– Большей частью – да. Но бывают дни, когда я жалею, что я не в шахте.
– Давайте без обид, но я полагаю, что плохой день богатого юриста не совсем то, каким бывает плохой день у бедной прислуги.
– О, не будьте так уверены, – заметил он. – Вы никогда не занимались брачным контрактом вашей сводной бабушки.
Тут девушка за прилавком выкрикнула их заказ, и Стюарт вылез из кабинки, оставив Пейшенс думать над его ответом. Через минуту он вернулся с подносом еды. От запаха жареного мяса у нее забурчало в животе. Пусть ресторанчик "У Эла" не отличается чистотой, но бургеры здесь отменные.
Они поделили бургеры и картофель фри, а потом Пейшенс спросила:
– Разве составление брачного контракта такое ужасное дело? Это же не мытье туалета или что-то в этом роде?
– Вы бы так не говорили, если бы знали бабушку Глорию.
– Сурово.
– Это еще недостаточно сурово, – ответил Стюарт, откусывая от бургера.
Ага, выходит она не единственный человек, с которым у Стюарта проблемы. Возможно, он вообще не любит чужаков в семье. Или только женщин-чужаков?
– Но может что-то ее оправдывает? Ну, например, если ваш дедушка ее любил…
– Дедушка Теодор хотел ее. Это большая разница.
– И она, возможно, его хотела, – ответила Пейшенс. Почему она защищает незнакомую Глорию? Может, потому, что тем самым хочет улучшить собственную репутацию в его глазах.
– Ей были нужны капиталы Даченко. – Нельзя было не заметить яда в его голосе. – Она устремилась к деньгам со скоростью реактивного снаряда. Ей было безразлично, от кого получить деньги или кому она при этом причинит боль.
А кому? Судя по горечи в его голосе и по искаженному лицу, было ясно, что он чего-то недоговаривает.
– Эта Глория… чудовище какое-то.
– О, первосортное. Я говорил, что ей только что исполнилось тридцать четыре года? – неожиданно добавил он.
– Тридцать четыре?
– Угу.
– Разве ваш дедушка не умер…
– Десять лет назад, – уточнил он. – Мой дед умер десять лет назад.
Выходит, Глория… Пейшенс наморщила лоб, делая подсчеты.
– Поняли? И теперь я навечно увяз в ее делах.
Пейшенс сделала большой глоток колы. Его откровения вызвали у нее массу вопросов, но эти вопросы она не имела права задавать – не ее это дело. Тем не менее она не удержалась:
– Ана почти ничего не говорила о своей семье… о других членах семьи помимо вас.
– Так уж получилось, что Ана и дедушка Теодор не любили друг друга. Насколько я понимаю, они не разговаривали лет сорок или пятьдесят. Все были поражены, когда она приехала на его похороны. Она заявила, что сделала это исключительно из-за уважения ко мне.
– Ну и ну. – Не разговаривать с родным братом десятилетиями? Она не могла прожить, не поговорив с Пайпер два-три дня. – У них, должно быть, была крупная ссора.
– Я тоже в этом уверен. Я как-то спросил у Аны, но все, что она сказала, – это то, что дедушка Теодор украл ее счастье.
– Каким образом? – Для Пейшенс Ана представлялась одной из самых довольных жизнью людей.
– Не могу этого понять. Помню, что мой отец как-то ворчливо произнес, что деду следовало поступить по совести и что все случившееся – его вина. Но пока Ана не захочет рассказать, что же было, мы так ничего и не узнаем.
– Бедняга ваш отец. Похоже, что он оказался между двух огней.
– Это длилось не долго. Он… – Стюарт опустил глаза в тарелку с едой. – Он и мама погибли в автокатастрофе. Мне тогда было четырнадцать.
Пейшенс охнула. Зачем она начала этот разговор!
– Сочувствую.
– Это было давно.
