Лили шла по белоснежной песчаной аллее и думала о том, что эта ночь действительно волшебна, и потому она постарается запомнить ее навсегда. На всю оставшуюся жизнь. До последней секундочки.
Брюс обнял ее чуть крепче, и Лили точно знала, что он очень хочет ее в этот момент. Единственное, чего она не знала, так это причина, по которой он ее хочет. Возможно, потому, что она была чем-то новым и свежим, вроде земляники зимой. А возможно – потому что она ему нравилась.
Они дошли до маленького декоративного пруда, по поверхности которого лениво плавали широкие листья кувшинок, на которых были расставлены десятки декоративных свечей. Это было сказочное зрелище, действительно волшебное… Пусть даже в кустах при этом прячется целая армия прислуги, периодически меняющая прогоревшие свечи на новые.
Они остановились и некоторое время просто стояли, а потом рука Брюса стала странно тяжелой, скользнула чуть ниже талии. Еще мгновение спустя он развернул девушку к себе и долго смотрел ей в глаза странным, грустным и тревожным взглядом. А потом он ее поцеловал.
Медленно, нежно, так нежно, что у нее разом ослабли колени. Их объятия стали теснее, бедра к бедрам, грудь к груди, и Лили ощущала жар его тела всей кожей.
Брюс тихо застонал, не отрывая своих губ от ее, и Лили с веселым ужасом отметила, как он возбужден. Пожалуй, он едва сдерживается, и даже жаль, что он сдерживается, потому что все, абсолютно все чувства Лили Смит отвечают на малейшее прикосновение Брюса Кармайкла. На запах его одеколона. На его прерывистое дыхание. На его близость.
Она даже не поверила, когда он отстранился и выпустил ее из рук. Голос Брюса звучал тихо и восхищенно.
– Я думаю, ты очень смелая девушка, Лили Смит. Мне нравится то, как ты веришь в собственное будущее. Как смело бросаешься в незнакомый тебе мир. Ты заслужила сегодняшний успех и счастье без конца, и я рад и горд, что смог хоть немного помочь тебе в этом…
– Но?
– Но я нужен тебе так же, как рыбке зонтик. Я головная боль, Лили. Ты очаровательна, ты красива, ты обаятельна и умна, и ты заслуживаешь НАСТОЯЩЕГО, понимаешь? Если бы я не был эгоистичным и самовлюбленным ублюдком, я должен был бы вообще держать свои похотливые ручонки при себе, весь этот вечер. Извини, не мог сдержаться. Ты слишком соблазнительна.
– Дальше?
– Когда я говорю, что со мной не стоит связываться, мне лучше поверить. Потому что это правда. Зачем тебе лишние сложности?
– А если я люблю сложности?
– Будь осторожнее со своими желаниями на берегу волшебных прудов.
– Вдруг исполнятся?
Он кивнул и снова медленно склонился к ней. Теперь его поцелуй снова был иным, полным соблазна и приглашения к игре, порочным и многообещающим. Лили только вздохнула – и ответила на него со всей страстью.
6
Кентукки, Слипи-таун, цветочница…
Это больше не срабатывало. Вернее, она прекрасно понимала, что это чистая правда, более того, она очень хорошо помнила, что уже обжигалась именно на этом, по крайней мере, в очень похожей ситуации, но разум в данный момент мог пойти и заняться чем-нибудь другим. Сплясать канкан, выпить пива, половить рыбу. На него никто бы не обратил внимания. В ход шли совсем иные механизмы, куда более древние, чем человеческий рациональный рассудок.
Нежность губ, запах разгоряченного тела, стальные мускулы, бугрящиеся под рубахой. По гладкой коже ее бедра скользит мужская ладонь – нежнее шелка, но тут же она ощущает прикосновение дорогой ткани, царапающей не хуже наждака, и это сочетание несочетаемого, оказывается, возбуждает еще сильнее…
Его губы на ее шее, на ключицах, потом опять на губах, его пальцы одновременно гладят пылающую щеку и ласкают напрягшийся сосок сквозь тонкую ткань платья, обжигающую разгоряченную плоть…
– Ты опасная женщина, Лили Смит.
– О да! Что есть, то есть.
– Я не шучу. Я уже не уверен, смогу ли я отпустить тебя.
– Но при этом боишься причинить мне боль.
– Не хочу причинить боль, так вернее. Но хочу тебя.
– Возможно, я тебя разочарую, Брюс, но я довольно давно перестала быть непорочной девой, вспыхивающей при виде огурцов и бананов. Более того, у меня случались и весьма скоротечные интрижки, и мимолетные связи.
– И тебе это нравилось?
Она выгнулась от удовольствия при его прикосновении и мурлыкнула:
– Иногда – да! По крайней мере, в тот момент.
– А на следующий день?
– Пожалуй, я переборщила. У меня они БЫЛИ, но не так уж много. Пожалуй, пальцев одной руки хватит.
– Ты не ответила на мой вопрос.
– Хорошо, хорошо, это была всего одна ночь. Немыслимая, невероятная ночь. И я о ней не жалею.
