Между тем делом Освальда занимался отнюдь не Верховный Совет. Начальник Первого главного управления (ПГУ) КГБ СССР (разведка) Сахаровский доложил председателю КГБ Шелепину, что Освальд оперативного интереса не представляет. Проведенные с ним беседы (сотрудники КГБ выступали как служащие ОВИР) показали, что его военные знания не выходят за пределы учебников. КГБ не заинтересовался громогласными заявлениями Освальда о том, что он владеет важными секретами.
Поэтому 27 ноября 1959 года главы КГБ и МИД Шелепин и Громыко обратились с докладной запиской по делу "студента выпускного курса электротехнического училища Ли Гарвей Освальда" в ЦК КПСС. Там кратко излагалась суть дела, причем упоминалось, что Освальд заявил об отказе от американского гражданства 31 октября. Говорилось в записке и о попытке самоубийства. Учитывая аналогичные случаи, когда через некоторое время американцы выражали желание вернуться в США, а также то, что Освальд "недостаточно изучен", МИД и КГБ предлагали гражданства СССР пока не давать, но разрешить Освальду остаться в Советском Союзе на год, обеспечив работой и жильем. ЦК КПСС с предложением согласился, и участь Освальда была решена. В поддержку просьбы молодого американца высказался влиятельный член Президиума ЦК КПСС Анастас Микоян.
Странная фраза о том, что Освальд является "студентом электротехнического училища", возможно, решила судьбу будущего президента США Джона Кеннеди. Вероятно, сам Освальд решил немного прихвастнуть, чтобы не говорить, что у него вообще нет нормальной специальности. А возможно, такую "легенду" ему подсказали перед отъездом в СССР, чтобы русские устроили его на работу именно в этой сфере. Так и произошло. А недовольство этой работой послужило одним из главных факторов, побудивших Ли Харви Освальда вернуться в США. Ведь Освальд работать не желал вообще, он хотел учиться в институте, причем на гуманитарном факультете.
В целом можно сделать вывод, что советские власти обошлись с Освальдом очень гуманно, дав ему шанс осмотреться и уже потом определиться с гражданством и постоянным местом жительства. В СССР ему для проживания подобрали наиболее похожие по климату на Европу западные районы. Рассматривался вопрос о поселении Освальда где-нибудь в Прибалтике, но в конце концов остановились на Минске, красивом чистом городе, практически заново отстроенном после войны.
У КГБ не было в отношении Освальда никаких подозрений, но, как и полагается, с целью его изучения Второе главное управление КГБ (контрразведка) 21 декабря 1959 года завело на Освальда дело. Сам Освальд между тем безвылазно сидел в своем номере, попросив приносить ему туда даже пищу. Деньги его подходили к концу, хотя за отель он не платил (30 рублей в сутки). Римма Широкова из "Интуриста" сказала в "Метрополе", что он ждет денежный перевод из Америки. Это было правдой. Маргарита Освальд прислала сыну чек на небольшую сумму в 20 долларов (примерно 200 рублей по официальному курсу). Но в СССР чек был бесполезен, и Освальд попросил мать переслать ему по почте наличные.
26 ноября Освальд написал брату Роберту резкое письмо. В нем он предлагал брату вспомнить собственную судьбу (например, как его уволили с работы без объяснения причин). Вспоминал он и чудом не состоявшуюся войну в Индонезии. "Я хочу, чтобы ты понял: то, что я говорю сейчас, я говорю не легкомысленно или по незнанию. Я ведь, как ты знаешь, служил в армии и знаю, что такое война… В случае войны я убью любого американца, который наденет военную форму для защиты американского правительства, - любого американца". Это письмо также попало в ЦРУ, в управление контрразведки. Но и после этого ЦРУ не посчитало нужным завести на Освальда какое-либо дело.
В конце декабря Освальда вызвали в ОВИР и сообщили, что решено поселить его в Минске. Освальд явно рассчитывал на Москву и спросил: "А где это, в Сибири?". Ли был очень расстроен и даже расплакался. Но в целом он успокоился, когда его гиды из "Интуриста" заверили, что город очень хороший. Новый 1960 год Ли встречал в отеле в компании сотрудницы "Интуриста" Розы Агафоновой, которая подарила ему куклу Буратино.
Получив огромную по советским меркам субсидию Красного Креста в 5000 рублей (почти половина, правда, ушла на оплату отеля), Освальд отбыл в Минск без всякого сопровождения на поезде 7 января 1960 года. На вокзале его встретили две представительницы Красного Креста, которые отвезли Освальда в лучшую гостиницу города - "Минск". Естественно, с самого начала американца "вел" белорусский КГБ. Инструкции из Москвы предписывали осуществлять только наружное наблюдение. Прямой контакт сотрудников КГБ с Освальдом не разрешался, ни о какой вербовке речь не шла вообще. Американца следовало внимательно изучать, но так, чтобы это не мешало его повседневной жизни.
