Русские жители Водлозерья до сих пор считают, что если чужая кошка, особенно чёрная, перебежит дорогу перед идущим человеком, то "пути не будет". Собравший их поверья и обычаи К. К. Логинов писал: "В наши дни в таких случаях ждут, пока мимо пройдёт человек, который эту кошку не видел, либо тот, кому это безразлично. Когда времени на ожидание нет, складывают указательный и средний пальцы в косой крест или указательный и большой в фигу и проходят дальше" (курсив автора. – В. К.).
Интересно, что, например, встреча с чёрной собакой могла не иметь таких негативных последствий. У удмуртов, приметы и поверья которых схожи с русскими, "предвестником неудачи воспринимался… чёрный кот, перешедший дорогу (ведь это мог быть колдун-оборотень), тогда как встреча с чёрной собакой вселяла надежду на успех". А у русских жителей Пинежья во второй половине XX в. отмечено поверье, что если встретить на дороге собаку, путь будет хорошим, если же кошку – плохим.
В стихотворении Евгения Карасёва "Новый отрядный" есть такой эпизод: ехидничающий зэк спрашивает нового отрядного – молодого худосочного начальничка, который, дескать, всерьёз пытался "воспитывать" заключенных из своего отряда: "Гражданин начальник, а сами что вы сделали стоящего в жизни?"
…Призадумался, глядя в сизое окошко:
– На шаг впереди незнакомого человека
прошёл по дороге, которую перешла чёрная кошка.
Это стихотворение, разумеется, романтизирует описываемую ситуацию, в соответствии с обычным у самодеятельных поэтов поэтическим шаблоном. Но всё-таки оно показательно – как пример, с очевидностью выявляющий убеждённость современных людей (и зэков, и их надзирателей-воспитателей) в реальной опасности идущей через дорогу кошки.
В недавнее время отмечены городские легенды о зловещих кошках. В Замоскворечье рассказывали про кошек, которые свободно проходили сквозь стены. Оказавшийся на их пути мог лишиться рассудка. С. И. Дмитриева сравнивала это новейшее городское поверье с традиционными быличками, в которых злые силы колдуньи могли воплощаться в чёрных кошках. Однако примечательно и то, что в московских городских легендах акцентируется путь кошек, на котором человеку лучше не оказываться. И такая особенность – не менее традиционный фольклорный мотив. Кроме того, на недавние поверья о зловещих кошках могли повлиять легенды середины XX в. о таинственных и неуловимых бандах, которые в городском фольклоре были известны под общим названием "Чёрная кошка".
Поверье, сходное с современной приметой о кошке, бытовало некогда у древних греков. Учёный IV–III вв. до н. э. Феофраст, приведя примеры поведения суеверного человека, отмечал в качестве типичного: "И если ласка перебежит дорогу, то (суеверный. – В. К.) подождёт, пока кто-либо другой не перейдёт или пока сам не перекинет три камня через дорогу". Ласок держали тогда в домах, как сейчас кошек.
В романе Ф. М. Достоевского "Униженные и оскорблённые" (1861) простодушному молодому князю Алёше Валковскому, в которого была влюблена Наташа Ихменева, не понравилось упоминание о чёрной кошке, прозвучавшее в словах Наташи. Она говорила Алёше, что его отец, интриган Валковский-старший, старался исподволь разладить их любовь:
"– Да, Алёша, – продолжала она с тяжким чувством. – Теперь он прошёл между нами и нарушил весь наш мир, на всю жизнь. Ты всегда в меня верил больше, чем во всех; теперь же он влил в твоё сердце подозрение против меня, недоверие, ты винишь меня, он взял у меня половину твоего сердца. Чёрная кошка пробежала между нами.
– Не говори так, Наташа. Зачем ты говоришь: "чёрная кошка"? – Он огорчился выражением" (курсив автора. – В. К.).
Образ этот в середине XIX в. был в России понятен и простолюдинам, и аристократам. Но вот сравнение родного отца с чёрной кошкой, которая, подобно злой колдунье, может рассорить любящих, сыну казалось обидным…
Заяц на дороге
Опасались перебежавшего дорогу или же встреченного на пути зайца. Такие приметы и поверья известны у славян повсеместно. Это неоднократно отмечалось в специальной литературе, например в работах А. В. Гуры. Скажем, в популярном в XVIII и начале XIX в. справочнике М. Д. Чулкова (1743–1793) сказано: "…Добра не предвещает, когда перебежит через дорогу заяц или другое животное". Интересно, что заяц тут на первом месте, и уже потом добавлено про какое-либо иное животное. А. В. Гура отмечал: "Эта примета, также связанная с восприятием зайца как существа нечистого и опасного, в недавнем прошлом имела такую же популярность, как сейчас примета о чёрной кошке".
Вятский лесник, охотник и литератор Владимир Морозов образно описал народные представления о зайцах, которые пересекают человеку путь:
"Сравнялся день с ночью, и зайцы на радостях умишком тронулись. Белый день на дворе, а им как будто никакого указа нет. Меж ивовых кустов скачут, играют в пятнашки-догонялки. Лапами друг дружку по спинам лупят, договариваются, кому водить следующему. Туда-сюда шастают, путь-дорогу пересекают.
Известное дело: перебежит заяц человеку дорогу – можно дальше и вовсе не ходить. Не то что, там, удачи или успеха в задуманном деле – совсем пути не будет.
Ну да и ты будь не лыком шит, кричи сразу против них, ушканов ушлых, отворотное слово. Едва мелькнёт впереди через тропинку куцый хвост, тут же ему вослед и гаркни:
– Тебе, косой, пень да колода, а мне путь да дорога!
Заворачивай обратно свою удачу, не дай ей угнаться по свежему пахучему следу. А то ведь заплутает её хитрый зверёк, истреплет о частые гребни еловых сучьев, утопит в глубоких сугробах.
Удача-то, она тебе и самому, надо думать, пригодится".
В повести Д. Н. Мамина-Сибиряка "Доброе старое время" (1889, из цикла "Уральские рассказы"), где речь шла о временах ещё до отмены крепостного права, есть эпизод, когда по зимней дороге мчалось несколько саней. И вот – типичная реакция ехавшей там старушки:
"В одном месте заяц бойко пересёк дорогу, отковылял немного в сторону и присел под ёлкой. Улитушка так и ахнула.
– Ох, неладно дело… – шептала она, творя молитву и отплёвываясь на левую сторону. – Чтобы ему пусто было, треклятому! Обождал бы, а то прямо через дорогу. Ох, не быть добру…"
А в рассказе Мамина-Сибиряка "На перевале: из осенних мотивов" (1887, из цикла "Сибирские рассказы") – концовка такая: "В одном месте нам дорогу перебежал заяц – это уже окончательно взволновало Ивана Василича, и он сердито начал отплёвываться".