Но теперь я легко видела, что творится в их сознании. Филипп де Коммин жалел меня самую чуточку, больше развлекался. А шут был готов отдать за меня жизнь! Не просто отдать, а по капле расстаться с ней в самых страшных пытках! Бедный, бедный шут! Я даже не знаю твоего имени. И нет в моих чувствах уголка для тебя. Какие уголки, когда на поле Избранник?
В последнем бою сошлись победители предыдущих поединков — Избранник и барон Люмэн. Его еще называли Кровавым Бароном за свирепую приверженность к дракам и сражениям. Поговаривали, что, когда Люмэн не занят у герцога, он промышляет в лесу с бандой разбойников — так велика его тяга к насилию и кровавым расправам.
Оба рыцаря устали, но барон, привыкший к ратным нагрузкам, держался тверже, чем Избранник, на стороне которого была только молодость. Противники отъехали на требуемое для боя расстояние. Избранник пригнулся к луке и посмотрел на меня. Я незаметно махнула ему платком. Когда всадники на полном скаку сошлись на середине площадки, ни один из них не промазал — удары пик попали в защищенные латами груди, и оба рыцаря свалились с коней. Несколько минут они лежали на земле неподвижно. Первым очнулся барон Люмэн и стал медленно подниматься, потом зашевелился Избранник.
— Пусть продолжают, — распорядился герцог.
Противники не нуждались в подталкивании и взялись за мечи, когда стали на ноги. Некоторое время они кружили друг против друга, собирая силы. Затем последовало несколько взаимных выпадов, удачно отраженных. Но вот Люмэн сделал обманное движение, и Избранник отреагировал на него. В ту же секунду на его голову обрушился сокрушительный удар меча. Шлем раскололся, Избранник рухнул на одно колено. Голова не пострадала, лишь прядь волос и кончик уха снес вражеский меч, из раны брызнула кровь.
Я не выдержала. Вскочила со своего места и закричала:
— Нет! Адам!
Имя, которое я невольно выкрикнула, прозвучало как боевой клич «Вперед!» на чужом языке. Поддавшись порыву, я не только заорала в голос, но мысленно выстрелила в Избранника. Мой призыв с силой футбольного мяча, пущенного со штрафного по пустым воротам, ударил в мозг Избранника. Он в изумлении повернул ко мне лицо.
Пусть простит меня за сравнение его головы с пустыми воротами. Хотя аналогия весьма точная, надо признать.
— Графиня, вы ведете себя неблагоразумно, — сказала жена герцога, — пожалуйста, сядьте и постарайтесь не демонстрировать своих симпатий.
Но я не слушала ее.
«Ты будешь валяться здесь побежденным, а я носись за тобой по векам и столетиям! У монголов Чингисхана, в арабском гареме, в африканском племени — все будет одно и то же!» — эта чужая, злая мысль вонзилась стрелой в сознание Избранника. Он ничего не понял и видел только, что красавица графиня, нарушая все мыслимые приличия, машет ему яростно платком.
— А-а-а! — радостно зарычал Избранник, вскакивая.
Он собрал все силы и обрушился на противника. Оторопевший Люмэн не ожидал выпада, не сумел вовремя защититься, и меч Избранника поверг его на землю в глубоком обмороке.
Ребячливо гордый, усталый, перепачканный грязью и кровью, Избранник приковылял к нашему шатру.
— Рукав, графиня! — приказал мне герцог.
По обычаю мы носили платья с отстегивающимися рукавами, чтобы дарить их рыцарю, которому оказывалось благоволение.
Медленно, словно нехотя, я сдернула рукав верхнего платья и швырнула Избраннику. Он прижал тряпку к губам. А потом я вдруг сорвала второй рукав и бросила шуту. Никто не заметил моей вольности, как и удивительного озарения на лице шута. На секунду шут стал прекрасен и божественно красив. Он будет носить на груди кусочек моего платья сложенным, упакованным в амулет, до смерти.