Важно помнить и то, что это была первая поездка русских студентов в Марбург, где ни до, ни после Ломоносова и его спутников практически не было россиян (см. Введение). Выбор Академии наук остановился на этом университете не в силу какого-либо особого качества образования в нем, да и географически Марбург был расположен относительно России дальше многих других немецких университетских городов, где уже побывали русские студенты. На самом деле, командировка трех студентов именно в Марбург определялась единственным обстоятельством: пребыванием там на профессорской кафедре с 1723 г. Христиана Вольфа.
Благодаря огромному авторитету Вольфа в научном мире, а также его интенсивным связям с Россией (где он был избран почетным членом Академии наук и получал ежегодную пенсию в 250 рублей), в Академии сочли, что он не откажется от поручения руководить учебой выходцев из России, и оказались правы. В течение всего времени пребывания в Марбурге троих русских студентов Вольф не только выступал в роли их главного наставника, но и заботливо опекал их, пользуясь своим авторитетом в университете, вызволял из многих неприятностей, а впоследствии, взял на себя посредничество в выплате их долгов. Заботу Вольфа о русских студентах, как мы увидим ниже, трудно переоценить, и в этом смысле командировка в Марбург выделялась среди остальных, поскольку, хотя и в других университетах XVIII в. у русских студентов были профессора, занимавшиеся их опекой (А. Г. Франке, И. Д. Шёпфлин, Г. Гейнзиус, А. Л. Шлёцер и др.), но даже среди них вклад Вольфа явился, пожалуй, наиболее весомым, так что звание питомцев Вольфа и Ломоносов, и Виноградов заслужили в самом буквальном смысле.
В то же время, типичными были трудности (прежде всего, нехватка денег), с которыми столкнулись русские студенты в Марбурге, и которые развивались по тому же сценарию, что и во время описанной выше командировки в Кёнигсберг. Главным источником беспокойства была сама студенческая среда Марбурга, которая по своему разгульному образу жизни ничем не отличалась от других малых немецких университетов XVII–XVIII вв., резко контрастируя при этом с тем, что русские студенты потом встретят в "элитных" университетах второй половины XVIII в. вроде Страсбурга и Гёттингена. Ничем замечательным не выделялся и общий уровень преподавания в Марбурге, заслуживший законные нарекания россиян. С другой стороны, в научной сфере всё это искупалось вкладом Вольфа, который был подлинной душой Марбургского университета в эти годы, что одновременно и объясняло, почему позднее, после отъезда Вольфа из Марбурга, состоявшегося вскоре после окончания там учебы Ломоносова, поездки русских студентов туда больше не продолжались.
X. Вольф, также как и А. Г. Франке и Г. В. Лейбниц, принадлежал к плеяде немецких ученых-просветителей, готовых приложить немало усилий ради будущего развития русской науки и образования. Первый раз на Вольфа как на важного для России партнера в этой области указал Петру I еще Лейбниц во время встречи в Бад Пирмонте в 1716 г. Уже в самом начале переписки Вольфа с Россией состоялось его приглашение на русскую службу в качестве советника Петра I "в математике и физике", которое ученый вежливо отклонил С 1722 г. Вольф являлся важнейшим корреспондентом в ходе обсуждения подготовки к открытию Петербургской академии наук. Петр хотел видеть знаменитого немецкого ученого в роли вице-президента Академии, а посредником на переговорах выступал Л. Л. Блюментрост - бывший ученик Вольфа. Однако даже в тяжелое для философа время, когда обострились его отношения с теологами в Галле, и Вольф в конце концов вынужден был покинуть Пруссию, он все равно не решился переехать в Петербург. Дело в том, что Вольф ощущал себя прежде всего университетским профессором, и его философские построения нельзя воспринимать отдельно от той студенческой аудитории, к которой он обращался: в Петербурге же, как, вероятно, понимал ученый, у него не было бы такого количества заинтересованных слушателей и возможностей для активного преподавания, к которым он привык в Германии. Кроме того, не до конца был уверен Вольф и в добром расположении русских властей, особенно церковных, опасаясь и здесь происков со стороны пиетистов.
Но и вне России Вольф принес ей огромную пользу, особенно в 1724–1725 гг., непосредственно при формировании корпуса петербургских академиков. Целью Вольфа было придать Академии наук такой состав и научную организацию, которая не уступала бы ведущим ученым обществам Европы, приспособив ее, однако, к деятельности в России. Поэтому он, во-первых, в своих письмах Блюментросту делал предложения по устройству и содержанию работы Академии и, во-вторых, выдвигал имена ученых, подходивших на роль ее членов по своим научным заслугам и соответствующим предметным областям знаний. Кандидатуры Вольфа покрывали всю университетскую Германию, что свидетельствовало об огромной широте его связей в ученом мире. Найдя требуемых людей, Вольф часто сам старался убедить их принять приглашение и переселиться в Петербург. Именно через его посредничество в Россию приехали физики братья Даниил и Николай Бернулли (за которыми затем последовал Леонард Эйлер), а также ученик Вольфа, философ Бильфингер, математик Герман, анатом Дювернуа.
По советам Вольфа в первоначальной научной структуре Академии широко были представлены естественные науки, понимаемые им в неразрывной связи с физикой: механика, геометрия, химия, анатомия и астрономия . Из этого ряда вытекает, что Вольф представлял себе Академию в русле ее Парижского прообраза, т. е. как ученое общество, ведущее естественнонаучные исследования, и только позднее по желанию Петра к ним были добавлены история и риторика.
В то же время Вольф в письмах высказывал сомнения в целесообразности такого развития науки в России, которое бы начиналось с основания Академии. Предпочтительнее ему казалось сперва открыть университет, который "полезнее для страны". Как видим, Вольфа не только и не столько волновал вопрос о развитии наук как таковых в Петербурге, что было бы естественно для европейского ученого, сколько о том, чтобы эти науки приносили ощутимые плоды для России, и, таким образом, вопрос о "государственной пользе" при основании Петербургской академии наук оставался главным. По мнению Вольфа, университеты в этом смысле превосходят академии, поскольку первые занимаются просвещением всей страны, а последние являются лишь учреждениями для немногих ученых. Однако если в стране окрепнет университет, то "через несколько лет" следует ожидать расцвета и Академии наук.
Развивая свои мысли о необходимости укрепления высшего образования в России, Вольф еще в 1720-е гг. высказывал желание обучать в Галле преподавателей для России и даже написать учебные книги по математике, предназначенные для лекций в Петербурге. Поэтому предложение по обучению трех русских студентов, с которым к нему обратились из Петербурга в 1736 г., было, можно сказать, отчасти вызвано его собственной инициативой.