– Чем же она так тебе запомнилась?
Ее щеки разгорались все ярче. На опасную почву вступала Лили Смит, если учесть, что Брюс Кармайкл продолжал вкрадчиво и умело доводить ее своими ласками до пика наслаждения.
– Мы что, всерьез собираемся обсуждать мою ночь любви с другим мужчиной?
– Скажем так, анкетные данные можно опустить, но вообще-то любопытно.
– Что ж… Он был честен со мной. Как и ты. И на следующее утро он улетал в Италию, работать. Навсегда.
– Ну знаешь! Италия – не Сибирь. Навсегда – потому что он так решил?
– Я действительно запомнила ту ночь. И не жалела о ней ни на миг.
– Есть небольшой нюанс. Я в Италию не лечу. Я остаюсь здесь. И завтра, и в ближайшие годы я буду жить в той же квартире, работать в том же домашнем офисе…
– И потому тебе совершенно ни к чему влюбленная уборщица, ошивающаяся вокруг?
– Не угадала. Я просто не хочу, чтобы мы оба создавали сами себе трудности, с которыми не сможем справиться.
Черт, как жаль, что внукам будет нечего рассказывать. На самом интересном месте она разведет своими артритными ручонками и скажет: простите, дети, но все закончилось простыми поцелуями…
– Ты замерзла?
– Нет. Просто хочу вернуться в дом.
– Душа моя рвется на части. И большая часть разочарована.
Она заставила себя рассмеяться.
– Не расстраивайся. Я не очень хороша в подпитии и сразу после секса. Говорю же, меня тянет в сон.
– Мой идеал женщины. А может, плюнуть на завтрашний день и…
– Пойдем в дом. Я действительно немного замерзла.
Она была рада темноте. Так хоть не видно разочарования на ее пылающем лице. Срочно, срочно выйти в чат и списаться с подружкой Силли и подружкой Милли! Они наверняка посоветуют перестать комплексовать и заняться парнем всерьез…
– Лили, если хочешь, пройдемся по залам, и я познакомлю тебя с кем-нибудь… интересным и полезным.
– Отлично.
– Да, и не стесняйся сказать, когда устанешь и захочешь домой.
– Разве окончание вечеринки не предусмотрено?
– Нет. Обычно все отваливаются по мере исчезновения спиртного, но у Шеймаса это никому не грозит. Как и вампиров, нас разгоняют лишь первые лучи солнца… Но я не любитель смотреть на наших звезд с утра.
– Что ж, постараюсь не задержать тебя.
– Это я не к тому, не волнуйся. Пока ты здесь со мной, мне все нравится.
– А в шарады будут играть? В фанты? В лото? Во что там еще играли аристократы на званых вечерах?
Брюс рассмеялся тихим грудным смехом.
– ЭТИ не узнают шараду, даже если она выскочит из кустов и даст им по голове. Единственная интеллектуальная игра, которая им еще доступна, это "бутылочка" на раздевание.
– Какой ужас! И это наша элита. Вот у нас, простых трудящих, все совершенно иначе.
– Надо будет сходить как-нибудь на вечеринку к твоим друзьям. Сто лет не играл в шарады.
– Я представляю, как оживится наша компания.
К тому времени, как они достигли дома, настроение Лили вновь улучшилось. Она решила философски отнестись к произошедшему и не сожалеть о неслучившемся – все равно это, как известно, ничему не поможет.
Она чувствовала себя вполне освоившейся в этом великолепном помещении и даже самостоятельно отправилась на поиски дамской комнаты, где ее ожидало смешное и удивительное открытие: кинозвезды первой величины тоже ходят в туалет. Она мыла руки по соседству с очень известной актрисой и даже ухитрилась ни разу не покоситься на нее в зеркало.
Вернувшись в банкетный зал, Лили обнаружила, что мир вовсе не так безоблачен.
Возле барной стойки сидел на высоком табурете Шеймас Тидл. Его взгляд упирался в декольте сидящей перед ним дамы, но, судя по нахмуренным бровям и мрачному выражению лица, отнюдь не сомнительные прелести собеседницы занимали его мысли. Ибо собеседницей Шеймаса была Ширли Бэнкс.
Она напоминала хищную птицу, готовую сорваться с ветки и безжалостно впиться в ничего не подозревающую мышь у подножия дерева. Тощая, злая, напружиненная, она что-то горячо и страстно говорила Шеймасу в самое ухо, и Лили каким-то звериным чутьем поняла: Ширли говорит о ней.
Лили заметалась, одновременно пытаясь подобраться поближе и банально подслушать – и не попасться на глаза. В этот момент она ненавидела свое алое платье, ибо шансов остаться незамеченной в таком ярком одеянии у нее практически не было.
Что может сказать Ширли о Лили Смит? Ничего хорошего. Вернее, просто ничего, потому что Ширли никогда в жизни не пересекалась с Лили, если не считать той мелочи, что именно с Ширли теперь спит парень, с которым у Лили был довольно недолгий и невразумительный роман. Но ведь все мы прекрасно знаем, что факты в данной ситуации совершенно не важны. Важен способ их передачи.