены представления о переселении душ умерших людей в животных. Домашний скот являлся посредником между живыми людьми и их предками. А ярмо (хомут) в традиционной народной культуре славян воспринималось как своего рода канал связи с "тем светом".
На Урале рассказывали, что на "том свете" все самоубийцы ходят в хомутах – как бы запряжёнными. И про удавленника говорили, что он "чёрту баран" (добавляя иногда: "уже ободран"). И значит, тоже уподобляли такого мертвеца покорному домашнему животному. Ранний по времени пример использования такого выражения – в книге И. Т. Посошкова "Завещание отеческое", законченной в 1719 г. Посошков, обращаясь к сыну, который в будущем мог бы стать солдатом, предостерегал его от того, чтоб "какие заговоры у себя имети". Он писал: "Аще заговоры иметь будеши, то з Богом вражду возъимееши, понеже въместо Бога будеши у себя имети заговоры. И аще с теми заговоры убьют тебя, то будеши ты чорту баран, и кровь твоя и з душею твоею ни за что погибнет" (курсив мой. – В. К.). Здесь речь, правда, не о самоубийстве, а о нечестивой кончине вообще. Но результат такой же – попадёшь в ад.
Итак, образные выражения о том, что на ком-либо "воду возят", действительно, могут восходить к идеям о посмертном наказании, когда мертвец приравнивался к домашнему животному.