Освальд между тем впервые в жизни чувствовал себя "большим человеком". На следующий день после приезда его принял председатель Минского горисполкома и пообещал отдельную квартиру со всеми удобствами да еще и бесплатно! Он заранее извинился перед Освальдом за поведение отдельных "некультурных" людей, позволяющих себе недостойное поведение в отношении иностранцев.
9 января служба наружного наблюдения КГБ зафиксировала разговор Освальда в гостинице с переводчицей "Интуриста". Затем в районе обеда американец отправился изучать город. Зашел в мясной магазин, потом посмотрел фотовыставку, побывал в продовольственном и книжном магазинах, а также в ресторане. Уже через 45 минут Освальд вернулся в отель и больше никуда не выходил. Изучал магазины Освальд и на следующий день (он записал в своем дневнике первые впечатления от Минска: "очень красиво").
13 января Ли Харви Освальда устроили на работу слесарем-регулировщиком первого разряда на Минском радиозаводе "Горизонт". Почти сразу же Освальд познакомился с инженером Зигером, белорусским евреем, приехавшим с семьей из Аргентины в 1955 году. Зигер говорил по-английски и, как мы увидим, ему предстояло сыграть в судьбе Освальда немаловажную роль. Освальд получал на заводе 700 ("старых") рублей в месяц и еще столько же ему доплачивал Красный Крест. По советским меркам это была большая сумма, и Освальд мог жить в свое удовольствие, что он и делал. В своем дневнике Ли писал, что почти каждый день ходит с приглянувшейся ему сотрудницей "Интуриста" в кино или оперный театр: "Я живу на широкую ногу!"
Завод "Горизонт" вовсе не был секретным, как утверждали потом некоторые американские исследователи. Это был огромный комплекс зданий, где работало более 5000 человек. Освальду сначала работа регулировщика нравилась, так как была несложной. Сотрудники встретили его очень радушно. Посыпались расспросы о жизни в Америке, и Освальд явно наслаждался, что впервые в жизни оказался в центре положительного внимания. Здесь никто кроликом его не дразнил и в душ одетым не запихивал. Освальду даже предложили выступить с рассказом об Америке на митинге, но он вежливо отказался.
Языка русского, что бы там позднее не писали, Освальд первое время почти не знал. Для занятий с ним в виде партийного поручения отрядили проходившего практику на заводе молодого инженера Станислава Шушкевича, который печально прославился потом участием в беловежском сговоре. Освальд дисциплинированно приходил на уроки, но толку от них было немного, так как сам Шушкевич английским владел пассивно (то есть мог только читать).
Освальд работал в небольшом экспериментальном цехе, где собирали пробные партии телевизоров перед запуском в серию. Многие коллеги в один голос заявляют, что особого желания трудиться у Ли никогда не было. Вел он себя довольно самоуверенно, не проявлял готовности приспосабливаться к советскому образу жизни даже в мелочах. Так, например, курить в специально отведенной комнате он не хотел и предпочитал делать это прямо на рабочем месте, положив ноги на стол. Когда сотрудники помогали Ли переезжать в отдельную квартиру, тот возмущался скудостью ее обстановки (кровать, тумбочка шкаф, стол и табуретка). Рабочие в свою очередь были возмущены разборчивостью американца: они об отдельной квартире в его возрасте могли только мечтать.
А квартира эта, пусть и однокомнатная, располагалась практически в центре города в хорошем доме с прекрасным видом на реку Свислочь, на улице с характерным названием Коммунистическая. Мебель, пусть и нехитрую, Освальду купил завод. Кухня была небольшой, жилая комната тоже (15 квадратных метров). Зато с середины марта 1960 года Освальд мог позволить себе вести богатую личную жизнь.
Американец был фигурой для минских девушек весьма приметной. И рядом с домом, и на заводе ему часто кричали вслед: "Алик! Алик!". Алику такое внимание, естественно, льстило, но он никак не мог привыкнуть к тому, что за русскими девушками надо долго ухаживать. Они были отнюдь не такими легкодоступными, как японские. Алик же после знакомства часто приглашал прямо к себе домой ("послушать музыку"), а потом лез целоваться. Отказы переносил плохо. Одной знакомой даже сказал в сердцах: "Дура! Счастья своего не понимаешь!"
В апреле 1960 года Алик стал ухаживать за девушкой со своего завода Эллой Герман. Элла не поступила в институт (срезалась на белорусском языке) и работала на заводе, чтобы скоротать время до новой попытки. Освальду она понравилась из-за лилейно-белой кожи и изящества форм (Ли не любил крупных девушек). Единственным недостатком Эллы, как отметил Освальд в своем дневнике, было то, что в свои 24 года она еще была девственницей.