Время ничего не значит. Что может быть хуже того, чем когда у тебя выбивают почву из-под ног, а ты уже не знаешь, на каком ты свете, что произойдет дальше и кто тебя поддержит, если ты упадешь? На долю Стюарта выпали страдания, когда он был еще подростком, но он их пережил, выстоял и защитился от окружающих замкнутостью.
Как и она. Никого нельзя заставлять повзрослеть, пока ты к этому не готов.
И опять, словно она произнесла свои мысли вслух, Стюарт поднял голову и сказал:
– Рискну предположить, что вы повзрослели раньше, чем я.
Если бы только он знал… На долю секунды ей захотелось рассказать ему все: ей показалось, что он ее поймет. Но этот порыв тут же заглох. Он никогда ее не поймет. Они вышли из разных миров. Богатство против бедности. Чистота против грязи. Сидя здесь с ним и разговаривая о детских потерях, можно на минуту забыть об этом.
Он взял в руку бумажный стаканчик с содовой и произнес тост:
– За более радостные темы для беседы.
Пейшенс внимательно на него взглянула, ища подвоха. Но ничего, кроме искренности, в дымчато-голубых глазах не углядела.
– За более радостные темы, – повторила она. На этот раз она легко отделалась.
Но так ли? Стюарт улыбался, глядя на нее поверх края стакана, отчего у Пейшенс екнуло сердце. Она падала куда-то, где ее ожидала опасность.
– Ана сегодня показалась мне бодрее, – заметила Пейшенс. Они шли по Чарлз-стрит, возвращаясь из больницы.
– Да, – согласился Стюарт. Интересно, состояние тети связано каким-то образом с приходом Пейшенс? Он не мог не признать, что между домработницей и тетей царило полное согласие и понимание. Пейшенс была очень терпелива со старой женщиной. И нежна. То, как она подавала Ане воду, как устраивала ее поудобнее, – все говорило об искренности ее чувств. Если же это показуха, то она заслуживает премию за актерство.
Но разве он раньше не видел мастерски разыгранные роли? Он намеренно за обедом стал говорить о Глории, чтобы проверить реакцию Пейшенс, надеясь, что рассказ об охотнице за наследством заставит ее чем-то выдать себя. Вместо этого он ощутил симпатию, душевную связь…
– Вы хмуритесь, – заметила Пейшенс.
– Я думал о том, что Ана почти ничего не поела вечером.
– Она всегда ест очень мало. Вы же знаете.
Они шли и молчали. Вечер был ясный, веял ароматный ветерок, создавая почти романтическую атмосферу. Стюарт украдкой взглянул на Пейшенс. Она сложила руки на груди и, опустив глаза, смотрела себе под ноги. Но он все равно не мог не заметить волнообразные движения ее бедер. У нее это происходит бессознательно и естественно.
Пластиковый обруч, стягивающий волосы, ослаб, и пряди упали на лицо. Вот бы откинуть их, чтобы увидеть, как блестят ее глаза.
– Кажется, наступает первый летний день, – сказала Пейшенс.
– Самый длинный день в году. А вы знаете, что начиная с послезавтра каждый день становится на несколько минут короче? Не успеешь оглянуться, как день теряет две с половиной минуты. – И добавил: – Я когда-то составил диаграмму для школьной конференции, и это засело у меня в голове.
– Другими словами, вы были "ботаником", астматиком и носили очки. Неудивительно, что вы отказались от бейсбола.
– Следует уточнить, что к тому времени астма у меня уже прошла.
– Рада это слышать.
– Не все могут быть королевами на ежегодной встрече выпускников.
– Я не часто посещала школьные танцы, – помолчав, сказала она.
Еще один кусочек весьма сложного пазла. То она сексуальна и остроумна, а уже через минуту глаза у нее делаются похожими на глаза котенка – добродушно-наивные. Что с ней происходит? Он не узнал Пейшенс лучше, чем сегодня утром. Все, что он имеет, – это еще больше вопросов.
Вкупе с опасно растущей тягой к ней.